Российский парусный и галерный флот готовился к трудному походу против шведов.

Собираясь в поход, Петр I просил морскую коллегию повысить его в чине, дать ему звание вице-адмирала. По морской службе он числился контр-адмиралом Петром Михайловым.

Накануне отплытия в поход Петр решил зайти в Адмиралтейство[1] и узнать, есть ли ответ на его прошение.

Через обширное поле он вышел к берегу Невы посмотреть, прошел ли лед.

Весна была поздняя. Море только что освободилось ото льда. По реке плыли последние льдины.

«Пора, пора выступать», подумал Петр и зашагал от реки в обход канала. От города к Адмиралтейству он прошел по аллее — «Невской перспективе», которая тянулась мимо рощ и лужаек. В конце аллеи блестел золоченый шпиль на башне Адмиралтейства.

Огромное здание морского управления окружал крепостной вал с установленными на нем пушками. Вал был устроен на случай нападения шведов. Не раз уже они пытались проникнуть с моря по реке Неве к самому Петербургу.

Петр подошел к подъемному мосту через ров. Часовой посторонился, и Петр прошел в адмиралтейские ворота.

Позади здания Адмиралтейства была верфь[2]. Там сновали плотники, стучали топоры. На судах шипела смола, гремело железо. Заново конопатили и просмаливали все швы парусных трехмачтовых судов — фрегатов — и больших весельных лодок — галер.

Петр быстро оглядел всю верфь и нахмурился. Последняя галера, которая уже должна была быть спущена на воду, стояла еще на лесах. Плотники только начали убирать подпорки и мазать жиром киль. Но, очевидно приустав, сели на бревнах и тихо переговаривались.

Один из них, медленно жуя хлеб, говорил:

— Ныне опять к воинскому действу корабли готовим… А для чего эта война — неведомо. Одна от нее людская пагуба.

— Ой, накличешь ты, Сидорка, беду на свою голову, — сказал пожилой плотник.

— Чего накличешь? Истину говорю.

Петр, увидев сидевших, подошел к ним.

— Пошто ленитесь? Работать надо.

— Мы работаем, — сказал, ухмыляясь, парень, жевавший хлеб. — А ты, милый человек, гуляешь. Помог бы. Вишь, тяжесть-то какова!

Петр молча снял зеленый камзол и, подойдя к галере, взял топор.

Плотники, переглянувшись, встали и принялись за работу.

Сильными ударами Петр выбивал подпорки.

Петр I

В каждом ударе его была ловкость и опыт. Парень глядел на него с уважением.

— Ишь, здоров ты, чорт, — сказал он. — Ловко бьешь. Али ты сам плотником был?

— Был, — ответил Петр, вышибая клинья. — Ну что, сдвинем лодку, что ли?

Плотники обступили галеру.

— Взяли — раз! Взяли — два! — раздались дружные голоса.

Понемногу галера села килем на густо смазанные жиром бревна. Остались только поперечные балки, которые удерживали ее с обеих сторон.

Петр обошел галеру кругом, прополз под мостками и внимательно последний раз осмотрел днище и киль.

— Ладное судно, — сказал он, вылезая из-под галеры и отряхивая с себя стружки. — А вот назвать его как?.. Тебя-то как звать, отец? — повернулся он к пожилому плотнику, который работал прилежнее других.

— Фока, — ответил тот.

— Ну, добро! Так судно и назовем.

— Ишь ты, назовем… Так тебе и дадут! А ты кто таков? — спросил плотник. — Как тебя кличут?

Петр усмехнулся.

— Звать меня Петром. — И, поглядев пристально на плотника, добавил: — А вот память у тебя коротка, отец. Забываешь знакомцев. Ведь мы с тобой в Воронеже работали, лодки строили.

Старый плотник остолбенел и упал в ноги царю.

— Батюшка, не погуби! Несмышленые мы! Стар я глазами стал…

Петр поднял его.

