Однако американцы не прекратили браконьерства, предпринимали попытки нападать на русские поселения. Почти тысячемильная прибрежная полоса оставалась без какого-либо прикрытия. Для охраны поселений и промыслов, по просьбе Российско-Американской компании, и отправлялись завтра два корабля под начальством Тулубьева.

— Нелегкую ношу предстоит нести вам, Иринарх Степанович, — задумчиво проговорил Лазарев, глядя на Тулубьева. Это было вчера…

Борта уходивших кораблей окутались клубами дыма, донеслись раскаты прощального салюта. Завеса мелкой мороси опустилась над рейдом.

— Пошли, Мишель. — Андрей тронул за плечо брата.

— И то верно, надобно в портовую контору, пора заканчивать расчет с «Мирным».

Спустя три дня Михаил Петрович выбрал наконец-то время ответить на письмо друга из Смоленской губернии.

Лазарев усмехнулся и подчеркнул слово «чудаков».

Письмо получилось объемистое, на полторы дюжины страниц.

Воспоминания о недавнем наплывали чередой событий, и каждый случай казался столь значительным, будто от него зависела вся судьба вояжа, и о нем надо было непременно сообщить другу.

Далеко за полночь дописал он последнюю страницу.

Наутро за завтраком Андрей делился городскими новостями:

— В Кронштадте, Мишель, нынче недовольных службой моряков все более, корабли на приколе гниют, муштра одолевает. Стишки в письмах по рукам пошли:

Михаил, смеясь, продолжал:

Удивленный Андрей хохотал вместе с братом — и когда он успел все разузнать? Михаил грустно усмехнулся:

— Нынче на гнилых палубах матросов донимают, о парусных экзерцициях позабыли, эдак дух романтический из службы вовсе улетучится.

— То любо маркизу, — согласился Андрей и, вздохнув, добавил: — Как опять не вспомянешь Гаврилу Романовича:

Под порывами ветра осенняя морось частой дробью колотила в окно. За ним блестели мокрые мостки деревянного тротуара, сиротливо тянулись пустынные, унылые дорожки куцего бульвара с опавшей листвой; одиноко качался разбитый фонарь у входа в трактир, скукой веяло от сонной фигуры будочника, укрывшегося в полосатую конуру.

Невольно пришли на память тупые физиономии кронштадтских чиновников-казнокрадов, рутина сонной портовой конторы. «Нет, нет — только в море, навстречу ветру, штормам и томительной сладости неизведанного. Вершить дела с людьми для людей, вносить свою лепту в становление России…»

Михаил повернулся к брату:

— Давеча Леонтий Васильевич Спафарьев сказывал, в Адмиралтействе подумывают летом два корабля послать на смену Тулубьеву. Всенепременно буду в сие предприятие стремиться. Коли сбудется, адмирала Сарычева упрашивать стану тебя определить со мною…

Мартовское солнце припекало, образуя темные проталины в санном пути из Петербурга. Мимо проносились вешки, обозначавшие дорогу в Кронштадт, изредка попадались полосатые будки. Михаил Лазарев их не замечал.

…Вчера его вызвали в Петербург к недавно назначенному начальнику Морского штаба контр-адмиралу Антону Моллеру.

Лазарева и многих корабельных офицеров удивляла необыкновенно быстрая его карьера. Для чиновников Морского министерства давно все было ясно. Еще во времена Екатерины II старший братец перетащил Антона из захолустной Астрахани на Балтику. Павел Чичагов, лучший друг того же братца, быстро проталкивал по службе. С приходом Траверсе, «нечистого на совесть и руку», взлет Моллера ускорился…

Корабельные офицеры интересовали Моллера постольку, поскольку могли способствовать его карьере.

— Его императорское величество повелеть соизволили отправить в наступающем лете к владениям Российско-Американской компании фрегат «Крейсер» и шлюп «Ладогу», — начальник штаба бесстрастно чеканил слова, — командиром фрегата назначено быть вам, а командиром шлюпа брату вашему — флота капитан-лейтенанту Лазареву. — Моллер вышел из-за стола. — Поздравляю вас с высочайшей благосклонностью и надеюсь, вы оправдаете ее. Подробные инструкции и прочее вам объявят.

Аудиенция закончилась…

Все это Лазареву было не в новость, он ждал царского указа целый месяц, но переживал за Андрея — охотников пойти в кругосветное плавание было немало. «Слава Богу, — подумал он, — хоть в этот раз есть время по-людски подготовить вояж».

Две недели тому назад будущий командир «Крейсера» поднялся на палубу фрегата и целый день тщательно осматривал корабль. Простучал и прощупал все шпангоуты, пиллерсы, перегородки, перебрал рангоут и такелаж. Первым делом принялся отбирать офицеров и матросов.

Вначале появились на «Крейсере» лейтенанты Анненков и Куприянов. Еще осенью упрашивали они прежнего командира забрать их с собой к новому месту службы. Лазарев предполагал назначить старшим офицером Анненкова, но получилось по-иному.

Теплым апрельским днем на корабле появился смуглый, с пронзительными черными глазами лейтенант. Завидев его, матросы невольно вытягивались под его немигающим, жестким взглядом.

— Лейтенант Кадьян, ваше превосходительство, — отрекомендовался он Лазареву и протянул письмо. Командир сдвинул брови. Кадьяна назначили по просьбе людей из окружения Аракчеева.

Сразу же он привлек внимание Лазарева неумолимой требовательностью по наведению порядка в корабельных делах.

Портовые чиновники в те времена, пользуясь недосмотром начальства, направляли сотни казенных мастеровых вместо работ на военных кораблях ремонтировать купеческие суда в Кронштадте. За это они получали от купцов солидные куши, и бороться с ними было трудно. Кадьян же организовал из матросов засады и перехватывал мастеровых, заставляя чуть не силой идти на ремонт «Крейсера». Дело доходило до зуботычин, зато ремонтные работы на фрегате пошли веселее. Матросы на фрегате тоже стали побаиваться огромных кулачищ Кадьяна, будто и подтянулись. Лазарев решил, что лучшего помощника не найдешь, и назначил его старшим офицером…

Привлекли рвением к службе отобранные Лазаревым среди многих охотников лейтенант Федор Вишневский, молодые мичманы — Павел Нахимов[70], Ефим Путятин[71], Александр Домашенко. Одного из первых пригласил Дмитрия Завалишина. Несмотря на молодость, Лазареву запомнился дельный и грамотный мичман. Он пришелся ему по душе, и они сошлись довольно коротко, еще когда «Мирный» готовился к походу.