В заключение можно сказать, что в настоящее время В. Корчагин заканчивает работу еще над одной научно-фантастической повестью — «Женщина в черном», — повестью об ученых, занимающихся генной инженерией, и морально-этических проблемах, которые встают в этой связи перед человечеством.

Таким образом, в течение указанных двух десятилетий Владимир Корчагин окончательно сложился как один из интереснейших наших писателей-фантастов. И роман «Ас-тийский эдельвейс», бесспорно, является самым значительным, самым лучшим его произведением, и можно порадоваться, что он выходит наконец к читателю в полном объеме, таким, каким он был написан двадцать лет назад.

Ахат Мушинский.

ЧАСТЬ I.

ГОЛУБАЯ ЗВЕЗДА.

Нет, наверное, человека, который не сталкивался бы с явлениями, трудно поддающимися какому-либо объяснению. Так было и у Максима Колесникова. Даже чаще, пожалуй, чем у других.

Все началось с тех пор, как отец перевез его на кордон Вормалей. Крохотный лесной поселок, прилепившийся к самому подножью сопки, над Студеной, сразу не понравился Максимке. Да и было от чего. Прежде они жили в Отрадном, селе большом, веселом. Одних улиц, не считая переулков, там четыре. К тому же — клуб, школа, чайная, даже футбольное поле, на которое чуть не каждый месяц приземлялся вертолет. Словом, там жить можно, хоть и говорят, глуше Отрадного нет во всем свете — до ближайшего города больше трехсот километров. А здесь скучища. Всего пять домов. И чуть за околицу — тайга: трясины, бурелом, чащобы. Одна-единственная дорога — на Отрадное, да еще тропинка к озеру, куда впадает Студеная. Озеро — так себе. А уж Студеная — иной ручей больше. Только в озере и искупаешься. Если мошкара не очень одолевает. Ну да к мошкаре Максимка привычный. А вот ребята…

Ребят в Вормалее семеро. Кроме Максимки, еще Федя с Костей — близнецы, одних лет с Максимкой, Димка-хромой, чуть постарше их, Маринка Старостина и Катя с Ваняткой. Катя совсем маленькая, в школу не ходит. Ванятка тоже. Да и Федя с Костей мухи не обидят. А вот Димка с Мариной — вредины.

Дед Димки по матери — крещеный татарин, а отец, говорят, из молдаван. И хотя ни тот, ни другой ничем особенным не выделяются, сам Димка — вылитый цыган: смуглый, верткий, с черными как смоль волосами и такими цепкими хитрущими глазами, словно только и думает, как бы кого обжулить. Даже хромота Димки кажется чистым плутовством, будто он нарочно приволакивает ногу, чтобы скрыть свое проворство и ловкость.

Под стать ему и Маринка. Она, правда, беленькая, с веснушчатым носом и бесцветными бровями. Но ехидства и подковырок у нее побольше, чем у Димки.

А уж задаются оба! И было бы из-за чего. Подумаешь, с самого обрыва в озеро прыгают! И Максимка давно прыгнул бы, если б они под руку не каркали. И прыгнет! Сегодня же прыгнет Только сначала один, когда никто не видит. Он закатал штаны и, стараясь не ступать на белую от росы траву, припустил вниз по тропинке.

Утро только начиналось. Солнце пряталось где-то за деревьями, снизу, от Студеной, тянуло сыростью. Максимка прибавил ходу и вышел на открытую солнечную поляну. Здесь трава была суше, воздух теплее, а у самой тропы, по обеим сторонам огромной рухнувшей лесины, буйно разрослись кусты малинника.

Он привычно замедлил шаг. Тут, со стороны тропинки, уже почти ничего не осталось. Зато дальше, за лесиной, все было красно от перезрелых ягод. Он раздвинул колючие кусты и взобрался на голый, нагретый солнцем ствол. Ногам было особенно приятно после холодной земли и мокрой обжигающей травы.

Максимка поднялся во весь рост и с хрустом потянулся. Он коренаст, широк в плечах, под рубашкой угадываются тугие, хорошо натренированные мускулы, а руки и ноги черны от загара, сплошь покрыты царапинами и ссадинами. Но самое интересное у Максимки — глаза. Они у него разные. Один темно-карий, другой чуть светлее, с серыми крапинками. Ребята кличут его за это Разноглазым. А Максимке на это наплевать, как и на облупленный нос, заплатанные-перезаплатанные штаны и жесткие непослушные вихри, что упрямо торчат во все стороны. Одно угнетает Максимку — ростом не вышел. Но тут уж ничего не поделаешь.

Насытившись малиной, он спрыгнул на землю и снова зашагал к озеру. Тропинка теперь круто сбегала вниз и будто ныряла в густые заросли пихтача. Холодный утренний воздух словно застыл здесь в тяжелой неподвижности. Максимка припустился бегом.

Но вот и озеро. Длинное, узкое, зажатое с одной стороны обрывом, с другой могучей стеною леса, оно выглядело холодным и угрюмым. Тень от старого кедра, что высился у самой воды, при впадении Студёной, покрывала еще добрую половину озера. Не было ни малейшего желания лезть в воду. Но надо же прыгнуть с обрыва! Именно сейчас, пока здесь никого нет. И доказать этим задавалам, что и он, Максимка, чего-то стоит.

