Выходит, как он был глупцом, так глупцом и остался. К счастью, оказалось, что еще не поздно. Его тело приняло управление на себя и сделало то, к чему он готовился. А работа не имела значения, он найдет себе другую. Он доказал свои способности. Если уж он сумел перехитрить само Око, теперь никакая работа не будет для него слишком сложной. Вот только… никто не подозревал о его возможностях. С ума сойти! Одержать такую феноменальную победу после бесконечной череды поражений и не получить заслуженного признания! Сколько людей пробовали и терпели поражение там, где ему повезло… богатых, способных, умных людей?! И все они проиграли Оку, а ставкой была жизнь. Только Сэм Клэй сдал самый важный экзамен, но не мог рассчитывать на похвалу.

— …я знала, что тебя оправдают, — говорила Би.

Клэй уставился на нее.

— Что?

— Я говорю, что рада видеть тебя на свободе, дорогой. Я знала что тебя оправдают, знала с самого начала. — Она улыбнулась ему, и он впервые заметил, что Би чем-то напоминает бульдога. Было в ее лице что-то такое… линия нижней челюсти, что ли. «Когда она стискивает зубы, — подумал он, — нижние клыки наверняка чуточку выступают вперед». Под влиянием внезапного импульса он хотел было спросить ее об этом, но решил, что лучше не надо.

— Ты правда знала?

Она сжала его ладонь. Какая все-таки уродливая эта ее нижняя челюсть. Странно, что он не замечал этого раньше. И какие маленькие глаза под тяжелыми от туши ресницами. И как холодно они смотрят.

— Пойдем куда-нибудь, где мы будем одни, — предложила Би, прижимаясь к нему. — Нам столько нужно сказать друг другу…

— Мы и так одни, — ответил Клэй, невольно возвращаясь к своим рассуждениям. — Никто на нас не смотрит. — Он взглянул вверх, на небо, и вниз, на мозаичный тротуар, глубоко вдохнул воздух и вытолкнул его из легких в медленном выдохе. — Никто, — повторил он.

— Я поставила машину рядом. Мы можем…

— Извини, Би.

— Что ты имеешь в виду?

— Я должен еще уладить несколько дел.

— Забудь ты о делах. Как ты не поймешь, что мы оба наконец-то свободны?

Клэй подумал, что, пожалуй, знает, о чем она говорит.

— Подожди минутку, — сказал он, думая о том, как бы поскорее закончить разговор. — Я убил твоего мужа, Би. Не забывай об этом.

— Тебя оправдали. Это была самооборона — так решил суд.

— Это… — он умолк, украдкой взглянул на высокую стену Дворца Справедливости и невесело улыбнулся уголком губ. Все было в порядке, никакого Ока не было. И уже никогда не будет. Никто за ним больше не следил.

— Ты не должен чувствовать себя виноватым, даже подсознательно, — решительно заявила Би. — Это не твоя вина, помни это. Ты мог убить Эндрю Вандермана только случайно, поэтому…

— Что?! Что ты имеешь в виду?

— Ну, видишь ли… Я слышала, как обвинитель пытался доказать, будто ты с самого начала планировал убить Эндрю, но ты не позволяй убедить себя в этом. Я знаю тебя, Сэм, и знала Эндрю Вандермана. Ты не сумел бы спланировать ничего подобного, а если бы и попытался, то не смог бы выполнить.

Улыбка Клэя погасла.

— Не смог бы?

— Конечно, не смог бы. — Она непреклонно смотрела на него. — Эндрю превосходил тебя во всем, и мы оба это знаем. Он был слишком хитер, чтобы обмануться в чем-то…

— …что мог бы придумать такой растяпа, как я? — закончил Клэй и прикусил губу. — Даже ты… Чего ты добиваешься? В чем хочешь меня убедить? Что мы, растяпы, должны держаться вместе?

— Идем, — сказала Би, и ее ладонь скользнула ему под руку. Клэй помялся, помрачнел, оглянулся на Дворец Справедливости и двинулся за Би к ее машине.

У инженера выдалась свободная минута, и он смог наконец изучить раннее детство Сэма Клэя. Правда, теперь это была чисто академическая проблема, но инженер любил доводить дело до конца. Он вновь выследил Клэя, запертого в шкафу в возрасте четырех лет, и воспользовался ультрафиолетом. Сэм, скорчившись, сидел в уголке и тихонько плакал, испуганно вглядываясь в самую верхнюю полку.

