Сегодня этот момент настал, и сразу, словно по мановению волшебного жезла, изменились многие и многие стороны фронтовой жизни, к которым мы уже стали привыкать в эти трудные дни первой половины июля.
Утром с неба исчезли немецкие самолеты. Зато с рассвета до позднего вечера в нем гудели стаи советских бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей. Грохот канонады впервые, начиная с 5 июля, стал не приближаться, а медленно отдаляться. Постепенно с дорог исчезли скорбные фигуры беженцев, уже появились люди с ручными колясками, движущиеся в обратном направлении.
Мы спешили в танковую часть, которая несколько дней вела оборонительные бои на одном из участков фронта, а потом вдруг, совершенно неожиданно для врага, четко и быстро, поистине, молниеносно, снялась, совершила стокилометровый бросок и обрушилась на него всей своей мощью в том месте, где он меньше всего мог ожидать такой удар, — до этого здесь немцы вели бой с другой частью, которая нанесла им большой урон, но и сама понесла при этом немалые потери. Командный пункт части, которую я искал, уже несколько раз сменил свое расположение, и найти его среди бесчисленных оврагов, урочищ и рощ, как две капли воды похожих друг на друга, было нелегко. Броневик носился, словно метеор, прыгая по залитым дождевой водой ухабам, и молодой офицер связи немного нервничал. Но, в сущности, и он был в душе доволен положением дел. «Приятно, черт возьми, — говорил он, — когда размещение командных пунктов так часто меняется на пути вперед!»
В одной из деревень, на подступах к которой еще вчера кипел жаркий бой с наступавшими немецкими танками, теперь располагался наблюдательный пункт батареи лейтенанта Петрова. В стереотрубу было отлично видно поле боя, на котором маневрировали массы танков. На горизонте явственно выделялись силуэты неуклюжих «тигров». Многие из них стояли недвижно, искалеченные нашими артиллеристами и танкистами. Один горел ярким пламенем. Куда-то на северо-восток спешила колонна в 70 немецких машин. Наши танки, действовавшие маневренными группами, яростно били по врагу, и облака разрывов накрывали расположение немцев. Непрерывно работала с обеих сторон артиллерия. То и дело бреющим полетом под низко плывущими грязными, набухшими дождем облаками проносились «Ильюшины», поливавшие врага металлическим дождем.
В одной из рощ мы встретили танкистов, которыми командует товарищ Овсянников. Они стояли, готовые к бою. Им было не до пространных разговоров, но все же под аккомпанемент канонады танкисты коротко рассказали о позавчерашнем и вчерашнем днях. 10 июля им пришлось выдержать семь немецких атак, в которых участвовало до 100 немецких танков, а 11 июля на них был обрушен более сильный удар — 200 танков. Целая немецкая танковая дивизия, только что подошедшая из резерва, атаковала наших танкистов, стремясь любой ценой прорваться вперед. То было последнее усилие немцев на этом направлении, и потому оно предпринималось с небывалым отчаянием и упорством. Бой кончился вчера поздним вечером, за несколько часов до того, как наши танки начали активные действия. Танкисты Овсянникова уничтожили вчера 32 танка, потеряв своих четыре, а всего за эти дни они вывели из строя уже 70 немецких боевых машин. Теперь танкисты горят одним желанием — испробовать свои силы в наступательных боях.
— Вы знаете, здесь все, от командира до повара, удивительно воинственные люди, — рассказывал нам, улыбаясь, помощник начальника политотдела армии по комсомолу капитан Бондарев, с которым мы здесь случайно встретились. — Позавчера у них отличилась работница продовольственного склада комсомолка Ильясова. И как отличилась! Она доставила обед танкистам, можно сказать, прямо на поле боя, пренебрегая минометным обстрелом и прочими неприятностями. И вдруг в это самое время «тигр» прямым попаданием подбил танк лейтенанта Копышева. Сам лейтенант был ранен. Увидев это, Ильясова под огнем противника влезла в танк, перевязала раненого командира, а потом ухватилась за ручки пулемета и открыла огонь по врагу…
Вот в таких боях мужало и зрело чувство готовности в любую минуту устремиться навстречу врагу и бить его, бить изо всех сил. Поэтому теперь, когда танкисты получили, наконец, приказ перейти к активным действиям, каждый из них с величайшей радостью воспринял боевой приказ. Да и не только танкисты! Мы видели, как по иссеченному траками гусениц полю мокрой и спелой пшеницы уходил в бой десант автоматчиков. Молодые, сильные ребята в касках, с новенькими автоматами весело пели боевую песню и приветствовали генерала, который остановил на пригорке свою машину, чтобы полюбоваться чудесной военной молодежью.
