Операция «УН» была закончена.

Мне удалось присутствовать на разборе этого дела у Рожкова. Он сам пригласил меня. Это было тотчас же по возвращении его из Белых камней. Присутствовал я также на первом допросе Ничипоренко. Об этом стоит рассказать.

Часовой ввел в комнату пожилого человека, неряшливо одетого, нечесаного, с усами и бородой, в которых блестела седина. Ему предложили стул и папиросы. Он сел на краешек, понуро опустив голову. Долго и молча курил.

— Ну-с, — сказал Рожков, прервав молчание, — назовите ваше имя.

— Что? — очнулся преступник.

— Ваше имя?

— Имя?.. Ничипоренко Трофим Иванович.

— Нет. Настоящее имя.

— Так я же и говорю — Ничипоренко.

— Значит, вы не меняли своей фамилии?

— Нет.

— Положим. Где и когда родились?

— Здесь, в селе Ольховцы, в девятьсот пятом году.

— Вам только сорок лет?.. Гм.. Расскажите, как вас завербовали в шпионы.

— Так разве я, товарищ майор, настоящий шпион? Разве такие настоящие шпионы-то бывают?.. Да я, если хотите знать, ни одного шпиона и в глаза не видел. Вот что!

— Так кто же вы тогда?

— Кто? Связной, вот кто!

— Это все равно. Рассказывайте.

Монотонным голосом, часто прерываемым сухим кашлем, запинаясь и повторяя одно и то же, Ничипоренко рассказал совсем неинтересную историю своей жизни.

Он был сыном мелкого торговца. Учился плохо и школы не кончил. Отец разорился во время первой мировой войны и умер. Трофим поступил в чужую лавку приказчиком, но за неспособность и пьянство его скоро выгнали.

Батрачил, бродяжничал, воровал, побывал и тюрьме и в конце концов устроился работать бакенщиком.

В те годы, когда фашисты стали усиленно готовить войну с Советским Союзом, его завербовали в шпионы. Пришел какой-то человек, посидел, покурил, посочувствовал и предложил стать германским шпионом за небольшое ежемесячное вознаграждение и обещание большого участка земли на Украине после ее завоевания. Ничипоренко согласился.

Через месяц его уже переправили из родной Польши в германский городок Митвейде, в шпионскую школу, а еще через полгода он вернулся на родину, на старую должность бакенщика, обогащенный необходимыми знаниями шпионского дела. Обязанности его были несложны: он брал спрятанные в определенных местах зашифрованные шпионские донесения и, не расшифровывая, передавал их по радио. Передатчик был вмонтирован в рейку для измерения глубины реки. Никого из других агентов он никогда не видел в глаза и не читал ни одно из донесений.

Во время минувшей войны он вместе с другими советскими гражданами эвакуировался в тыл, чтобы продолжать на больших прифронтовых реках свою шпионскую работу, но его направили на Каму, и деятельность его прервалась. Война принесла ему много огорчений: скопленный небольшой капитал, хранившийся в Германии, пропал, и вместе с ним исчезла надежда на спокойную старость. Он снова очутился в своей лачуге, без денег, без имущества, без хозяина... Впрочем, ненадолго. Хозяева нашлись, правда, новые, но зато более щедрые. Они ввели усовершенствование — радиомаяк, снабдили Ничипоренко пеленгаторным приемником в виде корзинки и научили обращаться с ним.

Радиомаяки можно было оставлять в любом месте. Они делались различных сортов: в виде тростинки, стебля кукурузы или табака, прута из плетня и прочее. Каждый такой вид издавал особый, свойственный только ему звук сигнала.

Вот все, что рассказал Ничипоренко, искурив при этом целую пачку папирос.

Он, разумеется, ничего не знал ни о Серой скале, ни о шайке шпионов, орудующей около нее, и потому оказался для нашего дела бесполезным. 

На другой день мы с Рожковым отправились к Серой скале чтобы присутствовать при последних актах драмы, начавшейся еще несколько лет назад, когда здесь властвовали фашисты.

Когда я и Андрей Матвеевич подъезжали на катере к Серой скале, мы услышали громкие и резкие удары взрывов. С берега пробивали вглубь скалы туннель. Как мне разъяснил майор, те листы железа, цепи и бетонные плиты, которые мы с Леной видели на дне реки, когда покидали подземный шлюз, были частями громадного желоба, служащего входом в подземелье. Желоб этот, укрепленный на петлях, мог подниматься с помощью цепей до вертикального положения и плотно прижиматься к выравненной скале, образуя трубообразный короб, возвышающийся над уровнем воды. После того как откачивали воду, получался проход, по которому можно было сообщаться с подземельем, не опускаясь под воду.

— Но желоб занесло песком, железо проржавело, — пояснил майор, — и восстановить это сооружение оказалось невозможным. Проще пробить новый вход снаружи, да он и удобнее будет: нам ведь маскироваться незачем. Толщина скалы в этом месте не особенно велика — не больше тридцати шести метров, и наши проходчики обещают пробить ее в шесть суток. Но мы дожидаться их не будем.

Катер обогнул выступ Серой скалы, вдающийся в реку, и подошел к тому месту, где под скалой был подводный проход. Здесь на якоре стояло несколько маленьких суденышек, и среди них одно с забавной тупой кормой и лесенкой, спускающейся с нее прямо под воду. Это был водолазный катер ЭПРОН. Мы надели поверх одежды вязаные шерстяные костюмы и облачились в водолазные скафандры, на этот раз настоящие, с резиновыми комбинезонами. Я вторично совершил тот самый подводный путь, который неделю тому назад прошел рука об руку с Леночкой в обратном направлении. Только теперь идти было много легче: холод не мучил вовсе, подводный коридор был расчищен и ярко освещен электрическими фонарями. Мы без труда поднялись по лесенке в подземную камеру и прежде всего освободились от тяжелого и неудобного водолазного костюма и чересчур теплой фуфайки. Здесь нас встретил лейтенант Хрулев, который отрапортовал майору по всем правилам устава.

Я осмотрелся кругом. Множество фонарей освещало низкие каменные своды, маленькую пристань, оба помещения справа и слева от нее. Ничто не напоминало о страшных часах, проведенных мною и Леночкой в этой мрачной пещере. Вместе с ярким светом и веселым стуком молотков исчезли все наши страхи и треволнения.

В одной из боковых комнат на стеллаже стояла небольшая лодочка, длиной около трех метров и шириной и высотой меньше метра. Два механика в морской форме занимались ее разборкой, Она очень походила на ту крохотную лодочку, которую я видел ночью две недели назад быстро мчащейся по реке с двумя пассажирами. Обоих их сейчас уже не было в живых. Но как она попала сюда? Я не заметил ее в прошлый раз ни на воде, ни в помещении. Откуда она взялась?

— Ее здесь и не было, — ответил Рожков на мой вопрос. — Мне сообщили о ее появлении в шлюзе, вот почему я бросил бесполезные поиски на пристани Белые камни и поспешил сюда... Ну как, товарищи, разобрались в конструкции суденышка? — обратился он к механикам.

— Забавное изобретение, товарищ майор, что и говорить!— ответил один из них. — Подводная лодка-малявка. Ходит и по поверхности и под водой. Люди на ней плавают, сидя в скафандрах. — И он с готовностью разъяснил нам устройство суденышка.

Почти весь объем его занимают три соединенных между собой стальных баллона для сжатого воздуха, один для керосина и две цистерны для воды, служащей балластом.  У кормы помещается двигатель типа Уайтхеда, работающий нагретым сжатым воздухом, передаточные механизмы и гребной вал, оканчивающийся двумя винтами, вращающимися в разные стороны. Лодка поднимает двух пассажиров и может двигаться по поверхности с большой скоростью. Когда надо углубиться под воду, открывают клапаны, и цистерны заполняются водой, причем особый автоматический прибор регулирует впуск ее, а также работу горизонтальных рулей, чтобы судно все время находилось под водой, не всплывало бы и не опускалось на дно. При подъеме цистерны продуваются сжатым воздухом. Перед спуском под воду пассажиры надевают скафандры, питающиеся воздухом тех же баллонов, и прикрепляются ремнями к корпусу лодочки.