Что находилось на этой полке, инженер разглядеть не сумел.

Он начал быстро двигаться в прошлое, удерживая шкаф в фокусе. Шкаф часто открывали, порой Сэма Клэя запирали в нем, но верхняя полка не выдавала своей тайны, пока…

Все происходило в обратном порядке. Какая-то женщина полезла на полку, сняла некий предмет, спиной вперед прошла в спальню Сэма Клэя и подошла к стене у дверей. Это было необычно, потому что, как правило, за шкафом следил отец Сэма.

Женщина повесила на стену картину, изображающую огромное одинокое око, висящее в воздухе. Подпись внизу гласила: ТЫ МЕНЯ ВИДИШЬ, ГОСПОДИ.

Инженер стал смотреть дальше. На экране была ночь. Испуганный ребенок сидел на кровати с широко открытыми глазами. С лестницы доносились тяжелые мужские шаги. Это был отец Сэма, он шел, чтобы наказать мальчика за какую-то провинность. Лунный свет падал на стену, из-за которой доносились шаги; видно было, как стена легонько вздрагивала после каждого шага и вместе с ней вздрагивало Око на картине. Мальчик, казалось, взял себя в руки и вызывающе скривил губы в неуверенной улыбке.

На этот раз он не перестанет улыбаться, что бы ни случилось. Когда все закончится, он будет по-прежнему улыбаться, чтобы его отец увидел это, и чтобы Око увидело, и чтобы все знали, что он не сдался. Не сдался… не…

Дверь распахнулась.

Он ничего не смог с собой поделать. Улыбка угасла.

— Ну и что же его мучает? — спросил инженер.

Социопсихолог пожал плечами.

— Мне кажется, он так никогда и не вырос. Совершенно очевидно, что мальчик проходил фазу соперничества со своим отцом. Обычно дети вырастают и побеждают тем или иным способом… но только не Сэм Клэй. Подозреваю, что он очень рано приспособил для себя концепцию внешней совести, символизирующей отчасти его отца, а отчасти Бога, Око и общество… играющее роль заботливого и сурового родителя.

— Это еще не повод…

— Мы не собираемся представлять против него какие-либо доказательства, но это не значит, что ему все сойдет с рук. Сэм Клэй всегда боялся ответственности, связанной со взрослением. Он никогда не брался за дело, соответствующее его возможностям, боялся любого успеха — ведь тогда то, что символизирует Око, могло бы дать ему пинка. Он разделался бы с этой проблемой, если бы, будучи еще ребенком, хоть раз пнул своего старика под зад. Конечно, это кончилось бы небывалой взбучкой, но он по крайней мере сделал бы первый шаг к самоутверждению. Но ждал слишком долго, а потом взбунтовался, но не против того, против чего следовало бы. И это был не настоящий бунт. А теперь уже слишком поздно. Развитие его личности закончилось очень рано. Честно говоря, проблема Клэя была бы решена, если бы его покарали за убийство, но его оправдали. Если бы его осудили, он тем самым доказал бы миру, на что способен. Дать пинка под зад отцу, удержать на лице эту вызывающую улыбку, убить Эндрю Вандермана. Думаю, именно этого он и хотел все время — признания. Хотел доказать, чего он стоит, добиться, чтобы его уважали. Ему пришлось поработать, чтобы затереть за собой следы, а если он какие-то и оставил, то это было частью игры. Побеждая, он проиграл. Обычные пути бегства для него закрыты, ибо всегда какое-нибудь Око смотрит на него с высоты.

— Значит, оправдательный приговор останется в силе?

— У нас по-прежнему нет никаких улик. Обвинение проиграло это дело. Но… не думаю, чтобы Сэм Клэй выиграл его. Что-то еще произойдет. — Он вздохнул.

— Боюсь, это неизбежно. Сначала, как известно, выносится вердикт, а уж потом приговор. Вердикт Сэму Клэю был вынесен уже давно.

Сидя напротив него в баре «Парадиз», Би выглядела и прелестно, но и отталкивающе. Прелестной ее делало освещение, сумевшее затенить ее бульдожью челюсть и придать видимость красоты маленьким холодным глазкам, под густыми ресницами. Однако для него она по-прежнему выглядела отталкивающе, и с этим свет ничего не мог поделать. Он не мог подсветить мысли Сэма Клэя или подсветить его воображение.