Время подходило уже к вечеру, когда мы, наконец, разыскали в густом саду на окраине одного села неуловимый командный пункт танкистов. Начальник штаба, подтянутый гвардейский офицер, не спавший ночью, но не утративший отличной формы, рассказал нам обстановку и ход событий.
Еще ночью саперы принялись за свою трудную и важную работу. Под прикрытием пехоты, которая ценой огромных усилий удерживала подступы к речке с топкими берегами, представляющей препятствие для танков, они в течение нескольких часов навели три переправы. Перед самой атакой саперы взялись за разминирование полей, которыми предусмотрительные немецкие инженеры успели прикрыть подступы к своим рубежам, вклинившимся в нашу оборону. Утром грянула наша артиллерия. Произошло все то, чему полагается совершаться в порядке подготовки атаки, когда осуществляется методичное перепахивание фортификаций. Потом, в девять утра ринулись вперед мощные колонны наших танков.
Немцы яростно огрызались. Их «тигры», теперь уже не помышлявшие о наступлении, расползлись по засадам и оттуда зло рычали, стараясь задержать движение наших машин. Непрерывно била немецкая артиллерия. Но наши танки все-таки продвигались вперед, методически занимая один рубеж за другим.
Было бы наивно полагать, конечно, что один такой удар может сразу же обескуражить немцев, заставить их обратиться в бегство. Нет, они еще сильны. Достаточно сказать, что сейчас, глубокой ночью, когда пишутся эти строки, на подступах к одной деревне, занимающей выгодное тактическое положение, продолжается неистовый, поистине бешеный бой (кстати, это та самая деревня, бой за которую в дни разгара немецких наступательных действий был описан в «Комсомольской правде» 10 июля). Сегодня мы наблюдали, как немцы стягивали в кулак в районе группы деревень мощную механизированную часть в составе около 300 танков. Они, видимо, предполагали использовать ее для нового удара.
Обстановка может осложниться в любой момент. Но теперь, после того как каждый боец убедился, что даже такие массированные атаки, в которых участвует на относительно небольшом участке фронта до 700 танков, могут быть отражены, — никакие осложнения не страшны.
Отложив в сторону карту, на которой было показано стрелками движение наших частей вперед, полковник задумчиво сказал:
— Вы знаете, когда думаешь о том, что же все-таки было главным для нас в ходе этой недели боев, то решаешь — главное в том, что в соревновании нервов с металлом выиграли нервы, наши нервы. Вы сами видели, как металл наступал на нервы. Это было дьявольски упорное и опасное наступление. Иногда казалось, что вот-вот психика не выдержит, «сорвется с винта», как говорят солдаты, и тогда свершится нечто трудно поправимое. Но вот, как видите, все вышло иначе. Немцы не только не добились желанной цели, по сами потеряли инициативу. А что может быть в войне драгоценнее инициативы? Теперь снова идет война металла и нервов. Наступает советский металл на немецкие нервы. Вот мы теперь и поглядим, из какого материала они скроены, — видать, из материала не первого сорта. Не от хорошей жизни они затеяли такое: позавчера наши гвардейцы в одном подбитом «тигре» обнаружили танкиста на цепочке— водитель был прикован за ноги. Этот факт установлен документально, о нем уже донесли генералу. Конечно, цепные собаки всегда злы, их опасно недооценивать, но все-таки собака никогда не могла идти ни в какое сравнение с человеком!..