Тогда в городе Севка притормозил у первого киоска, наменял жетонов для телефона-автомата, нашел работающую будку и набрал 34-56-70. Порадовало, что ответил немного сонный женский голосок.

— Алло!

— Это по поводу Митрохина, — волнуясь, заговорил Севка. — Тут по телевизору объявляли… Я его паспорт нашел.

— Подождите, — сказала женщина. Через минуту подошел мужик и спросил так вежливо и культурно:

— Простите, как ваше имя-отчество?

— Всеволод Петрович.

— Всеволод Петрович, вы, как я понял, из автомата звоните?

— Да, — подтвердил Севка.

— Скажите, вам удобнее к нам подъехать или, наоборот, нас подождать?

Севка стоял на хорошей, большой прохожей и проезжей улице, сохранившей имя Кирова, в тридцати шагах от него милицейский «жигуль» располагался и пара сержантов с автоматами приглядывала:

Не пройдет ли какой-нибудь мужик, на кавказца похожий? Само собой, что лучше уж тут разговаривать, чем ехать куда-то.

В общем, он сказал:

— Я тут, на улице Кирова, около дома номер семь.

— Как вас узнать?

— Серая куртка, желтый шлем. Я с мотоциклом.

— Все ясно, минут через двадцать подъеду.

Точно, через двадцать минут к Севке, курившему около урны рядом с мотоциклом, подкатил «Ниссан». Тот самый, наверно, что потом сгорел перед Лехиным домом. Из него вышел молодой человек в очках, в зеленом плаще нараспашку и красном пиджаке при черных брюках. Типичный такой «новорусский», но явно не костолом.

— Это не вы насчет паспорта Митрохина? — тут же определив Севку, улыбнулся этот приехавший.

— Я, — ответил тот.

— Еще раз здравствуйте, Всеволод Петрович. Меня зовут Коля. Паспорт при вас?

— Вы, Николай, не знаю, как по отчеству, — набрался наглости Севка, — насчет вознаграждения по телевизору объявляли. Как, надеяться можно?

— Какая сумма вас устроит? — попросту спросил Коля.

Отчего-то Севка не ожидал, что ему предложат свою цену назначить. Даже язык присох на пару секунд. Но все-таки сумел собраться и выпалил:

— Три. Три миллиона.

— Паспорт покажите, — попросил Коля. Севка показал то, что у него было, то есть паспорт без корочек, вкладыша «Россия» и страничек с 11 — й по 14-ю. Коля поглядел и сказал совершенно спокойно:

— У меня деньги в машине. Сумма большая, так что лучше будет, если я ее вам там передам. Согласны?

И Севка следом за Колей подошел к «Ниссану». Тот залез в джип, где сидели шофер и еще один паренек. Сперва Севка остановился у открытой двери автомобиля и решил подождать. Но потом, когда увидел, что Коля взял лежащую на сиденье сумочку-визитку, открыл «молнию» и вытащил от гуда пухлую пачку стотысячных купюр, осторожность от него ушла. И когда Коля, ловко отсчитав тридцать бумажек, подал их Севе на вытянутой руке, сказав: «Получите!», Севка, нагнувшись, всунулся в салон. Тут-то он и получил. Только не деньги, а хороший, накрепко вырубающий удар по шее. Сцапали за руку, резко вдернули в машину и оглоушили. Вот и весь расчет.

Очухался Севка только тогда, когда его уже выволокли из «Ниссана» под руки в подземном гараже. Как туда попал — черт его знает, не запомнил.

Бросили на цементный пол, встали с разных сторон вчетвером. Того, интеллигентного, в очках, среди них не было. Были тяжелые, крупные, в увесистых ботинках и с крепкими кулаками.

— Привет, — сказал один из них, которого Севка еще ни разу не видел, а потому замешкался с ответом. Был бы с Севкой Леха, он бы сразу узнал в этом детине Котла, которого уже видел в лесу, у оврага. Котел еще не знал, что жить ему осталось всего ничего и около двух ночи он умрет от потери крови. Леха к этому времени только-только продирал глаза в родной деревне и ни сном ни духом не чуял, что ночью он зарежет живого человека…

— Ты чего, чухан? — спросил другой. — С тобой здороваются!

Этого звали Стас. Через сутки с лишним пуля, наугад пущенная Галиной Митрохиной, разбила в его руке бутылку с бензином и превратила Стаса в бегающий и дико вопящий факел… Но сейчас он был твердо убежден, что рожден царем природы, раз она отпустила ему девяносто килограммов живого веса, а потому имеет право дать небольшого пинка Севке, который и до семидесяти кило не дотягивал.

