— Кейн, вы опять положили какую-нибудь книгу в неподобающее место?

— Что вы, мистер Бэрридж! Я всего лишь взял в свою комнату рукопись, сказал Кейн, и его чертики неистово запрыгали.

«Рукопись! Бедный Барнет», — подумал Бэрридж, а вслух сказал:

— Что бы ни утверждал мистер Барнет, вы человек наблюдательный и с памятью у вас тоже все в порядке.

— Когда видишь человека каждый день, поневоле заметишь, какой он, — сказал Кейн уже серьезно. Нас в доме мало, и мы все друг друга хорошо знаем.

«А может, и не очень хорошо, — подумал Бэрридж. — Может очень даже плохо».

В воскресенье Джек исчез очень рано. От замка до шоссе напрямик было мили полторы. Все решили, что ему стыдно за вчерашнюю выходку и он пораньше ушел из дома, рассчитывая добраться до города на попутной машине, чтобы за завтраком ни с кем не встречаться. К полудню в доме остались лишь Алиса и Трэверс. Кейн уехал сразу после завтрака, вслед за ним доктор тоже уселся за руль своей старенькой машины, с которой ни за что не желал расстаться, и укатил на дальние фермы.

Кейн вернулся вечером чем-то сильно озабоченный и подавленный.

— Мне сегодня звонили? — спросил он дворецкого.

— Нет, сэр.

— А телеграммы не было?

— Нет, кроме утренней почты, сегодня ничего больше не приносили. Утром вам было письмо. Да ведь вы сами взяли его, сэр, — сказал Уилсону в чьи обязанности входило по утрам принимать почту и перед завтраком разносить ее адресатам; в промежутке между этими двумя моментами почта лежала в нижнем холле, и если кто-то вставал рано, то, проходя мимо, забирал свои письма и газеты сам.

Кейн сказал, что, уже поужинал, поднялся к себе и больше не показывался. Джека все не было. Вероятно, он намеревался пропустить и ужин. Его место за столом оставалось пустым и на следующее утро.

— Он вообще вернулся? — спросил доктор.

— Да, сэр, — ответил Уилсон. — Очень поздно вечером, я уже запирал двери. В холле было темновато, и он проскочил мимо меня очень быстро, но, по-моему, у него на лице была кровь.

— Джеймс, поднимитесь и спросите, будет ли он завтракать, — распорядился Траверс.

— Сэр, комната заперта изнутри, и он не отвечает, — вскоре доложил дворецкий.

Трэверс встал из-за стола и пошел к комнате Джека сам. Дверь была заперта. Он постучал — никакого отклика.

— Картмел, откройте! — Он постучал снова, громче. — Откройте!

— Сейчас, — приглушенно раздалось из-за двери. Щелкнул замок. На пороге стоял Джек, босиком, в одной пижаме. Шторы были опущены, и в комнате царил полумрак. — Можно мне сегодня не вставать? — тихо сказал он. — Я плохо себя чувствую.

— Вы больны?

— Вчера я споткнулся в парке и ушибся. Там было темно…

— Хорошо, лежите. Завтрак вам принесут сюда.

Узнав, что Джек сильно ушибся, доктор Уэйн после завтрака направился к нему, однако юноша заявил, что врач ему не нужен. Решив, что Джек отказывается от его помощи, стыдясь своего позавчерашнего поведения, доктор стал настаивать и добился своего. Во время осмотра он то и дело в недоумении поправлял свои круглые очки, а затем зашел к Трэверсу.

— Знаете, Гордон, какая получается история: Джек утверждает, будто упал, но на самом деле его избили, причем довольно сильно. Сначала он упорно отказывался от моих услуг, но я думал, что ему просто стыдно за позавчерашнее, и в конце концов заставил его раздеться. Его били, это абсолютно точно, ни о каком падении тут и речи быть не может.

— Значит, вчера в городе он попал в драку.

— Да-а, — нерешительно, протянул доктор Уэйн, — Попал в драку… Только вот что странно: руки у него совершенно целы. После хорошей драки на кистях обычно остаются следы, а у него ничего… Или его держали, или он сам решил, что лучше не сопротивляться. Поговорите с ним, Гордон! Почему он лжет, будто упал?

— Сомневаюсь, что он скажет мне правду.

— Если он кому-то и скажет правду, то в первую очередь вам. Все зависит от того, какова эта правда.

— На что вы намекаете?

Доктор тяжело вздохнул, словно готовясь исполнить тягостный долг.

— Гордон, вам этот мальчик нравится, и потому вы готовы защищать его. Мне он тоже симпатичен, но порой ставит меня в тупик. Не только сегодня… Он вообще какой-то странный, и мы о нем ничего не знаем. Или вы знаете?

— Нет. Вы считаете, что мне следовало детально выяснить его биографию?

— Не иронизируйте. Может, мальчик попал в плохую компанию. Прежние приятели… что-то не поделили, вспыхнула ссора, и они его избили.

— Допустим, что так. Чего вы от меня хотите: чтобы я выставил его вон или занялся его воспитанием?

В тех редких случаях, когда доктор Уэйн сердился, он становился похожим на взъерошенную сову, чему немало способствовали круглые очки в металлической оправе.

— От вашего воспитания никакого толку все равно не будет, — отрезал он и направился к двери.

— Доктор Уэйн! — Трэверс нагнал его и тронул за локоть. — Вы сердитесь, потому что не знаете, что делать, но ведь я тоже не знаю.

Доктор остановился, потом сконфуженно улыбнулся.

— Гордон, ваша ирония вечно сбивает меня с толку. Так что же мы будем делать?

— Ничего, — ответил Трэверс. — Самое лучшее, что мы можем сейчас сделать, это оставить его в покое. Если он захочет сказать правду, то скажет ее сам, а если не захочет, то бесполезно и спрашивать.

Джек встал на третий день. Поведение его сильно изменилось. Он никого больше не задевал, а перед Трэверсом даже извинился, но его прежняя общительность и жизнерадостность исчезли без следа. Он постоянно находился в угнетенном состоянии, избегал всех, в том числе и Трэверса, и целыми днями сидел в библиотеке или в своей комнате.

— Вы что-то совсем скисли, Джек, — сказал ему Трэверс. — Нельзя все время сидеть в четырех стенах. Поедемте со мной на озеро. На машине, — уточнил он, чтобы Джек не подумал, будто его приглашают поехать верхом. — Вода теплая, можно искупаться.

Джек купаться отказался и остался на берегу. Когда Трэверс поплыл к противоположному берегу, он лег на спину, раскинув руки, и стал смотреть на мелкие облака, похожие на стадо веселых курчавых барашков, наперегонки бегущих по лугу. Медленно жуя травинку, он старался ни о чем не думать. Слабый ветер трепал его волосы, приятно обдувал лицо. Лежать бы так и лежать… Озеро, окаймленное на дальнем берегу лесом, а с этой стороны лугами, было похоже на голубой лоскуток, затерявшийся среди бескрайней зелени. Хорошо бы и ему где-нибудь затеряться…

— Вы совсем не будете купаться? — спросил Трэверс, выйдя из воды. — Вода прогрелась даже на глубине.

— Я плохо плаваю, — нехотя сказал Джек и перевернулся на живот, уткнувшись лицом в густую траву.

Одевшись, Трэверс сел рядом с ним.

— Джек, я могу вам чем-нибудь помочь? — спросил он через некоторое время.

Джек судорожным движением оторвался от земли и сел.

— О чем вы, сэр?

Трэверс подождал, не скажет ли он что-нибудь еще, потом встал.

— Раз вы все равно не купаетесь, едем обратно.

Когда они вернулись, к Трэверсу подошел Кейн.

— Сэр, не могли бы вы отпустить меня на два дня? Я получил телеграмму, что моя тетя при смерти, и мне надо быть там.

— Да, конечно. Постарайтесь к воскресенью вернуться: приедет мистер Трентон и вы мне понадобитесь. Впрочем, если вам надо будет там задержаться, оставайтесь.

— Спасибо, сэр. В воскресенье я приеду.

Сев в машину, Кейн рванул с места с такой скоростью, что у доктора Уэйна округлились глаза.

— Сумасшедший! — воскликнул он. — В этом доме все будто помешались! Эта ваша манера ездить, Гордон. Дурной пример заразителен, раньше он так не ездил. Вас обоих нельзя подпускать к рулю!

— Но, доктор, я так больше не езжу, — защищался Трэверс, однако Уэйн одним взмахом своей руки разом отмел все возражения.

— Вы должны ему сказать, чтобы он не смел так носиться!

В хорошую погоду Трэверс перед завтраком обычно полчаса ездил верхом.