Он снял штаны, сбросил рубашку и, помахав руками, чтобы согреться, побежал к круче. «Главное — не останавливаться, прыгать с ходу!» — твердил он на бегу.

Вот и обрыв. Раз! Максимка спружинил ногами. Два…

Но в это время там, внизу, раздался всплеск, словно кто-то плыл по воде. Он глянул вниз: так и есть, кто-то уже купается. Вот неудача! И кому это вздумалось в такую рань! Он пригляделся. Девчонка? Откуда она взялась, такая рыжая?

Максимка с досадой отступил от кручи. Но девчонка уже заметила его. Она резко отвернула от берега, сильно забила по воде ногами и вдруг вскрикнула. Максимка снова подошел к обрыву.

— Эй, ты, чего орёшь?

Но девчонка лишь отчаянно колотила ногами по воде, стараясь добраться до противоположного берега. Вот чумная!

Максимка поежился от налетевшего ветерка и оглянулся по сторонам в поисках брошенной одежды. До нее было, оказывается, далеко. Тогда он ловко прошелся на руках, не спуская однако глаз с озера, и хотел выкинуть еще какой-нибудь номер позабористей. Но в это время девчонка снова вскрикнула и камнем пошла под воду.

Все последующее произошло как во сне. Максимка и не помнит, как прыгнул с кручи, не помнит, как летел с обрыва, не почувствовал удара о воду. Неодолимая сила сразу вытолкнула на поверхность — гладь озера была пустынной.

Неужели утонула?! Он что было мочи поплыл к противоположному берегу, потом набрал побольше воздуха и нырнул. Первые мгновения перед глазами метались лишь стайки испуганных мальков. Но вот в глубине, на фоне черной громады берега, проступило какое-то смутное красноватое пятно. Максимка метнулся к нему. Она! Руки опущены, голова сникла, и волосы — длинные, тонкие, как золотое облачко, колышатся в воде.

Максимка вцепился в них рукой и рванулся вверх. Уф-ф! Самое страшное позади. Теперь к берегу, туда, где пониже.

Но почему она молчит? Почувствовав под ногами дно, Максимка подхватил девчонку под спину и повернул к себе лицом: глаза закрыты, губы посинели, лицо белое-белое, как снятое молоко.

Он поспешил выбраться на берег. Девочка, видно, лишь чуть моложе его. Но до чего легка! И руки — такие тонкие, словно у малого ребенка. А туда же — плавать!

Максимка положил девочку животом на колено, как учил отец, и надавил на спину. Изо рта хлынула вода. Хорошо! Теперь искусственное дыхание. Он положил незнакомку на траву и, опустившись на колени, взял за руки. Как же это делается? Помнится, в школе как-то рассказывали. Локти, кажется, прижать к бокам, поднять руки вверх, потом снова…

Но веки девочки вдруг слабо дрогнули, она медленно раскрыла глаза. Максимка вскочил на ноги:

— Что, испугалась, небось? — он строго нахмурился, стараясь скрыть распиравшую его радость. — Другой раз не заплывай в такую даль. У нас тут глубоко! И потом — ключи. Ты не гляди, что озеро так себе. Под тем берегом крутит. Я сам один раз… А ты чего на меня так смотришь?

Девочка, не говоря ни слова, продолжала рассматривать Максимку, словно тот походил на какое-то сказочное диво, потом слегка приподнялась на локтях и что-то тихо шепнула, не отводя от него испуганного взгляда.

— Чего ты там лопочешь? — Максимка хотел снова присесть к ней на траву, но вдруг почувствовал, что руки у него как-то бессильно повисли вдоль туловища, ноги сделались точно ватными, а перед глазами все закачалось, поплыло…

Проснулся он от яркого солнца, бившего в глаза. Так бывало уже к полудню. Максимка вскочил на ноги. Вот так поспал! И надо было уснуть тут, на берегу. А уж сон, сон! И будто с обрыва прыгнул и спасал кого-то..

Он потянулся, почесал за ухом. Там ясно прощупывался небольшой бугорок — не иначе, укусил кто-то.

Максимка взглянул на озеро. Оно сверкало теперь во всю длину, так что больно было смотреть. Искупаться, что ли? Он расправил затекшие руки. Но что это? В пальцах правой ладони запуталось несколько тонких красноватых волосинок.

Откуда такое?.. И вдруг вспомнил — он же тащил утопающую за волосы. Так значит… Значит, все это не сон? И девчонка, и все остальное?

Максимка приблизил руку к глазам, снял волосы с пальцев. Тонкий горьковатый аромат остался на ладони. И смутная тревога поднялась почему-то в душе от этого непривычного, какого-то нездешнего запаха.

Вот так история! Куда же подевалась она, сама девчонка? И откуда взялась здесь? В Вормалее таких нет. В Отрадном тоже. Да и девчонка какая-то странная…

Он постарался вспомнить, что же в ней было особенно странного. И не смог. Вот разве волосы, с таким запахом… Да глаза — большущие, длинные и какие-то очень уж зеленые. Не такие зеленые, какие называют еще «кошачьими», а совсем зеленые, как листья на деревьях. И еще взгляд. Не то чтобы он был слишком испуганным, а, скорее, каким-то удивленным, недоумевающим…

Купаться Максимке почему-то расхотелось. Он снова оделся и медленно, то и дело оглядываясь назад, пошел в гору. Навстречу ему, по тропе, бежали ребята.