Минут через семь он всё-таки уехал, а вторую сигарету вытащил уже Саня. Сцена, которую он наблюдал со своего райка, разбудила в нём неприятные воспоминания. Хотя вроде бы Самир даже любил его, или Сане так казалось? Чёрт разберёшь этих восточных людей!

Кому пришло в голову делать тату? Никитенко. У него всегда какие-то идеи вьются в башке. Решено было по пьяни. Назначено время, выбран салон, и даже произведена запись. А пришёл на экзекуцию только Элли. Хотя пришёл вовсе не из-за горячего желания украсить себя чем-нибудь брутальным, а потому что домой идти не хотелось. Совсем. Ксюха опять заведёт свою бензопилу.

Саня потоптался около салона «Махаон» — своих не дождался, решил зайти. Унылая девушка на рецепции вызвала мастера, и из недр «Махаона» вышел этот арабский принц — почему-то в золотистых шароварах и с голым торсом, руки, как в рукавах, расписаны. Возможно, это была часть имиджа заведения, который был заточен под Древний Египет: папирусы на стенах, бронзовые курительницы благовоний, стульчики без спинок, скарабеи и ибисы, циновка с изображением Анубиса и прочая дребедень.

Мастер Самир неслышно, словно не касаясь пола, прошелестел шароварами прямо к Сане.

— Я вас ждал. — И смотрит прямо в глаза. Непривычно, хочется отвести взгляд и сбежать. — Пройдёмте! — И сбежать уже поздно.

В помещении, где царил Самир, пахло приторно гвоздикой. Огромный подсвечник с какой-то пернатой богиней фальшиво светился имитацией свечей, потолок тоже нависал фальшивыми кессонами с арабскими розетками, под ногами тёмный ковёр. Полумрак, и только над кушеткой из лживого ротанга вытягивалась неуместная рука совершенно хайтековской лампы.

— Хронические болезни? ВИЧ? Диабет? Сердце? Псориаз? Аллергические реакции?

— Нет, не жалуюсь.

— Принимали ли алкоголь? Анальгетики?

— Алкоголь был позавчера. Таблеток не принимаю.

— Где будем накалывать? Рисунок выбрали уже? — Мастер по-прежнему смотрит в глаза, вызывая ощущение неловкости.

— Э-э-э… На спине будем накалывать, только не на всей. А рисунок: чтобы без зоновских мотивов с куполами и русалками и без киногероев, что-нибудь абстрактное.

— Надо выбрать. — Самир пододвинул папку с фотографиями. Саня склонился над чужими спинами, плечами, бёдрами, понимая, что ничего не понимает, что ничего не нравится… И вдруг горячая рука на шее. Саня дёрнулся. — Мне важно, какая у вас кожа…

Но это не просто «ощупывание кожных покровов», Саня это ощутил сразу — в этих уверенных пальцах соблазн и настойчивость. Сначала захотелось убежать, но потом вдруг возобладало желание наконец попробовать: если не секс, так хоть флирт. Субъект сильный, манкий, очевидно опытный, без вздохов и жеманства. Вспомнилось отчаяние, когда осознал ориентацию: ведь вокруг только натуральные отношения, ни одного гея вблизи. Только Гаврюша Ржанников — беспомощный нежный гомосек с курса, с которым Саня никогда не общался, к которому все относились как к больному. Да… ещё тот сильный неизвестный парень из детства, которого он тащил до медпункта — открытый гей, притягательный персонаж, но оставшийся в тумане прошлого, поэтому почти мифический. Как искать себе партнёра? Знакомиться в Интернете? Выцеплять подходящих на улице? Или заигрывать с мужиками на работе? Все эти варианты Сане не подходили. Все они чреваты для жизни и здоровья, в том числе и психического. И вот теперь колоритный молодой человек, скорее всего ровесник, ласкал Санину шею, и его цели ясны-понятны.

Самир, в свою очередь, сразу разглядел смущение и сомнение в реакции чрезвычайно понравившегося ему клиента, но отступать и упускать — не в его правилах. Он хищник, змей, и пусть цель не хрупкий кролик, он оплетёт, обовьёт его своей пряной харизмой, закодирует своими хмельными словами, заманит своим перчёным карим взглядом. Тем более что смущение — верный знак возможности, которую он не упустит.

— Не выбрали?

— Н-нет.

— А что предпочтительнее? Геометрический рисунок? Или этнический — например, индейский или кельтский? Может, морская тематика? Готическая?

