На рассвете 2 сентября при тихом норд-вестовом ветре «Суворов» снялся с якоря и встал под паруса. Впереди лежали необозримые просторы Тихого океана. Прошло две недели, плавание проходило без особых происшествий. Но вот в один из дней, когда часть команды отдыхала после обеда, корабль резко содрогнулся, так, что матросы чуть не вывалились из коек. Вмиг вся команда выскочила на верхнюю палубу, но вокруг, насколько хватало глаз, не было суши. Выбежав на шканцы, Лазарев бросил взгляд на недоумевающего штурмана, глянул за корму, уверенно сказал:

— Видишь бурун? Нам повезло: кит, с которым мы только что столкнулись, шел на большой глубине и не успел подняться, а то бы нам не миновать беды.

Тем временем бросили лот, потравили до ста двадцати сажен, лот пронесло, корабль стремительно набирал ход.

На следующий день ветер стал стихать, и к вечеру совсем заштилело. В зеркальной поверхности океана четко отражался силуэт корвета с обезветренными парусами. На западе у самого горизонта нависла гряда мрачных туч, оттуда глухо доносились раскаты грома.

— Быть буре, — вздохнул на баке пожилой матрос.

Глубокой ночью налетел шквал, закрутил вихрь, пошел дождь. Океан штормило несколько дней беспрерывно. Лишь неделю спустя ветер ослабел и перешел на попутный, юго-восточный пассат. Пересекли тропик Козерога, и сразу наступила жара. После обеда 27 сентября все свободные от вахты высыпали на залитую солнцем палубу. Вокруг мачт, надстроек с криком носились птицы. Некоторые, посмелее, садились на палубу, подбегали к людям. Швейковский протянул ладонь с крошками и удивился — птицы безбоязненно клевали, примостившись на руке.

— Погляди, Семен, птицы-то совсем не пуганые, да и много их…

Унковский обвел взглядом горизонт. Птицы в открытом море явление не редкое, но когда они сами невелики и длительно сопровождают корабль, значит, и места их обитания не слишком отдалены. Он постучал в каюту капитана и вошел. В белой рубашке с распахнутым воротом, опершись о стол, Михаил внимательно разглядывал карту. Он весело подмигнул Унковскому и кивнул на карту:

— Тишина, Сеня, вокруг. Почитай, на сотню миль по картам нет суши, ан птички-невелички откуда ни возьмись…

— Думаешь, где-нибудь суша неподалеку? — приятно удивился Унковский совпадению его мыслей с мнением друга. — А что, вдруг удача, неведомую землю отыщем?

Лазарев рассмеялся.

— Удача удачей, но токмо сама она не сыщется. — Он посерьезнел. — На полатях лежать, так и ломтя не видать. На ловца и зверь бежит.

Десять лет тому назад, еще кадетом, а потом гардемарином, не однажды размышлял он о призвании моряка. В корпусе готовили офицеров флота, защитников отечества, — это было главной и святой обязанностью военного моряка. Но истинный моряк и в мирную пору не будет отсиживаться в гавани. Его долг и призвание — стремиться в море, навстречу стихии. Славу России добывать надобно не только в баталиях, а возвеличивать ее среди разных народов первооткрыванием земель неизведанных… Михаил вздохнул, надел сюртук и проговорил:

— Пойдем на шканцы.

Солнце клонилось к закату, ровный ветер понемногу крепчал и посвистывал в парусах. Лазарев перегнулся через фальшборт.

— Взгляни, Семен Яковлевич, — он кивнул за борт. В прозрачной голубизне стайка небольших рыб старалась поспеть за волной, отбрасываемой форштевнем.

— Рыбка тоже невелика, стало быть, кормится где-то…

Унковский положил ладонь на руку товарища:

— Чует мое сердце — будет-таки нам удача!

К вечеру ветер стих, и корабль бесшумно скользил по безбрежному океану со скоростью около пяти узлов. Поужинав, вся команда вышла на палубу, отдыхали в прохладе после дневного зноя. На темном небе проступили первые звезды, все ярче светила луна, давно поднявшаяся над горизонтом.

Лазарев вызвал двух самых остроглазых матросов.

— Стоять, братцы, по очереди, глядеть в оба, где-то неподалеку земля должна обретаться, — он улыбнулся, — кто свидит, тому награда.

