— Вы будете разочарованы,— сказал он.— Пианист из меня весьма посредственный.

— А мне почему-то кажется, что вы хорошо играете,— возразила Линда.

— Сейчас вы убедитесь, что заблуждаетесь.

Девушка казалась взволнованной, а голос Стентона звучал спокойно. За эти дни у Нильса сложилось впечат­ление, что Стентон вообще по натуре человек флегматич­ный; прежде, у Крэга, он казался более живым.

— Что вам сыграть?

— Посмотрим.— Раздался шелест бумаги — Линда перебирала кипу старых нот, которые валялись, на пианино. Для чего они там лежали — непонятно, так же как неясно было для чего стояло само пианино, ведь из постоянных обитателей дома никто на нем не играл.— Вот это. Или нет, лучше это.

— Не надо,— вдруг сказал Стентон странно изменившимся, напряженным голосом.

— Что не надо?

— Оставьте ноты.

Последовала минута тишины, потом зазвучала музыка.

«Что он играет?»—силился определить Нильс и не мог.

Чарующие, нежные звуки... Это было словно объясне­ние в любви. У Нильса возникло чувство, что, слушая эту игру, он как будто присутствует при чужом интимном разговоре. Он тихо отступил назад и пошел прочь. Эта музыка была предназначена не для него. Однако перед тем как уйти, Нильс, не удержавшись, бросил взгляд внутрь: Стентон сидел спиной к двери, и он увидел лишь его затылок, Линда стояла, облокотившись о пианино, и смотрела на Стентона с нежной и чуточку растерянной улыбкой.

Выйдя из дома, Нильс обнаружил, что был не единственным посторонним слушателем игры Стентона: напротив открытых окон комнаты, за стволом старого дуба, стояла Алиса. Маленькие руки ее были сжаты в кулачки, рот полуоткрыт, а на лице застыло выражение величайшей муки.

«Лучше б это несчастное создание вовсе ничего не понимало,— с жалостью подумал Нильс, отступая в зарос­ли боярышника,— Наверно, она сейчас думает, что никто и никогда не будет так играть для нее. Все же что он играет? Неужели импровизация? Может, он не флегматик, как я думал, а просто очень застенчив? До сих пор назы­вает Линду «мисс Бэнвилл», хотя любому видно, что она ему нравится».

Когда Нильс вошел в гостиную, Дэн все еще писал письма.    

— Все при деле, кроме меня,— констатировал Нильс.

— Я уже закончил,— сказал Дэн, складывая листы почтовой бумаги.— Сыграем в шахматы?

— Можно.— Нильс открыл доску, расставил фигуры и, взяв черную и белую пешки, завел руки за спину. — Которая?

— Правая.

Нильс разжал кулак: черная. Повернув доску белыми за свою сторону, он сделал первый ход. Для шахмат Нильс был чересчур непоседлив, играл плохо и обычно всем проигрывал. На сей раз ему, однако, повезло. Собственный выигрыш сильно удивил его, и перед тем как объявить мат, он долго разглядывал позицию на доске, опасаясь подвоха. Оба Диллона были сильными шахматистами. Если противником Нильса были Питер или Линда (Стентон в шахматы не играл и на устраиваемых турнирах присутствовал в качестве зрителя), он в начале игры тешил себя надеждой на победу, с Диллонами же заранее был готов к проигрышу, поэтому неожиданный успех поверг его в величайшее изумление.

— Кажется, я выиграл,— неуверенно сказал он.

Дэн хмуро взирал на доску.

— Как это я прозевал,— пробормотал он.

— Не все вам выигрывать, а мне проигрывать, — засмеялся Нильс.

Играть дальше он отказался, резонно полагая, что дважды подряд такого везения не бывает, и направился к себе.

— Пит, что ты делаешь? — спросил он, заглянув к приятелю через их общую дверь.       

Комната была пуста, однако едва Нильс повернул обратно, как из коридора появился Питер и озадачил его вопросом:

— У, тебя случайно нет бинта?

— Какого бинта?

— Обыкновенного, чтобы руку перевязать. Перед обе­дом я порезался.   

Питер отогнул манжету рубашки и сумрачно воззрился на обмотанный вокруг запястья платок, на котором проступила кровь.

— У меня бинта нет, но я спрошу у кого-нибудь.

— Не надо,— остановил его Питер, — лучше завяжи другим платком.

— Из платка настоящая повязка не получится, подо­жди, поищу бинт.

