В «Моем друге» (1932) Погодин решает проблему положительного героя-современника. Пьеса появилась в результате его знакомства с жизнью большого коллектива строителей горьковского автомобильного завода и его директора А. Дыбеца. В течение многих дней Погодин неотлучно находился при нем, вникал во все его дела и заботы, радовался и печалился вместе с ним, и они стали друзьями. Поэтому пьеса и получила название «Мой друг».

«Но мой герой отнюдь не фотокопия своего прообраза», — предупреждал драматург, ибо в этот образ он вложил все лучшее, что было в характерах всех его положительных героев.

В противовес бытовавшему в это время в советской драматургии штампу «стального, немигающего социального героя» Н. Погодин пишет своего Григория Гая живым, из плоти и крови. Гай — борец и романтик, строитель и мечтатель. Он ошибается и страдает, борется и побеждает.

Это чрезвычайно сложная, бесконечно талантливая натура, полная больших страстей и смелости. Создавая этот вдохновенный образ, драматург сам горел вдохновением, он любил своего героя и любовался им, он гордился своим другом, и это восхищение художника передавалось зрительному залу, придавая спектаклю романтический пафос.

Позднее ту же восторженную любовь к своему герою и авторское восхищение им, но уже возведенное в степень, драматург положит в основу изображения образа Ленина.

В «Моем друге» Гай раскрывается не только сам по себе, а всеми действующими лицами. Н. Погодин говорил: «Григорий Гай в спектакле подобен солирующему инструменту в симфоническом концерте… Пьеса построена как концерт для какого-то инструмента с оркестром… Все участники играют для главного исполнителя, а главный исполнитель играет для всего ансамбля».

Позднее этот прием драматург целиком применит в своей пьесе «Человек с ружьем» для раскрытия образа Ленина.

Как в своих очерках, так и в первых пьесах Н. Погодин в поисках положительного героя того времени обращался к образам коммунистов-руководителей, лучших людей современности, целиком устремленных в будущее, в коммунизм. Это были директора фабрик и заводов, начальники крупных строительств и передовые рабочие, то есть люди, выполнявшие самые ответственные задания партии по строительству социализма, наделенные большевистскими характерами, ленинскими чертами. Так через последовательный показ положительных героев (Бахметьев, Болдырев, Гай, Руководящее лицо) драматург шел к своему идеальному герою — В. И. Ленину. Впоследствии в своих «Автобиографических заметках» Н. Погодин очень обоснованно разделил свой творческий путь на три периода. «С «Моим другом», — писал драматург, — закончился короткий и буйный период, который можно сравнить с порой всякой счастливой молодости… Когда прошли первые вдохновения, то для настоящего мастерства не оказалось серьезного багажа знаний».

Как умный человек, Погодин понимал, что своим успехом в драматургии он в первую очередь обязан тому, что, как он говорил, «пел я новые мотивы как для театра, так и для зрителя». Понимал он также и то, что нельзя заниматься самоперепевом, ибо новое вчера становится обыденным сегодня и банальным завтра. Чтобы оставаться на уровне новых требований времени, он начинает усиленно учиться мастерству.

Искусству изображать жизнь он в первую очередь учится на горьковской драматургии, которую называл школой для драматических писателей.

В 1933 году Погодин принимает активное участие в дискуссии о советской драматургии, защищая от нападок не свои первые пьесы, а свои сложившиеся еще в журналистике эстетические убеждения, на основе которых эти пьесы были написаны.