— Негоже, отец, в ногах валяться. Ну как? Стало быть, «Фокой» назовем? Пора спускать! Пусть это судно служит на благо отечества нашего! — и он махнул рукой.

Мастеровые, дернув за веревки, оттащили поперечные балки, и галера, сперва медленно, а потом все быстрее и быстрее, заскользила по полозьям. Бревна трещали и дымились.

Галера слетела на воду, клюнула носом, подняв целое облако брызг, и, тотчас же выпрямившись, закачалась на волнах.

На берегу собралась толпа. Появление нового судна она встретила радостными криками.

Девяносто девятая галера вошла в строй русского гребного флота.

Поздравив плотников с окончанием работ, Петр направился в канцелярию Адмиралтейства.

По дороге он заглянул в большую кузницу, где выковывались якоря, блоки и железные крепления кораблей, прошел через комнаты Адмиралтейства, заваленные снастями и разным строительным лесом. Здесь жили и работали мастеровые. На стенах висели чертежи, и по ним делались детали судов. Сверив одну такую деталь с чертежом, Петр одобрительно крякнул и, подойдя к канцелярии, с силой толкнул дверь и переступил порог.

Шаутбенахт[3] Петр Михайлов

В Адмиралтействе было пусто и тихо. Шел седьмой час вечера. Сенаторы[4] давно разошлись по домам. И только за конторкой сидел секретарь, перебирая и переписывая бумаги. В тишине поскрипывало перо, как будто скреблась мышь.

— Где же сенаторы? — спросил Петр, постучав суковатой дубинкой об пол.

— Совещание окончено, — отвечал секретарь, не поднимая головы. — А что вам, сударь, надобно?

Петр подошел к конторке и сел на стул.

— А что сидишь, если совещание окончено? — спросил он, положив на стол дубинку.

Секретарь нахмурился. Он собирался резко ответить, но тут же раздумал и продолжал писать, попрежнему не глядя на посетителя.

Писарь этот был человек пожилой и стойкого нрава; на своем месте сидел давно и знал, как себя держать.

— Об этом говорить не должен, — сказал он, щелкнув пальцем по конторке, — это есть государственная тайна. Извольте отвечать. Что вам надо?

Петр набил трубку табаком, искоса разглядывая писца, и сказал примирительным тоном:

— Добро. Ну, а что решили по делу о повышении в чине контр-адмирала Петра Михайлова?

— Решение есть, — сурово ответил секретарь, попрежнему не поднимая глаз. — Будет доведено до сведения контр-адмирала.

— Я и есть контр-адмирал, то есть шаутбенахт, — сказал Петр.

Секретарь наконец взглянул на Петра и узнал в нем государя, но не растерялся, а сделался еще более важным.

— Надлежит осведомляться днем, — сказал он. — Но поскольку, — тут он как бы смягчился и умерил тон, — по долгу службы вашей затруднительно приходить в иное время, то я могу изложить вам решение.

Писарь начал торопливо перелистывать бумаги. Найдя нужную, он прочел, поглядывая на волосатые пальцы Петра, нервно постукивающие по столу:

«Сего 19 мая 1714 года адмиралтейств-коллегия, выслушав прошение шаутбенахта Петра Михайлова о повышении его в чине, положила таковую резолюцию:

Поскольку шаутбенахт Петр Михайлов заслуг не имеет, за кои ему чин вице-адмирала надлежал бы, то в прошении ему отказать впредь до того срока, когда он чем-нибудь особенным отличится. Тогда ему и будет дан чин вице-адмирала».

По мере того как секретарь читал, лицо Петра багровело.

— То ли читаешь? — резко перебил он. — Дай-ка сюда приказ!

Секретарь вспыхнул и встал.

— Господин шаутбенахт, вам непригоже кричать так. Приказ есть дело государственное. Не волен я давать его кому бы то ни было…

Петр гневно сжал в руке дубинку.

— Как ты смел мне так сказать?!

Но секретарь отвечал решительно: