Наследник Нерона.
- Итак, расскажите мне, что вас беспокоит.
Профессор Дуглас Эриксон, расположившийся в мягком кожаном кресле за своим рабочим столом, заставленным лабораторной посудой, неизвестными приборами и неряшливыми кипами документов, благожелательно посмотрел на посетителя поверх съехавших на самый кончик носа очков в тонкой золотой оправе.
Джонатану Томпсону, молодому человеку, приглашённому к нему на приём, было едва ли больше тридцати. При этом он выглядел старше своих лет – на висках пробивалась седина, под глазами набухли мешки, свидетельствующие о постоянном недосыпании, переносицу прорезали глубокие вертикальные морщины. Тёмные, слегка вьющиеся волосы, густые брови и прямой, с лёгкой горбинкой нос указывали, что в его венах есть толика итальянской крови.
- Всё это есть в моей истории болезни. Вы её прочитали?
Профессор перевёл взгляд на лежавшую перед ним толстую папку. Набитые внутрь бумаги едва там умещались, пластиковая обложка вздулась горбом, завязки натянулись. Казалось, ещё мгновение - они не выдержат, и листы, словно выброшенные взрывом, разлетятся по всему кабинету.
- Должен вам признаться – нет, не читал. Не думаю, что содержимое этой папки сможет хоть чем-нибудь нам помочь.
- Меня консультировали лучшие специалисты в области психиатрии, настоящие мировые светила! – в голосе молодого человека слышалась лёгкая обида.
- Тем не менее, никто из этих «светил» не смог докопаться до сути ваших проблем и помочь вам с ними справится. Иначе бы вы не оказались здесь. Разве не так?
- Так, - вынужден был признать Томпсон.
- Тогда поделитесь со мной своими проблемами. Если можно – кратко. Чем быстрее мы всё выясним, тем быстрее перейдём к делу.
Прежде чем заговорить, молодой человек машинально вытащил из кармана старинную зажигалку в тяжёлом металлическом корпусе и несколько раз звонко щёлкнул крышкой.
- Курите? – в голосе профессора Эриксона звучало неприкрытое любопытство. За последние сто лет привычка к курению стала столь редким явлением, что большинство людей за всю свою жизнь могли видеть курильщиков разве что в старинных телефильмах.
- Нет, - Томпсон с некоторым смущением опустил зажигалку обратно в карман пиджака. – Она даже не заправлена. Это в некотором роде мой талисман. Просто люблю держать её в руках, это меня успокаивает.
- Ну, если вы достаточно успокоились, то можете приступать к рассказу.
Молодой человек глубоко вздохнул и слегка нахмурился, собираясь с мыслями.
- Если говорить кратко – на протяжении нескольких последних лет меня беспокоит чувство вины. Нет, пожалуй, «беспокоит» - неверное слово. Неотвязно преследует, выматывает, ни на минуту не оставляет в покое. Я буквально раздавлен чувством вины. Я уверен, что совершил что-то ужасное, какое-то жестокое, кровавое преступление, и теперь мне не даёт покоя моя совесть. Но я даже не представляю, что это может быть. Тени воспоминаний, не складывающиеся в ясную картину. Непрекращающиеся ночные кошмары – гибель людей, кровь и огонь. Но я честно признаюсь вам: ничего преступного я никогда не совершал. Я мирный и спокойный человек. Совершить какое-то преступление и забыть о нём я тоже не мог. Я до сих пор живу с родителями, не остаюсь наедине подолгу. У меня не бывает провалов в памяти, я не пью и не принимаю наркотиков… - Томпсон перевёл дыхание и продолжил:
- Последние несколько лет я мотаюсь от клиники к клинике, от одного врача к другому. Мои лечащие врачи испробовали все средства, от новейших лекарств до гипноза. Ничего не помогает. Должен признаться, профессор, я в совершенном отчаянии.
Профессор понимающе покивал головой. Томпсон завершил свой рассказ:
- Всё закончилось тем, что крупнейшие специалисты в области психиатрии пришли к выводу, что мою болезнь излечить невозможно. И, откровенно говоря, не понимаю, чем можете помочь мне вы. Ведь вы не даже не психиатр, а генетик.
Профессор Эриксон улыбнулся и кивнул.
- На самом деле, я биохимик и нейрофизиолог. Но Нобелевскую премию я действительно получил за исследования в области генетики.
- И как всё это поможет мне избавиться от навязчивых воспоминаний? – В голосе Томпсона слышались нотки раздражения.
- Мне кажется, в вашем случае от генетики и биохимии будет больше проку, чем от психоанализа.
Томпсон недоверчиво поёрзал в кресле.
- Но ведь вы сказали, что даже не заглянули в мою историю болезни?
- Я уже говорил вам – там нет никакой полезной для нас информации. Мне вполне достаточно вашего рассказа.
- Но я говорил меньше минуты! И вы не будете задавать никаких вопросов? Были ли у меня в роду сумасшедшие? Пьянствует ли мой отец? Подвергался ли я в детстве сексуальному насилию?
Профессор улыбнулся и покачал головой.
- Оставим эти глупости психиатрам, которые пытаются лечить последствия, не понимая их причин. Рассматривать разум человека и его психику в отрыве от биохимических процессов, протекающих в человеческом мозге – глупо и нелепо. Психиатрия, по сути своей, является лженаукой. С вашей психикой всё в порядке.
- Но… - Томпсон пытался что-то сказать, но Эриксон решительным жестом отмёл возможные возражения.
- Повторяю, с вашей психикой всё в порядке. Начнём с того, что эти смутные воспоминания, заставляющие вас испытывать мучительное чувство вины – совсем не ваши воспоминания.
Молодой человек был заметно удивлён этими словами.
- Не мои? Тогда чьи же? И откуда они взялись? Как оказались в моей голове?
- Подождите с вопросами. Я вам всё объясню. Это – генетическая память.
Выражение лица Томпсона стало скептическим.
- Профессор, вы серьёзно? Но это же абсолютно ненаучно!
- Не спешите с выводами. Что вам известно о генетике?
Томпсон пожал плечами.
- То же что и всем, то есть почти ничего. Кое-какие смутные воспоминания, оставшиеся со школы – хромосомы, двойная спираль ДНК, доминантные и рецессивные гены…
- Очень даже неплохо, - улыбнулся профессор. – В сложные научные детали я постараюсь не углубляться, а чтобы понять самую суть вопроса, знаний вам хватит. Итак, какая информация зашифрована в нашем геноме?
- Ну, - неуверенно ответил Томпсон. – Гены содержат информацию о строении нашего тела, его индивидуальных особенностях – цвет глаз, волос, и тому подобное…
Профессор удовлетворённо кивнул.
- Вы совершенно правы. В нашей ДНК – той самой двойной спирали, спрятанной внутри хромосом – содержится информация о строении человеческого тела и химическом составе его органов и клеток. А ещё – информация, регулирующая сложные метаболические процессы – такие, как переваривание пищи или реакция на проникновение инфекции. Но и это не всё. В генах заложены и пусковые механизмы процессов, относящихся к разряду высшей нервной деятельности. Возьмём, к примеру, безусловные рефлексы и инстинкты, присущие не только животным, но и человеку…
- Но ведь мы ведём разговор о человеческой психике, а не о рефлексах! – возразил Томпсон.
- Позвольте мне продолжить, - терпеливо сказал профессор. – Тот же инстинкт самосохранения гораздо более сложен, чем это кажется на первый взгляд. Например, всем без исключения людям свойственен страх высоты и темноты. Разумеется, выраженность этого явления сугубо индивидуальна и зависит от личностных качеств определённого человека…
- Допустим, я с вами согласен, - вновь перебил Томпсон. – Но это не является доказательством существования генетической памяти.
- Но тогда как же быть с периодически возникающими уже на протяжении многих веков случаями – все они задокументированы, подтверждены многочисленными показаниями очевидцев и потому не вызывают сомнений, – случаев, когда люди начинают описывать в деталях события, происходившие за много лет до их рождения, либо начинают говорить на «мёртвых» языках? Раньше подобные явления приписывались к психическим расстройством, объявлялись одержимостью демоном, но никому из психиатров и экзорцистов даже в голову не приходило признать, что им пришлось столкнуться с самой что ни на есть физиологической вещью – пробуждением генетической памяти. Впрочем, не будем зацикливаться на столь показательных и редких случаях. Пробуждение генетической памяти в той или иной мере присуще любому человеку. Например, впервые оказавшись в сложной, опасной для жизни ситуации человек нередко знает как ему правильно действовать – как бить и куда бежать – хотя подобные его действия не обусловлены предыдущим жизненным опытом. Вспомните также о таком распространённом явлении, как «дежа вю» - когда у человека возникает стойкое убеждение, что он уже видел раньше какое-то место, в котором раньше никогда не бывал. Психологи и психиатры любят списывать подобные явления на действия некоего «подсознания», хотя сами не в состоянии объяснить, что это такое.