В 1934 году, на Первом съезде писателей СССР Н. Погодин делает содоклад по драматургии. Он утверждает, что генеральной линией развития нашей драматургии должны быть современность и ее герой, выражающий ведущие тенденции своего времени, а также глубокая диалектическая взаимосвязь между формой драмы и ее жизненным наполнением…

Еще в 1933 году Н. Погодин начал работать над новой пьесой, которую думал передать А. Попову для Театра Революции. В ходе работы драматург несколько раз менял название пьесы: «Одиночество», «Степи», «Кометы» и, наконец, «После бала». Эта пьеса, законченная в 1934 году, и явилась первой пьесой второго периода. В ней Погодин уже ставит перед собой новую задачу — писать «только о людях с их страстями», а не о производственном процессе, но писать об этом в своем старом смешанном жанре, ибо он убежден, что «действительность… не укладывается в «ящички по номерам»…». В этом смысле в пьесе «После бала» стиль погодинского письма проявился особенно ярко.

Отражая жизнь, драматург обнаруживал, что в ней не бывает какого-то отдельного «жанра» в чистом виде, а все время идет чередование, смешение «жанров». Это он и перенес в свои пьесы, создавая широкую стереоскопическую панораму жизни.

Идея пьесы «После бала» возникла у Погодина случайно. Для драматурга это был период растерянности, вызванный тем, что старые темы у него уже иссякли, а для создания новых произведений не хватало мастерства. Однажды, читая газетную статью, в которой рассказывалось о молодой девушке-колхознице, разоблачившей врагов новой жизни, драматург увлекся острой конфликтностью материала и решил на его основе написать пьесу.

«В этой пьесе, — вспоминал Н. Погодин, — я ушел от моих друзей, строивших заводы… и отправился в деревню… нет, лучше сказать в колхоз. Почему? Сейчас там великолепные материалы для драматургии. В деревне окрепли, сформировались, определились невиданные люди как результат невиданного строя».

Он поехал в Коломну и там много ездил по колхозам. В одном из них познакомился с молодой девушкой-колхозницей, которая вела колхоз, не будучи его председателем. Общение с этой девушкой и помогло драматургу в создании живого образа нашей современницы. Впервые в своем творчестве роль Маши Погодин писал, исходя из актерских данных конкретного исполнителя — М. Бабановой.

В пьесе «После бала» уже многие образы были укрупнены и индивидуализированы. Это умение пригодилось Погодину при написании следующей пьесы, «Аристократы» (1934).

С группой писателей Погодин побывал на строительстве Беломорского канала и был глубоко взволнован увиденным. Новый материал захватил его, пробудив в нем огромную жажду творчества. «Что ни история, что ни биография — то тема и сюжет», — писал он. Здесь, на Беломорканале, небольшая группа чекистов и тысячи заключенных встретились как враги. И если у чекистов было одно устремление — перевоспитать этих людей, сделать их полезными для общества, то личные устремления у их «воспитанников» были слишком разными. Поэтому необычность погодинского стиля в данной пьесе объясняется необычностью драматургического материала, для которого он в каждом отдельном случае искал соответствующую именно этому содержанию форму. Своей пьесой Погодин прославил гуманизм партии и нашего общественного строя, способного «перековать», возродить к жизни и творческому труду деклассированных людей — людей, чуждых, а порою даже враждебных новому строю.

Когда в сентябре 1935 года на Третий театральный фестиваль съехались в Москву театральные деятели многих стран мира, то наибольший интерес у них вызвали «Аристократы» Н. Погодина в постановке Н. Охлопкова. Профессор Дан (США) сказал об этом спектакле: «Это самая свежая, поражающая постановка из всего показанного на фестивале. Такой спектакль нельзя увидеть нигде, кроме Москвы… «Аристократы» — это спектакль особый — поражающей новизны».

Так Погодин в своем творчестве шел от триумфа к триумфу. Репертуар театров первой половины 30-х годов был заполнен его пьесами, но драматург не собирался почивать на лаврах.

4 и 10 апреля 1935 года А. Горький дважды встречался с деятелями литературы и искусства. Непосредственным поводом для этих встреч явился вопрос о создании произведений, посвященных XX годовщине Великого Октября. Горький призывал писателей создать к юбилею такие произведения, в которых при обязательной глубине и масштабности ярко воплотилась бы тема партии и отразились революционные события 1917 года.