Из хаоса голосов опять выделился звенящий металлом голос вожака.
— Товарищи! Помните: мы не разбойники, мы революционеры… Зря крови не лей, врагу пощады не давай… За мной…
Затрещали двери под напором мускулистых плеч.
Вся лавина возбужденных людей выкатилась из трюма.
Первые выстрелы последовали от взвода жандармов — их смяли в момент и тут же выбросили за борт.
Лавина ринулась на верхнюю палубу и здесь встретила полную, подозрительную тишину и пустоту.
На секунду остановились. И с диким криком рассыпались по широким коридорам офицерских помещений.
Сквозь крики, стоны и одиночные выстрелы вдруг выделился четкий ритм пулемета.
Одну секунду его покрыл бешеный рев людей.
На палубу вытащили нескольких офицеров с сорванными погонами, растерзанными мундирами.
В воздухе замелькало несколько бросаемых за борт фигур в мундирах…
И сквозь весь этот шум опять выделился четкий ритм пулемета, прерываемый стонами раненых…
В проходе широкого коридора стояла эта небольшая зловещая машина и ровно делала свое разрушительное дело. На корточках, за щитом около пулемета, сидел низенький артиллерийский офицер в очках и методично вертел ручку, направляя дуло во все проходы.
Два молодых офицера были у ленты.
Вся солдатская толпа ринулась из прохода на палубу, оставив кучу убитых и раненых.
На палубе внезапно затрещали пулеметы сверху.
И свинцовый дождь начал поливать всю обезумевшую толпу с мачт транспорта.
Высокий вожак в растерзанной рубашке, залитый кровью, собрал своих смельчаков, уже значительно поредевших, и открыл отчаянную стрельбу из винтовок и револьверов по пулеметам.
Внезапно с командного мостика затрещал новый пулемет — это иностранное командование со своего поста обстреливало неприятеля, направляя всю силу огня в группу смельчаков.
Высокий вожак упал, пронизанный пулями, дрогнула кучка смельчаков…
Люди валились один за другим.
И внезапно всей возбужденной толпой овладела паника.
Бросали оружие. И бежали.
Тут выяснилась система офицерской обороны.
Соединенные усилия пулеметов загоняли всю обезумевшую толпу опять назад в трюм…
Вскоре палуба опустела… Всюду валялись трупы убитых, стонали раненые, ползали недобитые…
Тогда из своих засад вышли «победители» во главе с генералом Хвалынским.
— Мятеж подавлен! — резко крикнул генерал. — Господа офицеры, — прошу принять на себя все посты часовых…
Генерал был бледен как смерть и все его лицо дрожало мелкой дрожью.
А море было все так же спокойно и величаво…
И транспорт «Грозный» шел все тем же мерным ритмом.
Горизонт окрасился бледно–розовой полосой, и вскоре на темно–зеленую поверхность тяжелых волн выкатился первый яркий сектор восходящего солнца.
Еще несколько минут и вся темно–зеленая масса окрасилась ярко пурпурными тонами.
На палубе шла тяжелая, смрадная работа, которую выполнял весь командный состав белой армии — шла уборка трупов побежденного врага.
Это была действительно «авральная работа»…
Часа три возились «господа офицеры» младшего состава под руководством апоплексического капитана Панкратова над уборкой трупов, которые валялись по всем закоулкам обширного транспорта…
Десять пулеметов Гочкиса поработали на славу!
Вместе с трупами бросали в воду и тяжелораненых, которые не могли уже сами уползти в спасительный трюм.
— Еще возиться с этой сволочью… — коротко резюмировал капитан Панкратов.
И распорядился выдать всем «господам офицерам», принимавшим участие в этой тяжелой «авральной работе», из походного цейхгауза специальные брезентовые куртки…
Царских мундиров не хотелось пачкать этой кровью…
VII
Фокс–трот… до бесчувствия
Когда солнце высоко взошло и залило своими яркими лучами весь транспорт — все труппы были уже убраны.
И тогда появились иностранные матросы с хмурыми лицами под командой боцманов с помпами в руках… Началась основательная чистка палуб от всех кровавых пятен этой тяжелой ночи.
