Дом, из которого он сбежал, старинный деревянный особнячок, принадлежавший, по-видимому, то ли средней руки купцу или чиновнику, то ли небогатому шляхтичу, ничем не выделялся среди других на узкой улочке, чем-то напомнившей Войцеху петербургские предместья. Несмотря на дневной час, прохожих на улице было мало, и они, хоть и косились на странно одетого мужчину, босиком волочившего ноги по снегу, в чужие дела носа не совали, проходя мимо, и лишь изредка укоризненно качая головой.

«Вильно? — засомневался Войцех. — Или Ковно? В любом случае, наши, наверное, недалеко».

Летом он попытался бы определить свое местопребывание по одежде прохожих, но кожухи и тулупы здесь не слишком разнились от тех, которые носят небогатые горожане в любом другом городе. Разве что шапки…

Размышлять было сложно. В глазах темнело, заледеневшие ноги подкашивались. Войцех прислонился к забору одного из домов, пытаясь отдохнуть. Но силы таяли, и он начал сползать вниз, в пушистый свежевыпавший снег.

— Пану нужна помощь? — заботливый мужской голос звучал уже на грани забытья.

— Чертовски нужна, — шепнул Войцех и провалился в темноту.

— Вот такие боги мне нравятся! — Войцех отложил книгу и подмигнул сидящему напротив молодому серьезному мужчине с печальным умным взглядом, светлыми усами и пушистой бородкой, — если в кого и верить, то в них.

— И в чем же, по-твоему, их преимущество? — мужчина склонил голову, всем видом выражая внимание к собеседнику. — В доступности или в нетребовательности к нравственным нормам?

— С ними можно договориться, — рассмеялся Войцех, — в этом ты прав, Иоахим. Но, главное, с ними можно сразиться. И даже победить. Вот уж, поистине, бессмертная слава.

Он взял в руки книгу, дешевое издание «Эдды» в коленкоровом переплете, нежно погладил тонкими пальцами, снова положил на стол.

— Подумать только! В другое время эта книга сделала бы тебя богачом, Лелевель.

— Не преувеличивай, — пожал плечами Иоахим, — это всего лишь перевод с комментариями. Даже не с древнеисландского, а с французского и немецкого переводов. Компиляция, не более того. Но я рад, что тебе нравится. Ужинать хочешь?

— Конечно, — поспешно ответил Войцех и тут же залился стыдливым румянцем.

Его новый знакомый, хотя и жил в собственном каменном доме в Старом Городе, был небогат, а обуявший выздоравливающего Шемета волчий аппетит весьма заметно сказывался на количестве поглощаемой за обедом пищи. Впрочем, сам гостеприимный хозяин ни разу не дал ему понять, что это хоть сколько-нибудь обременительно.

За неделю, прошедшую со дня побега, Войцех многое успел передумать. И даже обсудить с новым знакомым, которого в мыслях все чаще назвал другом. Первым удивившим Шемета открытием стало его местопребывание. Зачем таинственные похитители привезли его в столицу Варшавского герцогства, он ума приложить не мог. Еще больше беспокоили Войцеха мысли о мистическом исцелении. Но, в конце концов, он пришел к выводу, что не все, не поддающееся рациональным объяснениям, иррационально. В магию и колдовство Шемет не верил, но в том, что не признаваемые наукой методы могут приносить реальные плоды, убедился еще в детстве, когда старая Янка пришепетыванием и наговорами вылечила ему бородавки, вылезшие после возни с пойманной в пруду жабой.

На него воздействовали не молитвой и заклинаниями, и, хотя ничего из известных Войцеху врачебных метод не походило на это ужасающее лечение, результат себя оправдал. Задавать вопросы было все равно некому, и Шемет решил принять это, как необъяснимый, но вполне естественный факт.

Гораздо больше его беспокоила причина, по которой за ним следили, а потом и похитили, пусть даже с благородной целью спасти ему жизнь. Голос того, кто просил за него, произнес слово «Ученик». В голове Войцеха оно связывалось с тайными масонскими ложами, еще более тайными и древними герметическими орденами, о которых он знал совсем уж мало, и прочими средневековыми историями. Все это попахивало шарлатанством и мистикой, но и политическими заговорами тоже. В последних Шемет решительно участвовать не хотел и потому с обреченным вздохом отказался от надежды выяснить, в чем дело. Главное было в том, что он обрел свободу, и терять ее более не намеревался.

Теперь, когда ему больше не угрожала опасность быть против воли втянутым в какие-то темные дела, Войцех вполне чувствовал благодарность к неизвестным спасителям. И не только за то, что был цел и невредим. Если бы не похищение, не оказаться бы ему в Варшаве, не познакомиться бы с Лелевелем. Сызмальства окруженный просвещенными и образованными людьми, блистающими умом и талантами, Шемет с первого же серьезного разговора понял, как ему повезло. Молодой ученый, серьезный и скромный, по первому впечатлению не интересующийся ничем, кроме своих древних манускриптов, не раз поражал Войцеха неожиданностью высказываний, трезвостью взглядов, неоспоримой логичностью рассуждений. Общение с ним давало возможность задуматься над вопросами, которые давно беспокоили Шемета, принять решения на будущее, сделать еще один шаг по пути свободы. И первым таким шагом стало само определение свободы, возникшее в одной из долгих дружеских бесед.

— Стало быть, свобода — это главное для тебя? — спросил тогда Лелевель. — Делай, что хочешь, вот и весь закон? А как же долг, обязательства? Это что же, неволя?

— Тот, кто делает только то, что хочет, — парировал Войцех, — зачастую раб своих желаний. Иногда свобода в том, чтобы не делать того, что хочешь, во имя чего-то большего. Или делать то, чего не хочешь. Но с одним условием.

— С каким же? — с усмешкой спросил Иоахим. Он словно знал ответ, но хотел, чтобы Войцех нашел его сам.

— Выбор остается за тобой. Свобода — это возможность выбора.

— И что же ты выберешь сейчас? — уже серьезным тоном поинтересовался Лелевель. — Для тех, кто тебя знал, ты мертв. Хорошая возможность начать все сначала, по собственному выбору.

— Возможность выбирать не исключает готовности следовать разумному совету, — усмехнулся Войцех, — съезжу домой, поговорю с отцом. Но сложа руки точно сидеть не буду.

— Намекаешь, что я должен был выбрать сторону и взять в руки оружие? — недовольно нахмурился Иоахим. — Иногда лучший выбор — это бездействие. Я не вижу той стороны, на которую готов был бы встать.

— Твое оружие — перо, друг мой, — покачал головой Войцех, — а мое — сабля. Негоже сражаться тем, чем владеешь неумело. Главное, решить за что. И тут мы в одинаковом положении, Иоахим.

— Возможно, ты прав, — вздохнул Лелевель, — но тянуть с решением не стоит. Ты когда ехать думаешь?

— Как можно скорее. Вот только не знаю, как мне добираться. Ни денег на дорогу, ни коня, ни паспорта. Война кругом. А мы даже толком не знаем, что там происходит.

— Не торопись, — Иоахим в задумчивости забарабанил пальцами по столу, — я попробую поговорить с теми, кто может знать новости не из официальных бюллетеней. И постараюсь найти способ снабдить тебя документами. Неделю потерпишь?

— Это ты меня терпишь, — рассмеялся Войцех, — спасибо, друг мой.

В первые дни, после того, как Войцех рассказал Лелевелю о всех странных перипетиях, приведших его в Варшаву, Иоахим, предпринимая все мыслимые меры предосторожности, не раз наведывался в глухую улочку, где подобрал истощенного Шемета, чтобы разведать, не ищут ли его таинственные похитители. Но те, похоже, смирились с потерей пленника, и через некоторое время Войцех решился ненадолго и днем покидать дом нового друга. Отросшую за время походов и болезни бородку он сбрил, но усы оставил свисающими до подбородка , по польскому обычаю. Серый сюртук и слегка потертый зимний плащ с плеча Иоахима изрядно преобразили Шемета, и он не слишком опасался быть узнанным. Да и узнавать его, кроме владельцев черной кареты было некому.