— Я, если честно, не думал. Случайно получилось, что я здесь. — Вот тут бы правильный татуировщик распрощался с клиентом ради этических норм. Самир был правильным: пьяных и обкуренных не обслуживал, акселератов-подростков разворачивал на выход, неуверенных не уговаривал. Но не сегодня. Мужчину с тёмной меткой на брови и с такими ровными белыми зубами хотелось не столько украсить, сколько украсть. Поэтому Самир взял «быка за рога»:

— Раздевайтесь. Можно на «ты»?

— Э-э-э… Конечно, я Александр. — Саня снял футболку.

— А я Самир. Ложись на кушетку. Хорошая фигура. Я сначала подготовлю спину. — Хитрый татуировщик нагло пользовался тем, что клиент не в курсе, как делается тату. Он вытащил из шкафчика бутылочку с какой-то жидкостью. — Нужно приспустить штаны, до ягодиц.

— Я рассчитывал на татуировку только в верхней части спины, — как-то жалобно высказался Саня.

— Ты же «не думал», — сладострастно улыбнулся Самир. — Позволь мне сделать красиво. Я не буду колоть всю спину, только вдоль позвоночника. У тебя жёлтые глаза — редкость, как у аспида. Я предлагаю тебе змеиное дерево.

— Что?

— Лежи. — И Самир обосновался в изголовье — так, что Саня практически упирался лбом в золотистые шаровары. Он вылил маленькую лужицу жидкости медового цвета и возложил руки на пока чистую спину. Как пианист у рояля.

Саня понял, что это совсем не массаж, а если и массаж — то какой-то совсем косметический и эротический. Вот слепой Василий, к которому он время от времени ходил, мял так, что приходилось сжимать зубы, чтобы не позориться стонами и скулением, мышцы начинали гореть изнутри, а растревоженные косточки — благодарно похрустывать. Этот же араб делал другое: гладил, натирал, а если и давил, то не до боли, а до её сладкого предчувствия. Собирался вроде подготовить зону позвоночника, а сам ласкал бока, просовывал скользкие руки под живот, сжимал мышцы на плечах, шевелил лопатки. А потом и совсем нагло — наклонился сильнее, обдавая своим теплом, проехался ладонями до самого тупика, до пояса приспущенных штанов, и ещё дальше, под джинсы. Обхватил ягодицы и тут же трусливо назад. Саня издал звук, похожий на негодование. Но так как протест обозначился только неуверенным звуком, Самир дерзко повторил волнующий пасс. И клиент вовсе заткнулся, вцепился в пухлые края кушетки, как будто это Василий его мучит, а не нежный восточный наложник. Хитрый араб это заметил, улыбнулся и прикрыл глаза от довольства собой. Провёл властно по позвоночнику, плечам, рукам и соединил свои ладони с Саниными. Прижался лбом к загривку и прошептал:

— Доверься мне!

Так Саня вроде уже…

Потом Самир несколько раз обтёр тело влажным полотенцем, охладил спиртом. Прилепил что-то к пояснице, по позвоночнику, у шеи, на плечи. Уселся на край кушетки, навалился на задницу и стал медленно рисовать. Всё молча. Очень долго, поднимаясь сантиметр за сантиметром по спине. Саня превозмогал щекотку, лежал не шевелясь и ужасно желал, чтобы мастер лучше бы не рисовал, а продолжил этот псевдомассаж. И было совершенно всё равно, что он там рисует: мистера Фримена с темой говна или олимпийского мишку.

Через часа полтора было велено встать и оценить картинку через два зеркала. Саня увидел на своей спине действительно дерево. И кое-где мёртвые листочки, железные яблоки и сухие сучья. Но самого ствола и ветвей не видно, их оплели змеи. Морды гадов жили в кроне, то есть по плечам. Удивительно, но морды разные: и явно агрессивные, и спящие, и томные, и почти улыбающиеся.

— Нравится? Оставляем?

Саня только кивнул. Не верилось, что на его спине сейчас будет целый серпентарий, и жаль, что рассмотреть близко нельзя.

— Сегодня только начнём, — загадочно произнёс Самир и любовно провёл по спине, не по рисунку. — Только контуры. Давай обойдёмся без лидокаинки. — И Саня опять кивнул.

Было больно. И опять долго. Хотя в этот раз мыслей о массаже и о сексе не было — выжгло все желания. Но не в Саниных правилах раскрывать себя, стонать и жаловаться. Он терпел и даже не морщил лоб, не скалил рот, не поджимал пальцы. И даже не понял, когда всё, экзекуция закончилась. Вдруг уловил пряное дыхание около щеки и горячую руку на подбородке: