— Ради этой высокой цели, к которой мы должны стремиться всей душой, — сказал Румфорд, — я принес вам слово о новой религии, которую каждый землянин с восторгом примет в самые заветные уголки своего сердца.

— Границы между государствами, — сказал Румфорд, — исчезнут.

— Жажда воевать, — сказал Румфорд, — умрет.

— Вся зависть, весь страх, вся ненависть — умрут, — сказал Румфорд.

— Новая религия, — сказал Румфорд, — будет называться Церковью Бога Всебезразличного.

— Знамя этой Церкви будет голубое с золотом, — сказал Румфорд, — на знамени будут золотом по голубому фону начертаны вот какие слова: ПОЗАБОТЬТЕСЬ О ЛЮДЯХ, А ВСЕМОГУЩИЙ САМ О СЕБЕ ПОЗАБОТИТСЯ.

— Учение этой религии будет опираться на два догмата, — сказал Румфорд, — а именно: жалкие, ничтожные люди ничем не в силах порадовать Всемогущего Бога, а счастье и несчастье — вовсе не перст божий.

— Почему вы должны принять эту веру и предпочесть ее всем другим? — сказал Румфорд. — Вы должны принять ее потому, что я, основатель этой религии, могу творить чудеса, а главы других церквей — не могут. Какие чудеса я могу творить? Я могу абсолютно точно предсказать, что ждет вас в будущем.

Вслед за тем Румфорд предсказал пятьдесят событий, которым предстоит свершиться, до мельчайших подробностей.

Эти предсказания были тщательно записаны всеми присутствующими.

Стоит ли говорить, что все они, одно за другим, сбылись — до мельчайших подробностей.

— Учение новой религии поначалу может показаться слишком сложным и непостижимым, — сказал Румфорд. — Но с течением времени оно станет прекрасным и кристально ясным.

— Для начала, пока вам еще не все понятно, я расскажу вам притчу:

— Во время оно Случайность так подстроила события, что младенец по имени Малаки Констант родился самым богатым ребенком на Земле. В тот же день Случайность подстроила события так, что слепая бабуся наступила на роликовую доску на верхней площадке каменной лестницы, лошадь полицейского наступила на обезьянку шарманщика, а отпущенный под честное слово грабитель банков нашел почтовую марку стоимостью в девятьсот долларов на дне сундука у себя дома на чердаке. Я вас спрашиваю: разве Случайность — это перст божий?

Румфорд поднял кверху указательный палец, просвечивающийся, как чашечка лиможского фарфора.

— В следующее мое пришествие к вам, братья по вере, — сказал он, — я расскажу вам притчу о людях, которые думают, что творят волю своего Господа Бога, а пока, чтобы лучше понять эту притчу, постарайтесь прочесть все, что сможете достать, про испанскую инквизицию.

— В следующий раз, когда я приду к вам, — сказал Румфорд, — я принесу вам Библию, исправленную и пересмотренную, чтобы придать ей новый смысл в совереном мире. И я принесу вам «Краткую историю Марса», правдивую историю о святых, которые отдали жизнь за то, чтобы на Земле воцарилось всемирное Братство Человечества. Эта история разобьет сердце всякого человеческого существа, у которого есть еще сердце, способное разбиться.

Румфорд и его пес внезапно дематериализовались.

В космическом корабле, летящем с Марса на Меркурий, в корабле, на борту которого были Дядек и Боз, автоматический пилот-навигатор опять включил день.

Это был рассвет на исходе той ночи, когда Дядек сказал Бозу, что штука, которую Боз таскает в кармане, больше никому и никогда не причинит вреда.

Дядек спал на своей койке, сидя. Винтовка Маузера, заряженная, со взведенным курком, лежала у него на коленях.

Боз не спал. Он лежал на своей койке, напротив Дядька, у другой стенки каюты. Боз всю ночь не сомкнул глаз. И сейчас он мог, если бы захотел, обезоружить и убить Дядька.

Но Боз рассудил, что напарник нужен ему куда больше, чем средство заставлять людей делать то, что ему угодно. За эту ночь он, по правде говоря, перестал понимать, что именно ему угодно.

Не знать одиночества, не знать страха — вот что, решил Боз, самое главное в жизни. И настоящий друг, напарник тут нужнее всего на свете.

В каюте раздался странный, шелестящий звук, похожий на кашель. Это был смех. Смеялся Боз. А звучал этот смех так странно потому, что Боз никогда прежде так не смеялся — никогда не смеялся над тем, над чем смеялся сейчас.

Он смеялся над тем, как он грандиозно влип — как он всю дорогу в армии прикидывался, что отлично понимает все на свете, и что все на свете устроено отлично — лучше некуда.

Он хохотал над тем, что дал себя облапошить, как последний дурак, — бог знает кому, и бог знает зачем.

— Негодники божии, дружище, — сказал он вслух, — что это мы делаем тут, в космической глубинке? С чего это мы вырядились в эту форму? Кто этой дурацкой штуковиной управляет? Как нас угораздило влезть в эту консервную банку? С чего это нам непременно надо стрелять в кого-то, как только нас доставят на место? И с чего это ему непременно понадобится нас подстрелить? И на кой черт? — сказал Боз. — Дружище, — сказал он, — скажи ты мне, ради бога, на кой черт?

Дядек проснулся, мгновенно направил свой маузер на Боза.

Боз продолжал смеяться. Он вынул коробочку дистанционного управления из кармана и швырнул ее на пол.

— Не нужна она мне, дружище, — сказал он. — Правильно сделал, что взял да и выпотрошил ее. Она мне ни к чему.

И вдруг он заорал во весь голос:

— Ни к чему мне вся эта липовая дешевка!