В трюме царило самое подавленное настроение…
Военный врач с тремя фельдшерами обходил койки с ранеными, стонущими, умирающими людьми. И спешно давал указания фельдшерам.
Те молча и угрюмо выполняли приказания.
— Примите меры антисептики, — отрывисто бросал врач, спешивший выйти из этого ада, — операции будем делать в Константинополе… Где же здесь?
И он сердито оглядел весь тесный трюм, переполненный людьми.
А наверху уже опять гремела музыка.
Румынский оркестр в десятый раз исполнял гимн «боже царя храни».
Генерал Хвалынский с целым цветником красивых дам пил шампанское.
По коридорам усиленно бегали денщики, наряженные пароходными «стюартами», и дюжинами таскали «поме–ри–сек», «креман–розе» и прочие шампанские марки.
Разливанное море. Забыты все страхи «ужасной ночи».
Дамы просят им рассказать «подробности».
Полупьяные «господа офицеры» охотно выполняют эти просьбы.
— Мы взяли их как зайцев на облаве…
— Ха! Ха! Ха!
— Особенно отличался наш многоуважаемый Валерьян Михайлович. Он поставил пулемет за углом коридора и поливал их оттуда как из лейки…
— Ха! Ха! Ха!
— Недаром он лучший инструктор по пулемету…
— Где же иностранный командный состав? Надо бы их просить…
— Представьте — отказались прийти на наш праздник. Это, — говорят они, — нас не касается…
— Ах, эти англичане! Но ведь и они стреляли?
— Ну конечно, с мостика засыпали пулями.
— Скажите… Это очень мило с их стороны… Господа! За здоровье англичан…
— Английский гимн!!
Румынские музыканты спешно ищут ноты английского гимна… Предусмотрительный дирижер захватил с собой ноты всех гимнов Антанты.
Раздаются звуки «Рулл Британия».
И немедленно на мостике у перил появляется фигура командира и двух английских морских офицеров.
И замирают в почтительной позе — рука у козырька.
А снизу несутся нестройные крики:
— Хип! Хип! Ура!
И тянутся руки с бокалами шампанского, расплескивая золотистую влагу.
Дрогнуло деревянное лицо командира. Неторопливо опускается он вниз по лесенкам к пирующей компании.
Его встречают овациями. Дамы бросают ему цветы. Несколько офицеров наперерыв кидаются к нему с бутылками шампанского.
А оркестр оголтелых румын с какой–то яростью уже играет ернический фокстрот…
Завертелись пары на вычищенной палубе. Из дальнего угла донеслось разухабистое цыганское пение и взвизгивание цыганок…
Генерал Хвалынский с красным лицом, слегка пошатываясь, подошел к английскому командиру и чокается с ним. И пьет.
Опять крики «ура»… И опять требование гимна.
Окончательно обалделые румыны уже играют какую–то мешанину из гимнов — русского и английского. Их успели также напоить.
В стороне от этой веселящейся компании стоит низенький артиллерийский офицер и сердитый доктор.
Оба трезвые.
— Вот так мы и пропили все наше дело, — тихо говорит маленький артиллерист. — Чуть что — сейчас вдребезги все напьются…Скоты!
Доктор сердито засопел носом.
— Черт знает, что за безобразие… Ведь у меня внизу полтораста раненых… Половина перемрет, пока в Константинополь приедем.
Артиллерист холодно усмехнулся.
— Нашли о чем заботиться… Пушечное мясо!
И он презрительно повел своими близорукими глазами в сильных очках.
На горизонте вырисовываются неясные силуэты берега… Как из сизого тумана выползают тонкие иглы минаретов, ослепительно–белые на густо–голубом небе.
— Константинополь… — говорит артиллерист, глядевший вдаль в сильный морской бинокль.
На транспорте оглушительно заревела и залаяла морская сирена. И в этом звуке потонуло все…
Впереди показалось дозорное судно под английским флагом — миноносец шел на полном ходу, перерезая курс «Грозному» среди белой пены моря.
Запестрели сигналы на высоких мачтах.