Спиной чувствуя взгляд Саидназара, он думал, что тот ненавидит его — за то, что он, Анвар, перестал быть слугой, перестал служить  и м. О н и  позволяли ему не умереть с голода — но  о н и  не хотят, чтобы он сам распоряжался своей жизнью.

Третьей жертвой был отец Таманно.

Но почему?! — едва не закричал Анвар, когда увидел погребальные носилки и залитое слезами, покрытое царапинами лицо любимой. Ведь ее отец был тихий, добрый человек, занятый своим скудным хозяйством и воспитанием единственной дочери, в которой не чаял души. Не пощадить его?! Поднять на него руку?!

В полночь они вошли в село и, разделившись на две группы, ворвались в несколько самых бедных домов. Двое дехкан — скорее всего дрогнув перед угрозами — согласились вступить в ряды  в о и н с т в а  и с л а м а  и немедля отправиться на битву с неверными. Трое других — в их числе отец Таманно — отказались наотрез. Тогда их вывели во двор и задушили рукоятками плеток.

По сей день звучат в ушах Анвара горестные вопли Таманно и ее матери. Но если тогда, глотая слезы, он с ненавистью к убийцам и мучительной жалостью и нежностью к любимой спрашивал себя, отчего так беспощадно небо и почему посылает оно свои сокрушительные удары лишь на головы беззащитных и бедных? — то теперь, пять лет спустя, он твердо знал, что в земных несправедливостях небеса невиновны. Люди с черными душами и черными делами — вот источник зла, насилия и обмана.

Миновав еще один поворот, всадники ехали теперь в незначительном отдалении от реки. Ливень не прекращался. Будто лев, оказавшийся в западне, грозно рычал гром, и вслед ему сверкала молния. Но Анвар уже как бы не замечал ни дождя, ни грома, ни молний — он вызывал в памяти образ Таманно, и она послушно являлась ему: смеющейся и плачущей, беззаботным ребенком и девочкой-подростком… Снова возникал на мгновение тот горестный день — но сразу же вслед ему наплывала череда воспоминаний об их детских играх.

Вдыхая запахи дождя, молодой весенней поросли, Анвар с трепетом думал, что скоро увидит Таманно — ту самую Таманно, которая была некогда веселой, шаловливой девочкой, а ныне стала девушкой, по его глубочайшему убеждению, не имеющей себе равных в красоте и добром нраве.

В детстве им особенно нравилась игра, таинственно называвшаяся «зогобу». Анвар и сейчас не мог сказать, что означает это слово. А тогда, разумеется, и вовсе не ломал себе голову над его смыслом. Но, едва заслышав, как ребятишки на улице начинают кричать: «Зогобу! Зогобу!», во всю прыть мчался к ним, поднимая пыль босыми пятками. И как смеялась Таманно, как радовалась она нехитрой забаве! И как усердно созывала всех в круг — играть в  з о г о б у.

Для начала полагалось выбрать ведущего, для чего у мальчишек и девчонок имелся надежнейший способ — считалка.

Очень часто ведущим выпадало быть Анвару, и он, раскрыв ладонь, требовал от остальных, чтобы они положили на нее указательный палец правой руки. Пять или шесть пальчиков оказывались на его ладони, после чего Анвар пел:

Кончалась песенка, Анвар сжимал ладонь, а ребята с воплем стремительно отдергивали свои пальцы. Но уж если кто-нибудь медлил и ведущий успевал его схватить, то все со смехом обступали неудачника. И глядя на Таманно — если, конечно, ему удавалось поймать ее пальчик, — Анвар говорил:

— Таманно!

— Я здесь! — отвечала она.

— Ты откуда?

— Из Хоруна.

— С чем пришла?

— Хлеба детям принесла.

— Таманно!

— Слушаю!

— Когда пришла?

— Поздно вечером вчера.

— Что с собой ты принесла?

— Хны мешок приволокла!

— Что ты будешь делать с хной?

— Отнесу к себе домой!

— Таманно!

— Да!

— Кого любишь, выбирай: ворона или шмеля?

— Ворона!

И стоило Таманно определить свой выбор, как все тотчас складывали пальцы правой руки в клюв и, каркая, начинали ее «клевать». Она тем временем старалась поймать кого-нибудь из нападавших, и если ей удавалось схватить, к примеру, Мурода, то в этом случае наступал его черед отвечать на вопросы и выбирать между козленком с кудрявыми ножками и петушком с перьями на лапках.

— Козленок! — кричал Мурод, и тогда все, приставив пальцы ко лбу и тем самым изображая козлика с рожками, принимались дружно «бодать» его, а он со смехом пытался схватить какого-нибудь нерасторопного забияку — с тем чтобы игра началась сызнова.

Так уж получалось, что Анвар старался держаться рядом с Таманно, а девочка чувствовала себя спокойней, когда он был рядом. Признав в Анваре всемогущего защитника, она даже жаловалась ему иногда на какого-нибудь обидчика-мальчишку. Горе было тому! Жестокую трепку задавал ему Анвар и заставлял клясться, что никогда больше он не дотронется до Таманно и пальцем.

Так протекало их детство. И сейчас, вспоминая его, Анвар с грустной улыбкой думал, что все это похоже на сон… Открыл глаза — и в мгновение ока переступил черту, отделяющую мир грез от суровой действительности. Но откуда же тогда эти трогательные песенки? Одну из них они обязательно напевали, расходясь по домам:

Откуда это сильное, стойкое ощущение счастья, которое, несмотря на все невзгоды, ярким светом светит из той далекой поры? Много лет прошло, оба они повзрослели. Но странно: долгими ночами мечтая о Таманно, Анвар терялся при встречах с ней — такой ослепительной казалась ему ее красота. И лишь мягкое сияние ее глубоких, чистых черных глаз говорило ему, что, как и в детстве, она ждет, когда он подойдет к ней и возьмет за руку.

А на улицах Нилу вместо Анвара, Таманно и их ровесников другие мальчишки и девчонки пели:

Пели, смеялись, ловили друг друга, были счастливы и пока еще не подозревали, что западня жизни у них еще впереди.

Дождь лил по-прежнему. Кони устали, однако, чувствуя нетерпение своих всадников, шли споро, не сбиваясь, упорно тянули нить дороги. Гнедой Анвара, будто укачивая хозяина в седле, как бы давал ему возможность еще глубже погрузиться в свои горькие и счастливые воспоминания.

— Дизак! — громко и радостно крикнул Саид.

Анвар поднял голову. Впереди, в иссеченном ливнем пространстве, неясно виднелось село Дизак. Видны были его протянувшиеся до самого склона дома, полуразрушенная крепость на холме, арчовник, убегающий влево Кофрун и поодаль от него — высокая гора Манор, на вершинах которой местами лежал снег.