Постепенно темнота окутала корабль, только тугие паруса белели в вышине, покачиваясь в такт мачтам и заслоняя иногда луну.

Лазарев вместе с Унковским прохаживались на шканцах. За час до полуночи громкий, радостный крик с бака заставил встрепенуться всех:

— Берег видно!

В считанные секунды по команде Лазарева были отданы шкоты и подобраны паруса. Корабль заметно терял ход и вскоре лег в дрейф. По опыту командир знал, что ночная встреча с незнакомой сушей сулит в тумане мало приятного любому судну и может окончиться печально.

Лазарев со штурманом стояли на баке и наблюдали в подзорную трубу. Вдали чернела, временами исчезая, когда облака закрывали луну, узкая полоска суши. Брошенный лот вытравили на сто двадцать сажен, но его пронесло.

— Поставить штормовой марсель! — передали на бак команду капитана.

Поставленный парус нехотя расправился, наполнился ветром, и «Суворов» медленно пошел вперед прежним курсом норд-норд-ост. Прошло не более часа, и вновь корабль лег в дрейф. На этот раз яркая луна высветила чернеющий вдали берег, оттуда явственно доносился шум прибоя. Глубины по-прежнему оставались большие, и стать на якорь было невозможно. Большая часть команды спустилась в кубрики. На шканцах остались Лазарев и Унковский, им вынесли стулья. Поднялся штурман Алексей Российский. Подойдя к освещенному нактоузу, он доложил:

— Господин капитан, место корабля в широте тринадцать градусов пятнадцать минут южной при долготе к весту от Гринвича сто шестьдесят три градуса тридцать минут.

Корабль за ночь сдрейфовало, однако шум прибоя был слышен до рассвета. Около пяти часов утра, едва занялся рассвет, в расстоянии двух-трех миль на зюйд-ост явственно проступили очертания неизвестного острова, покрытого кустарниками и редкими кокосовыми пальмами. Спустя полчаса, когда совсем рассвело, наблюдатель с марса крикнул:

— Вижу пять островов!

На верхней палубе к этому времени оказалась вся команда и пассажиры. Громкое «ура!» покатилось над необозримыми океанскими просторами. Невольно взоры моряков обратились к капитану. Глубины показывали более ста сажен.

— Павел Михайлович, — Лазарев повернулся к стоявшему на вахте Швейковскому, — прикажи спустить обе шлюпки. В первой со мной пойдет Семен Яковлевич и штурман, во второй — доктор Шеффер и, — он глянул на пунцового коммерсанта, — ежели пожелает, господин Молво.

Тот радостно закивал головой.

— Штурману взять секстан, пелькомпас, октан, лотлинь, журналы и прочее. Господину Молво рекомендуется захватить разные безделушки, одарить людей тамошних, ежели таковые объявятся.

В шесть часов утра «Суворов» сдрейфовало, до острова оставалось полторы мили. Спускаясь в шлюпку, Лазарев предупредил Швейковского:

— Мы возвернемся не ранее после полудня, посему держитесь не ближе двух миль, под парусами. В случае шквала немедля уходите от берега.

Полчаса спустя шлюпки подошли к коралловой лагуне, окружавшей самый южный остров. Грозно шумел накат океанской волны, пристать было невозможно. Шлюпки перетащили внутрь лагуны, благо начался прилив, и пошли вброд на остров.

Не успели моряки выйти на берег, как их окружили стаи птиц и больших земных раков. Крупные птицы подбегали и брали приманку из рук, те, что поменьше, — садились на плечи, голову, пришлось от них отбиваться. Погладив птицу, Унковский взял ее в руки.

— Видимо, не пуганы человеком.

И в самом деле, острова оказались необитаемыми. Все пять островов соединялись между собой коралловыми отмелями, которые в прилив покрывались водой. Продираясь сквозь кустарники к кокосовой роще, моряки то и дело проваливались в заросшие травой глубокие ямки — гнезда птиц. Куда ни ступали ноги, всюду раздавался писк птенцов. Когда добрались к кокосовым пальмам, солнце поднялось высоко и нещадно пекло. Освежала приятная прохлада в тени пальм. Отдохнув, осмотрелись. Лазарев с Унковским и штурманом тотчас же приступили к астрономическим наблюдениям. Тем временем матросы изловчились, залезли на пальмы и начали сбрасывать оттуда кокосовые орехи. Прохладный сок утолил жажду, после него и есть не хотелось.