Севка не знал, что этот пинок небольшой и даже легкий. Ему было больно и очень стыдно. Стыдно, потому что ему сразу стало ясно, что эти парни, которые моложе, здоровее и сильнее его, могут, в принципе, сделать с ним все, что захотят. И не ему с ними драться. Он даже дотянуться до них не сможет. Просто будут безнаказанно бить и смеяться, если он попробует отмахиваться. А ежели паче чаяния все-таки сумеет задеть кого-нибудь из них, то они из него

котлету сделают. В прямом или в переносном смысле — будет зависеть от того, насколько разозлятся.

— Здрассте… — голос Севкин получился такой дрожащий и испуганный, что ему самому стало противно. Ведь он был мужиком, женатым, семейным, и сына растил. Плюху вот отвесил парню ни за что, когда гайка пропала от мотоцикла. А когда тот заревел с обиды и Ирка облаяла за это Севку, Буркин еще и рявкнул: «Ни хрена, пусть мужиком растет!» Видел бы сейчас Санька, как его папаня трясется со страху! Может быть, и этих парней, которые сейчас на Севку как на шавку смотрят, когда-то папаши по мордам били и говорили: «Мужиками растите!» Вот они и поняли, что мужик — это тот, кому не стыдно бить тех, кто слабей. И когда стали такими, как сейчас — отыгрывались за те отцовские плюхи.

— Стало быть, ты, козел, решил на халявку три «лимона» срубить? — поинтересовался Котел. — Не жирно тебе будет?

— Да не надо мне ничего… — пробормотал Севка. Не унималась дрожь — ни в руках, ни в голосе. Стыдился этого Буркин, но сделать ничего не мог. Мозг понимал, что так трусить плохо, а организм сам по себе боялся.

— Где паспорт нашел? — спросил Котел, ухватывая Севку за ворот и одним рывком поднимая его на ноги. — Быстро!

— В лесу… — выдавил Буркин, чуя, что стоит детине чуток посильнее сжать пальцы, и он дыхнуть не сможет.

— Ты отвечай, падла, отвечай! — Стас еще раз пнул Севку сзади.

— Да там в лесу, у нашей деревни, какая разница?! — Севка инстинктивно уцепился за запястья Котла.

— Клешни убери, вшивота колхозная! — Котел легко сбросил Севкины руки и больно хлестнул его по лицу тыльной стороной ладони. — Говори точно, где нашел и когда.

— Позавчера, в овраге, — у Севки щека горела, а в голосе уже аж слезы звучали, от боли, стыда, бессильной злобы и страха.

— Чего там делал?

— По грибы ходили. С другом.

— Как друга зовут? Быстро! — и Севку еще раз хлобыстнули по щеке.

— Леха его зовут.

— Фамилия? — и опять: хлысь-хлысь! — по обеим щекам.

— Коровин его фамилия, — сказал Буркин, уже в открытую плача.

— Врешь! — рявкнул Котел и коротко двинул Буркина под дых. Не очень сильно. Но Севка согнулся и рот открыл — дыхалку перехватило.

— Добавить, — распорядился Котел с ленцой в голосе, — но культурно. Не по морде и без переломов.

И трое остальных стали Севку культурно бить. Пинать и долбить кулаками с разных сторон. Почти что играючи, заметно сдерживая удары, но тем не менее легко сшибли Севку с ног. Минуты две катали его ногами по полу.

— Стоп! — остановил Котел. — Прервались. Как, говоришь, друга зовут?

— Коровин Алексей, — выстонал Севка.

— Отчество?

— Иванович.

Котел достал паспорт и потряс перед носом Севки.

— Где остальное?

— Чего остальное?

— Корочки, бумажки разные. Ты нас кинуть хотел, поганка? Кинуть?! Котел одной оплеухой отшвырнул Севку на пару метров назад, к Стасу. Тот ладонью хлестнул его по правому уху, Севка отлетел

влево на тогда еще вполне живого Лопату. «Стажер», кажется, больше других был озабочен, чтоб показаться крутым перед более опытными братанами. Так мазнул, что Севка слетел с копыт и заполучил пинок в копчик от Мосла.

Котел вновь поставил Севку на ноги и выдернул из-под куртки пистолет. Приставил дуло прямо к середине лба: