— Роч, иди работай.

Тот со смехом удалился.

Рис еще постоял у окна, наблюдая за тем, как планетка Костяшников исчезает в мареве далеко вверху. Еще один кусок жизни ушел из вида и из памяти…

Пожав плечами, молодой человек отвернулся от окна и, сопровождаемый Холлербахом, вновь окунулся в суету Рубки.

Почти беспомощный перед увлекающими его силами, потрепанный корабль, внутри которого копошились человеческие существа, стремился навстречу черной дыре.

Снаружи потемнело, и небо заполнилось фантастическими звездными скоплениями, подобными тем, что Рис наблюдал при первом погружении в эти глубины. Ученые оставили корпус прозрачным. Рис полагал, что это отвлечет беспомощных пассажиров от тягот путешествия. Так оно и случилось. Чем дальше, тем большее число их собиралось у огромных окон, и настроение на корабле стало спокойным, почти благоговейным.

Когда до Ядра осталось около одной смены пути. Рубка поравнялась со стадом китов, и все пассажиры прижались к окнам. Рис освободил рядом с собой место для Холлербаха, и они вместе наблюдали за происходящим. На этой глубине каждый кит имел вид тонкой ракеты, опавшая плоть обтягивала внутренние органы. Даже огромные глаза были закрыты, и киты вслепую устремлялись на Ядро, ряд за рядом обтекая Рубку. Их было так много, что казалось, корабль окружает сплошная стена бледной плоти.

— Если бы я знал, что это за зрелище, я бы не стал тогда выбираться отсюда, — прошептал Рис.

— Ты не смог бы выжить, — сказал Холлербах. — Посмотри повнимательнее. — Он указал на ближайшего кита. — Видишь, как он светится?

Рис заметил розоватое свечение вокруг передней части кита.

— Сопротивление воздуха?

— Разумеется, — раздраженно сказал Холлербах. — На этой глубине атмосфера густа, как суп. Смотри дальше.

Рис сосредоточил внимание на морде кита и увидел, как двухметровый лоскут китовой кожи вспыхнул и оторвался от стремительно летящего животного. Рис оглядел стаю и повсюду заметил вспышки огня и искры разлетающегося пламени.

— Такое впечатление, будто киты распадаются. Видимо, сопротивление воздуха слишком велико… А что, если они выбрали неверную траекторию или им помешало наше присутствие?…

Холлербах недовольно фыркнул.

— Сентиментальная чушь. Рис, эти киты гораздо лучше, чем мы, знают, что делают.

— Тогда почему они горят?

— Ты меня удивляешь, мальчик! Ты должен был понять это еще тогда, когда взобрался на кита и увидел пористую наружную оболочку.

— В то время меня больше интересовало, смогу ли я ее есть, — сухо ответил Рис. — Однако… — Он немного подумал. — Вы утверждаете, что назначением этой оболочки является абляция?

— Конечно. Внешние слои обгорают и отваливаются. Один из простейших, но эффективнейших способов рассеивания тепла, вызываемого чрезмерным сопротивлением атмосферы… Метод, использовавшийся в первых космических аппаратах, как было сказано в записях Корабля, записях, которые, разумеется, теперь утеряны навсегда…

Внезапно на корпусе Рубки вспыхнуло пламя, и наблюдающие пассажиры отшатнулись от пронесшегося в нескольких дюймах от них огня, который тут же исчез.

— Вот это уже не запланированная абляция, — мрачно сказал Рис. — Это одна из наших дюз. Теперь мы не в состоянии корректировать курс.

— Да, — нахмурившись, медленно кивнул Холлербах. — Это произошло немного раньше, чем я предполагал. У меня теплилась надежда сохранить кое-какое управление даже в ближайшей точке, там, разумеется, траекторию исправить легче всего.

— Боюсь, что теперь мы останемся на этой орбите. Как сказал бы Паллис, летим без дыма… Остается надеяться, что наша траектория верна. Пойдемте, поговорим с навигаторами. Только потише. Чтобы там ни было, не следует паниковать.

Члены группы навигаторов отвечали на вопросы Риса каждый согласно своей специальности. Ученые с Плота показывали диаграммы, на которых были изображены орбиты, расходящиеся от Ядра, как пряди волос, тогда как Костяшники бросали в воздух кусочки металла и смотрели, как они летят.

Через несколько минут Рис не выдержал:

— Ну и что?

Квид дружелюбно пожал плечами.

— Мы еще слишком далеко. Кто знает? Надо подождать и посмотреть.

Джаен с заткнутым за ухо карандашом задумчиво почесала голову.

— Рис, мы сейчас в неустойчивом положении, поскольку потеряли управление на таком расстоянии, где окончательная траектория слишком сильно зависит от начальных условий…

— Другими словами, — раздраженно сказал Рис, — надо подождать и посмотреть. Ужасно!

Джаен хотела было возразить, но передумала.

Квид хлопнул Ученого по плечу.

— Послушай, мы ни черта не можем с этим поделать. Ты сделал все что мог… И даже если из этого ничего не выйдет, старина Квид, во всяком случае, недурно прокатился.

Холлербах оживленно сказал:

— И вы, мой друг Костяшник, не одиноки в своем мнении. Джаен! Полагаю, тебе не нужен больше Телескоп?

Джаен усмехнулась.

Для того, чтобы сменить ориентацию и сфокусировать инструмент, понадобилось полчаса. Наконец Рис, Джаен, Холлербах и Нид столпились вокруг маленького экрана.

Поначалу Рис был разочарован. Экран закрывало окружающее Ядро плотное черное облако материала разрушенных звезд — картина, знакомая по наблюдениям с Плота. Но по мере того, как Рубка входила во внешние слои облака, темная завеса расступалась, и обломки начали приобретать объем и очертания. Снизу лился бледный розоватый свет. Вскоре занавес из звездных осколков сомкнулся над ними, заставляя опасаться за прочность корпуса.

И вдруг облака разошлись, и они оказались под самим Ядром.

— Боже мой, — прошептала Джаен. — Это… это похоже на планету…

Ядро представляло собой компактную массу сосредоточенную вокруг центральной черной дыры, сплющенную сферу миль пятьдесят в диаметре. Это был мир, окрашенный в красно-розовые тона. Его поверхностные слои — образованные, как прикинул Рис, сотнями различных уровней гравитации, — были четко очерчены и несли на себе нечто вроде ландшафта. Там были океаны из какого-то псевдожидкого материала, густого и красного, как кровь. Они плескались о берега, возвышавшиеся над сферической поверхностью. Были видны даже небольшие горные цепи, похожие на морщинистую кожуру испорченного фрукта, и облака — совсем как дымок, курящийся над поверхностью морей. Все находилось в непрерывном движении: волны километровой длины пересекали моря: горные районы, казалось, непрерывно эволюционировали, и даже побережье этих необычных континентов постоянно меняло очертания. Впечатление было такое, будто какой-то мощный источник тепла заставлял поверхность Ядра непрерывно морщиться и пузыриться.

«Похоже на Землю, попавшую в ад», — подумал Рис.

Холлербах был в восторге. Он смотрел на экран так, будто сам хотел влезть туда.

— Гравитационная химия! — гаркнул он. — Подтвердилось! Строение этой необычной поверхности может быть объяснено только работой гравитационной химии. Против притяжения черной дыры могут устоять лишь гравитационные связи.

— Но тут все так быстро меняется, — сказал Рис. — Метаморфозы в масштабах миль за считанные секунды.

Холлербах энергично кивнул.

— Подобная скорость должна быть характерной для мира гравитации. Вспомним, что возмущений гравитационного поля распространяются со скоростью света и…

Джаен крикнула, указывая на экран монитора.

В центре одного из континентов, напоминая огромную шахматную доску, бело-розовым цветом светилась регулярная прямоугольная решетка.

Голова Риса заработала.

— Жизнь, — прошептал он.

— И разум, — сказал Холлербах. — Два таких ошеломляющих открытия одновременно…

Джаен спросила:

— Но разве это возможно?

— Скорее мы должны были бы спросить: «Почему это не так?» — ответил Холлербах. — Непременным условием существования жизни является наличие больших энергетических градиентов… Гравитационный мир является одним из наиболее быстро эволюционирующих. Универсальные принципы самоорганизации почти предопределяют возникновение жизни, как последовательность Фейгенбаума способствует возникновению порядка из хаоса.