То, что ситуация изменилась, и, судя по всему, не в лучшую сторону, Леха догадывался интуитивно (хотя даже толком не знал такого слова — «интуитивно»), Конечно, должна была быть какая-то причина тому, что его перевезли из «отеля» на эту дачу. Кстати, в том, что она митрохинская, Леха уже сомневался. Ему, между прочим, никто прямо об этом не говорил. Зато на сто процентов ясно было, что дачу сторожат не частные охранники, а казенные чекисты, которыми командует Воронков. Опять же то, что дачка находилась в поселке больших начальников, тоже смущало. Наконец, то, что Ольга Петровна Пантюхова вела тут себя как хотела и командовала охраной вовсю, а та только пыталась понемногу вякать, наводило на мысль о том, что она тут не какая-нибудь приживалка, любовница уже убиенного банкира. Нет, она тут издревле хозяйкой была. А раз и Воронков, и охрана ходили перед ней на задних лапках, то Леха помаленьку допер, что эта дачка именно ее и никого больше. Конечно, любопытно бы узнать, откуда она сегодня прикатила такая хорошенькая. Но, несмотря на то, что Коровин этой дуре в женихи намечался, такой информацией с ним бы делиться не стали. Впрочем, и того, что он узнал про свою суженую-ряженую, было больше, чем достаточно.

Напряженное мышление в совокупности с общим утомлением от сытного обеда Леху сморило. Он заснул, хотя за окном только-только стало смеркаться.

Проснулся Леха среди ночи. Дождь, самый что ни на есть осенний, мелкий и, должно быть, холодный, брякал по ставням, стучал по крыше. Вообще-то под такой дождь — спать да спать. Кроме дождя, ничто не шумело. Ни с улицы, ни из дома никаких подозрительных или пугающих звуков не долетало. Никаких шибко страшных снов — а точнее, вообще никаких — Коровин не видел. Тем не менее что-то неприятное и даже жуткое он почуял сразу по пробуждении.

Непонятно, какая там сработала сигнальная система, но она не зря привела Леху в беспокойство.

Коровин слез с кровати, на которой валялся одетым поверх покрывала, и, мягко ступая носками по коврику, подошел к двери. Она была заперта снаружи. Прислушался. Там горел свет, неяркий, дежурный так сказать. Изредка поскрипывал стул, на котором, должно быть, сидел охранник. Слышалось, как он перелистывает страницы книги, позевывает, покашливает. Ничего страшного как будто. Тем не менее легкая жуть и ощущение подкрадывающейся опасности не проходили.

Леха отошел от двери и переместился к окну. Дождь стучал каплями по железным ставням, через которые, само собой, разглядеть ничего было нельзя. Но вот услышать отсюда кое-что удалось. Даже не услышать, а скорее учуять. Сквозь шум дождя и ветра, мотавшего деревья в саду, до Лехиных ушей долетело несколько шорохов. Слабых-преслабых, но все-таки ощутимых. Точнее, может быть, и неощутимых, во всяком случае, для охранника, сторожившего Леху. Этот охранник знал, что отвечает за второй этаж, то есть за то, чтоб Леха никуда не убег, а также за то, чтоб к Лехе никакие нежелательные посетители не забрались. Возможно, он же отвечал и за то, чтоб никто не помешал отдыху Ольги Пантюховой. Или чтоб она никому не помешала.

Но вот за то, что происходило во дворе, отвечал не он. Там находились другие ребята, которые обязаны были караулить ворота, забор и контролировать сад. Им помогали две собачки, обученные поднимать лай при любом посещении незнакомого человека. А кроме того, эти самые собачки — ротвейлеры — вообще-то имели привычку хорошо, то есть крепко, брать за горло тех, кто по саду разгуливает без разрешения хозяев. Кроме того, был еще один мужик, отвечавший за порядок и безопасность на первом этаже. Поэтому тот, что сторожил на втором, справедливо считал, что ежели на дворе или на нервом этаже что-то произойдет, то он узнает об этом своевременно. Почему-то ему казалось, что ежели какой-то супостат заберется на дачу, то обязательно сначала пролезет на двор, потом — на первый этаж и лишь оттуда заберется на второй.

А вот о том, что незваные гости могут добраться сразу на второй этаж, скажем, спуститься туда из мансарды, это ему как-то не думалось.

То-то охранник удивился, когда поднял глаза от книги и увидел темную фигуру в проеме двери, быстро выбросившую вперед руку с пистолетом… Дук! Дук! — «ТТ» с глушаком сработал безотказно, и больше охранник ни удивляться, ни сопротивляться не мог. Только откинулся назад в кресло, закатил глаза и остался сидеть с открытым ртом, из уголка которого стекала по подбородку темная кровяная струйка.

Леха два глуховатых стука расслышал, но поначалу не понял, что произошло. Поскольку ничего больше не загремело, Коровин даже подумал, будто охранник постучал пальцами по столу или по обложке книги. Правда, очень сильно и резко.

— Чего там? — спросили снизу. — Тараканов бьешь, что ли?

После этого послышались шаги на лестнице. Товарищ, дежуривший на первом этаже, решил подняться на второй. Хотя то, что его напарник не ответил на вопрос снизу, могло быть и не следствием какого-то ЧП, а, скажем, всего лишь нежеланием реагировать на дурацкий вопрос. Скрип ступенек слышался все громче. Охранник поднимался, не чуя беды. Леха какую-то беду чуял, но какую именно — не знал, а потому голоса не подавал.

— Э, братан! — позвал охранник, поднявшись на второй этаж, и, может быть, даже успел увидеть, что напарник его, мягко говоря, нездоров. Но сделать он не успел ровным счетом ни шиша, потому что в этот момент у него на середине лба образовалась дырка калибром 7,62. Падения своей жертвы обладатель «ТТ» не допустил. Если б Леха не проснулся от своего странного беспокойства-предчувствия, то вряд ли услышал бы, как пробравшийся в дом гражданин, немного посапывая от натуги и производя при этом минимум шума, бережно, как лучшего друга, укладывает охранника на ковер. Увидеть эту картину из-за двери Коровин, конечно, не мог. Он смог наблюдать лишь какие-то неясные перемещения теней в полосках тусклого света, пробивающегося в комнату через щели между полотнищем двери, полом и дверной коробкой. Но то, что уже знакомое «дук!» было вовсе не резким ударом ладонью по крышке стола, а выстрелом оружия с глушителем, он уже понял. Потому что неведомый посетитель, стремясь, чтоб второй убитый им охранник не упал с грохотом, создал в той комнате какие-то воздушные вихри. Эти вихри проникли сквозь щели в Лехину «камеру», и ноздри ему защекотал угольно-тухлый запашок горелого пороха.

Затем Леха впервые сумел более-менее четко расслышать шаги таинственного и страшного визитера. Должно быть, он уже хорошо знал, что никаких лиц, способных оказать сопротивление, в доме нет. Конечно, это не значит, что незваный гость принялся топать как слон, что-нибудь сшибать и ломать. Нет, он по-прежнему передвигался очень тихо, и только Леха, у которого слух от осознания опасности обострился, смог определить, что налетчик спускается по лестнице. После того, как он дошел до первого этажа и ступил на ковер, который, как помнилось Коровину, был расстелен у подножия лестницы, и направился к выходу из дома, Леха его слышать перестал. То, что посетитель пошел к выходу, а не куда-либо еще, Коровин определил только несколько минут спустя, когда послышался очень короткий щелчок открытого замка, а потом легкий шелест отодвинутого засова.

После этого до Лехиных ушей долетел свист. Но не пронзительный, разбойничий, так сказать, а можно сказать, художественный. Кто-то высвистал почти без фальши известную мелодию «Шумел камыш, деревья гнулись, а ночка темная была…»

Ответили не менее известным романсом «Отвори потихоньку калитку…». Поскольку «калитка», то есть входные двери, была уже открыта, то в нее быстро и на сей раз не очень бесшумно проскочили несколько человек.

Что делать, Леха не знал. На всякий случай он спрятался в туалет, хотя понимал, что для тех, кто хозяйничает сейчас на даче, найти его не составит труда.

Эх, было бы оружие! Может быть, Леха и не ощущал бы себя таким кроликом. Впрочем, скорее всего даже лучше, что пистолет у него отобрали. Если б Леха попробовал его вытащить, то на этом бы все его страдания и закончились. Он вряд ли сумел бы нажать на спусковой крючок больше одного раза.