— Сказал, не надо! Если узнают, что у меня порезана рука, все подумают, что кровь на столе моя. Будут считать, что я порезался, когда втыкал кинжал.

Нильс присвистнул.

— Вот это да! А я и не подумал! Садись, сейчас что-нибудь сделаю.

Он достал пару чистых носовых платков, а Питер из­влек из кармана брюк пузырек с йодом.

— На кухне нашел,— пояснил он.— Там никого не было.

Нильс помазал довольно глубокий порез и начал старательно, но неумело накладывать повязку.

— Как ты умудрился так здорово порезаться?

— Нож соскочил, когда я резал яблоко.

— А почему ты сразу не сказал?

— Когда сразу? Это как раз перед обедом было. Я кое-как приладил платок, чтобы кровь не капала, и пошел в столовую. Думал застать там мисс Хендрон или мисс Прайс и попросить йод и бинт, но там был один Стентон. Потом сразу за мной вошла мисс Прайс и не успел я рот раскрыть, как она увидела пятно на столе и закричала. Сам-то я до этого на стол не смотрел. Тогда я решил, что мне лучше помалкивать, и думал только о том, как бы платок не промок.

— Слушай, Пит, когда ты вошел в столовую, что делал Стентон?

— Ничего. Стоял и смотрел в окно.

— К столу спиной?

— Да, а что? Ты думаешь, он заметил пятно и кинжал раньше, чем мисс Прайс?.

— Нет... Если ты ничего не заметил, то и он мог не обратить внимания.

— А если он все же заметил и промолчал... В этом есть смысл только в том случае, если он это и сделал, что совсем нелепо. Стентон уже не в том возрасте, когда развлекаются подобным образом.

Разговор был прерван стуком в дверь.

— Войдите,— сказал Нильс, в то время как Питер то­ропливо натягивал пиджак: повязка получилась довольно неуклюжей и скрыть ее под рубашкой было невозможно.

Дверь открылась, и на пороге показался Майкл.

— А, вы оба здесь,— сказал он, не входя в комнату,— а я думал...  

Он не закончил, смущенно улыбнулся, пробормотал извинение и вышел.

— Что это с ним? — удивленно спросил Питер.

Нильс в ответ лишь недоуменно пожал плечами.

Когда приятели вошли в гостиную, взволнованный Майкл что-то быстро и тихо говорил Дэну. Дэн выслушал брата с явным недоверием и насмешливо сказал:

— Майкл рассказывает страшные истории. Разыгры­вает нас, а потом сам же будет смеяться.

Однако Майкл мало походил на человека, который собирается смеяться.

— Говорю тебе, я ничего не выдумываю. Когда вернется тетя, спроси у нее, если не веришь.

— О чем вы спорите? — спросил Нильс, усаживаясь в кресло-качалку.

— Он утверждает,— Дэн кивнул на брата,— что за ним кто-то следил.

— Майкл, расскажите нам по порядку,— попросил Питер.

— Сначала я хотел бы узнать, где Стентон.

— Здесь, наверное,— сказал Питер.— А какое это имеет значение?

— Стентон недавно точно был здесь,— заявил Нильс.— Я его видел, он играл на пианино для Линды.

— Нильс подтвердит, что я тоже сидел тут,— заметил Дэн,— а то ты, чего доброго, заподозришь, что это я под­шутил над тобой.

— Тогда я вовсе ничего не понимаю,— нервно сказал Майкл.— До сих пор я все же думал, что это был кто-то из нашей компании. Дело в том, что, когда мы с тетей шли через развалины, следом за нами кто-то крался.

— Почему именно крался? — спросил Нильс, раска­чиваясь в кресле.— Может, просто кто-то шел рядом, там же столько тропинок, а из-за кустарника и камней в двух шагах ничего не видно.

— Нет, просто идут совсем по-другому. Солнце светило вовсю, и, если б он не прятался, я непременно хоть раз увидел бы его. И еще: когда мы два раза останавливались, он тоже останавливался. И шел за нами очень тихо, шагов было не слышно, только иногда ветка хрустнет или камеш­ки осыпятся.

— Собака за вами увязалась, и все дела,— сказал Дэн.

— Это был человек.— Майкл упрямо сдвинул брови.— Не могу точно выразить свое ощущение, но я абсолютно уверен, что за нами шел человек. Один раз я даже слышал его дыхание... У стены, которая начинается у красного камня. Мы были по одну сторону, а он по другую.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: