К «академической школе» Леера в известной степени примыкал А. С. Пузыревский. Он тоже стоял на идеалистических позициях. В своих исследованиях Пузыревский не касался национальных форм военного искусства, а считал, что государства, имеющие в данную эпоху наиболее совершенное военное искусство, и должны стать предметом исследования. В развитии военного искусства он видел как бы единый поток[21].
К «академической школе» Леера принадлежал также П. А. Гейсман. В его работах резко выражен космополитический тезис о непрерывном заимствовании русскими военного искусства у различных народов, особенно у немцев. Так, Гейсман утверждал, что Россия могла создать свою постоянную армию лишь после того, как последняя появилась на Западе. Полки иноземного строя организовывались по западноевропейским, главным образом немецким образцам, писал он. Гейсман проводил реакционную мысль о неполноценности русского народа, который, по его мнению, всегда все заимствовал у своих соседей и впредь должен учиться у них[22]. «Академисты» принижали и извращали историю развития русского военного искусства, выражали идеи пруссачества.
«Школе академистов» противостояла так называемая «русская школа», наиболее видными представителями которой были Д. Ф. Масловский, А. 3. Мышлаевский и Н. П. Михневич. «Русская школа» опровергала и разоблачала антинациональные взгляды «академистов», она стремилась показать национальные начала в русской военной истории. Особенно большую работу в этом направлении проделал Д. Ф. Масловский. По своим философским воззрениям он был идеалистом. В лице Масловского русская военно-историческая наука имела крупнейшего исследователя. Он собрал и опубликовал огромный, по тому времени, материал, обеспечивший обстоятельное исследование путей развития военного дела и выяснение причин, которыми обусловливались его исторические судьбы. Масловский считал, что, только опираясь на широкую источниковедческую базу, можно опровергнуть взгляды «академистов».
Другой особенностью работ Масловского является их историзм. Автор утверждал, что военную историю можно изучать лишь в конкретной исторической обстановке. Для Масловского исторический процесс существует как развитие «общих начал», имеющих национальные особенности военной истории русского народа. Движущей силой этого процесса являются великие полководцы, деятельность которых обогащают «общие правила искусства воинского». Опираясь на эти идеалистические положения, Масловский пришел к выводу, что только при изучении деятельности великих полководцев «выясняются национальные особенности ведения войны и боя», «только изучение русских войн по русским данным может выяснить значение участия народа в деле самозащиты и тем облегчить разумное пользование средствами земли, искони готовой отдать все нужное своей национальной армии»[23].
Выводы Масловского противоположны взглядам «академистов». В своих трудах он решительно возражал против теории заимствования и доказывал, что русское военное искусство развивалось самостоятельно. Ссылаясь на русские источники, Масловский утверждал, что «традиции русской армии вырабатывались своим самобытным путем»[24].
Весь ход развития русского военного искусства в XVIII веке обусловливался теми изменениями, которые происходили в XVII веке. «Еще до Петра I вооруженные силы России начали видоизменяться в своем составе, а боевая их деятельность получила новое направление. Почва для реформы была таким образом подготовлена…»[25] всем ходом истории.
Д. Ф. Масловский решительно отвергает установившуюся в военно-исторической науке версию о механическом перенесении Петром I западноевропейской военной системы. «Реорганизуя военное дело Московского государства, — пишет он, — поднимая его до уровня военного искусства западноевропейских армий, великий полководец вводил новые порядки постепенно, после строгой оценки соответственности их с историческими условиями русской жизни, сообразуясь с указанием собственного опыта и стремясь во всех случаях осуществить свои предначертания русскими людьми…»[26]
Исследуя войны второй половины XVIII века, Масловский отмечает самостоятельные черты русского военного искусства и высоко оценивает полководческое искусство П. А. Румянцева и А. В. Суворова, называя их величайшими полководцами мира. Основная заслуга Масловского состоит в постановке вопроса о самостоятельном пути развития русского военного искусства.
Вслед за Масловским исследованием русского военного искусства по русским источникам занимался А. 3. Мышлаевский. Он исходил из положения, что у «каждого великого народа военная история должна существовать как самостоятельная наука». Мышлаевский резко осуждал историков типа Леера, отрицавших национальный характер военного искусства. «Изучая Петра и Суворова, — писал он, — мы сами забывали, что они плоть от плоти и кость от кости нашей истории и нашего народа…»[27] Критикуя военных историков, не желавших видеть национальных черт в военном искусстве великих русских полководцев, Мышлаевский указывал, что «они, эти судьи, хотели взять полководцев во всей, доступной им, специально военной обстановке: в условиях пространства, времени, театров, сил, средств, качеств и т. п., и тем не менее они изучали их в безвоздушном пространстве, потому что они оторвали их от русской земли. Они оторвали Петра от нашей истории, они оторвали Суворова от наших нравственных идеалов, этим они вырвали из них весь внутренний смысл и, взяв критический скальпель в руки, стали анализировать их по всем правилам научной анатомии, но они трудились не над живыми людьми; пред ними были какие-то стратегические и тактические мумии»[28].
Мышлаевский сосредоточил свое внимание на сборе и публикации документов о Северной войне и войнах второй половины XVIII века. Требуя от историка глубокого анализа явлений, он указывал, что для этого нужно располагать достоверными фактами и знать среду, к которой принадлежит полководец, знать историю этой среды, то есть историю народа. По своим взглядам и методам изучения военной истории Мышлаевский был последователем Масловского.
В лице Н. П. Михневича мы видим крупного представителя русской военно-исторической школы. Его философские воззрения были идеалистическими. Михневич считал, что русское военное искусство «почти никогда не уступало западноевропейскому, а весьма часто шло впереди, давало направление, новые идеи в области тактики и стратегии, которые от нас воспринимались в Европе»[29]. Превосходство русского военного искусства над западноевропейским, по мнению Михневича, обусловливалось «большой выносливостью русских воинов, способностью их умирать «за други своя», своеобразными способами ведения боя, высоким моральным духом русской армии»[30]. Михневич не понимал действительных законов, лежащих в основе развития военного искусства, и отрицал влияние экономических условий на военное дело.
На позициях «русской школы» стояли также морские историки С. Елагин, В. Головачев, Ф. Веселаго, стремившиеся показать самостоятельные пути развития русского военно-морского флота.
Военный историк А. К. Баиов пытался примирить «академистов» и представителей «русской школы». По своим философским воззрениям Баиов идеалист. Он писал, что военное искусство есть продукт человеческой мысли, работающей в определенном направлении. Баиов решил дать анализ истории русского военного искусства с древнейших времен до середины XIX века, но успел выполнить лишь часть этой задачи. Основная идея его труда сводилась к тому, что «военное искусство революций не знает — оно лишь эволюционирует и лишь эта эволюция протекает несколько ускоренно, быть может, даже бурно, но при этом никогда не нарушается связь, преемственность, а потом и в изменении приемов пользования различными элементами военного искусства не должно быть порывистости, скачков»[31]. Баиов, как и его предшественник Гейсман, утверждает, что Россия всегда стояла на пути заимствований в военном искусстве. Баиов принижает роль русского военного искусства и превозносит заслуги Миниха, утверждая, что его военная деятельность «не шла вразрез с идеями Петра»[32].
Дворянская, а позднее буржуазная военно-историческая наука оказалась способной лишь констатировать наличие определенной организации, устройства и вооружения армии. Всякие изменения в этой области военные историки объясняли как результат преобразовательной деятельности полководцев. Ограниченность дворянской и буржуазной военно-исторической мысли и порочность ее методологии исключали возможность постановки вопроса о развитии вооруженных сил и военного дела в целом и о тех движущих силах, которые определяли это развитие.
Вопрос о законах развития военной истории разрешили классики марксизма-ленинизма, создавшие учение о войне и армии.
Марксизм-ленинизм исходит из того, что война есть явление историческое и классовое. Каждому периоду развития человеческого общества, каждому способу производства соответствуют свои способы и формы ведения войны, которые изменяются в зависимости от условий развития, прежде всего в зависимости от развития производства. Переход от одного способа производства к другому неизбежно влечет за собой изменение форм и способов ведения войны и боя.
Руководствуясь этими положениями, советская историография получила возможность успешно решить основные вопросы развития вооруженных сил России в XVIII веке. Эти проблемы нашли свое отражение как в общей, так и в военной историографии.