Нетрудно было догадаться, что хотел сказать своим рисунком О-Брайн: О-Стелли предназначалась роль гида, наставницы или переводчицы Артема, о чем тот, естественно нимало не пожалел.

Впрочем, О-Брайн поспешил уточнить это, набросав еще несколько рисунков, из которых Артем понял, что О-Стелли будет приходить сюда, в его шатер, два раза в день утром и вечером, и учить его языку жителей котловины поскольку сам О-Брайн сделать этого не сможет.

Закончив столь оригинальное «представление», О-Брайн коротко кивнул им обоим и, отойдя к стенке купола, нажал ногой на чуть заметное возвышение у края ковра и; шнура. Тотчас небольшой участок иола в форме круга пришел в движение, распался на множество сегментов которые будто побежали друг за другом и в стороны от центра, образовав довольно широкий круглый люк, ведущий в слабо освещенное подвальное помещение.

Артем, вставший вслед за своим хозяином, поспешил заглянуть в открывшееся подземелье, но О-Брайн уже шагнул в проем люка, и единственное, что удалось увидеть из-за его чуть сгорбившейся спины, была легкая деревянная лестница, наподобие той, какая привела Артема прошлым утром в пастушескую хижину на альпийских лугах.

И здесь подземное жилище? Или что-то вроде склада, кухни, подвала? Артем подошел ближе к люку, надеясь рассмотреть, что кроется там, под полом, когда широкий балахон спускающегося по лестнице О-Брайна перестанет закрывать от него вход в подземелье. Но стоило голове старика скрыться в люке, как тот мгновенно захлопнулся над ним, как закрывается сегментная диафрагма микроскопа.

«Ловко! — с досадой подумал Артем. — Но теперь хоть понятно, откуда появились здесь мои хозяева».

Он снова вернулся к О-Стелли, склонив голову в знак того, что полностью отдается в ее распоряжение.

О-Стелли опустилась в кресло, знаком пригласила Артема сделать то же самое. Несколько секунд прошло в молчании: девушка явно пыталась справиться с охватившим ее смущением, Артем решительно не знал, чем ей помочь.

Наконец она указала жестом на лежащую перед ней рисовальную дощечку и громко, по слогам произнесла:

— Олотоо.

Артем недоуменно пожал плечами.

— Олотоо! — снова сказала О-Стелли и выжидающе посмотрела на Артема.

— Олотоо, — повторил тот, догадавшись наконец, что кочет от него О-Стелли.

— Олотоо, уну! — ободряюще улыбнулась юная учительница и, подняв со стола пишущий стержень, так же отчетливо произнесла:

— Годоро.

Артем постарался запомнить и это слово. А раскрасневшаяся О-Стелли, поборов остатки смущения и войдя в роль заправского педагога, принялась быстрыми точными движениями набрасывать на олотоо различные предметы, произнося их названия на своем мелодичном, богатом гласными языке, и одобрительно кивая всякий раз, как Артем повторял вслед за ней новые необычно звучащие слова.

— Тонкито… — медленно, по слогам выговорил он вслед за О-Стелли, только что изобразившей на рисунке непритязательное одеяние, какое носили, по-видимому, все мужчины и женщины ее племени.

— Тонкито, уну! — улыбнулась О-Стелли. И вдруг нахмурилась. Снизу, из-под пола, послышался глухой шуршащий звук, вслед за этим люк раскрылся, и сквозь него, кряхтя и отдуваясь, выбралась пожилая женщина, грузная, седая, с дряблым, морщинистым лицом и тусклыми глазами. Встретив недовольно-вопрошающий взгляд О-Стелли, она поспешно поставила на стол большой заиндевевший сосуд с каким-то прохладительным напитком, затем собрала остатки завтрака на принесенный с собой деревянный поднос и, быстро произнеся несколько извиняющихся фраз, пошла обратно к люку.

— Саатало О-Горди, — указала на нее глазами О-Стелли и добавила что-то еще, но вспомнив, что Артем не понимает ее, поспешила набросать на олотоо серию фигур, сопровождая их выразительными жестами и мимикой, из чего стало ясно, что старушка будет выполнять обязанности горничной Артема, приносить ему еду, наводить порядок в шатре, выполнять всякого рода несложные поручения и заодно учить языку, поскольку сама О-Стелли слишком занята и потому сможет уделять Артему лишь очень немного времени.

Поняв это, последнее, Артем сразу приуныл, ибо одно дело — заниматься с молодой привлекательной девушкой и совсем другое — учить язык с дряхлой старухой. Но О-Стелли, видимо, сразу уловив перемену в его настроении, вдруг звонко рассмеялась и, решительно перечеркнув последнюю фигуру и пририсовав к ней ехидно ухмыляющуюся физиономию, весело произнесла:

— Ани! Ориерино!

— Ориерино? значит… шутка? — переспросил Артем, заглядывая в смеющиеся глаза девушки.

— Шутка, шутка! — с удовольствием подхватила О-Стелли первое услышанное ею русское слово. — Шутка уну! — она откинулась в кресле, так что лучи солнца, пронизавшие не слишком плотную ткань шатра, упали ей на грудь, и Артем ясно увидел просвечивающий сквозь легкую кисею тонкито небольшой красный шарик, подвешенный к тонкой серебряной или платиновой цепочке на шее девушки.

«Все-таки, она! — тотчас мелькнуло у него в голове. — Но если так…» — он придвинул к себе олотоо и, взяв из рук О-Стелли пишущий стерженек, поспешил нарисовать загадочную вещицу, изобразив на лице недвусмысленный вопрос.

— Си — рионато, — коротко ответила О-Стелли, нахмурив почему-то брови и торопясь прикрыть шарик ладошкой.

— Рионато? А что это такое, рионато? — развел руками Артем, всем своим видом показывая, что ему очень хотелось бы знать назначение непонятной вещицы.

Но О-Стелли нахмурилась еще больше и, протестующе тряхнув головой, ограничилась короткой фразой, из которой без всякого перевода, по одному лишь тону, каким она была произнесена, стало ясно, что Артем коснулся чего-то абсолютно запретного, такого, о чем нельзя было даже поднимать разговор. Впрочем, сразу вслед за этим лицо девушки снова смягчилось, и она, как ни в чем не бывало, продолжила прерванный урок, время от времени подбадривая Артема самой благожелательной улыбкой.