— Мы выведем из тебя эту дрянь, — прошептала мама. Она посмотрела на меня, сжав мои плечи. — Десять лет назад мы могли бы просто забыть об этом… Но в эру Интернета… — она потрясла головой, замолчав. — Ты хорошая девочка. Мы с твоим отцом знаем, что ты этого не делала.

Папа даже не посмотрел на меня.

— Спасибо, мам. Я в порядке.

— Мы подключим к этому делу всех. Этот мужчина… Дикон Брюс? Мы найдём что-нибудь и выдвинем против него обвинения.

— Эйлин, — произнёс отец, — этого не сделать по щелчку пальцев.

Она повернулась к нему, бросив на него смертоносный взгляд. Сопротивление, существующее между моими родителями, можно было назвать эпическим. Однажды кто-нибудь из них превратится в кучку испепелённых костей и сгоревшей кожи из-за этих схваток.

— А как тогда? — прорычала мама.

— Квентин уже занимается другим…

— Он может заняться и этим.

— Нет.

Соревнование взглядов продолжилось. Я не знала, что они сделают быстрее: набросятся друг на друга с поцелуями или с кулаками.

— Мам, пап? — вмешалась я, но не смогла разорвать их очного сражения. — Я выберусь отсюда через пару дней. Мы можем…

Не оторвав взгляда от мамы, отец ответил.

— Я бы не ставил на то, что ты выберешься отсюда.

— Но…

— Она выберется, Деклан, — ответила мама. — Я позвоню Франко. Если всё пойдёт не так, как надо, то посмотри в зеркало, чтобы знать, кого за это винить!

— Не позвонишь. Ей не нужна та помощь, которую ты предлагаешь.

Я не знала, о чём они говорили, но понимала, что если мама собралась позвонить Франко, кем бы он ни был, то она ему позвонит. Моя роль в этом разговоре подошла к концу.

— Спасибо вам за приятный визит. Счастливого, блядь, Рождества.

Я развернулась в своей мягкой обуви и зашагала прочь. Прошла уже половину пути до фойе, когда отец догнал меня.

— Спасибо за защиту, — выплюнула я. — Если это можно так назвать.

— Подожди.

Он встал передо мной, преградив мне путь.

Его личный телохранитель обратил на нас внимание. Отец посмотрел на мужика, который по весу явно мог сравниться с девяностокилограммовым холодильником и который не расставался с пистолетом. Папа взглядом заставил его отступить назад.

А потом его холодные синие глаза впились в меня:

— Это приносит тебе удовольствие? То, что ты делаешь?

— Я здесь не для того, чтобы тебя позорить.

— Но последствия одни и те же. Хотя тебя это никогда не заботило.

— Просто скажи мне, чего ты хочешь.

Он поднял ладонь вверх, оборвав меня на полуслове:

— Твоя жизнь вышла из-под контроля. Ты разбила больше машин, чем я мог купить. Позорно использовала своё тело. Я могу лишь представить, что за дрянь бежит по твоим венам. И ты ни разу не столкнулась ни с одним последствием. Ты как зараза, инфицирующая всё, к чему прикасается.

Я скрестила руки на груди. Не знала, обратить ли это в шутку или нет.

— Ты говоришь, что я плохая.

— Ты — распутная, и тебе плевать на это.

— А тебе разве нет? — ответила я, напрягшись и почувствовав, как задрожали мои конечности.

Никогда не стоило бросать вызов папочке. Просто не стоило. Я не встречалась с последствиями во внешнем мире, но явно сталкивалась с ними в его вымышленном королевстве. И уже там, как ему казалось, я получала за всё сполна.

— Нет. Мы семья, Фиона. Нас десять человек, и всё это имеет значение. Важно, как нас воспринимают. То, как и что мы делаем, имеет значение. И если ты уже не можешь себя контролировать, то это сделаю я, — близко… Это было так близко к тому, что говорил мне Дикон. От этих слов моё тело сжалось. — Выйдешь ты отсюда или нет, может зависеть от меня.

— Мне уже не пять лет, — прошептала я, но уже знала, что этим только усугубила своё положение.

— В этом ты права. Об этом и подумай. Твой поезд ушёл, и вместо станции «бешеного детства» тебе придётся сойти на станции «взрослой жизни». Твоё место займёт новое поколение.

Может быть, действие моего лекарства закончилось. Возможно, я ещё не отошла от того, что недавно вспомнила свою первую встречу с Диконом, но что-то в том, как он назвал меня старой, костлявыми пальцами страха вынуло из меня душу. У него был такой взгляд, словно он наступил в ещё тёплое дерьмо на тротуаре. Я уважала своего отца, его мнение и убеждения, даже если не следовала им. Постоянно возражала ему, а он вносил за меня залоги, потому что чувствовал моё уважение. Что произойдёт, если это уважение исчезнет? Он прекратит оберегать меня?

— Ну а ты? — выкрикнула я, хотя он и глазом не моргнул. — Что ты сделал? Ты сам опозорил эту семью, а маму особенно!

— Я женился на ней. Но никто не женится на тебе, — он впился в меня взглядом, даже не моргнув ни разу.

Единственная причина, по которой я его не ударила, заключалась в том, что он говорил правду.

Вместо этого я направилась в фойе. Словно кот он последовал за мной так быстро и тихо, что я в шоке распахнула глаза, когда он дёрнул меня за воротник. Его охранник не сделал абсолютно нихрена, когда отец рукой сжал мою челюсть.

Он прошептал над моим ухом:

— Когда ты перестанешь притворяться королевой драмы, Фиона? Я устал от этого. И мне не нравится беспорядок.

Была лишь единственная фраза, которую я могла произнести:

— Да, пап.

— Мы поняли друг друга?

— Да.

— Ты возьмёшь свою жизнь под контроль?

— Да.

— Хорошо, потому что если нет, то это сделаю я. И тебе это не понравится.

Я не могла находиться ни в общей комнате, ни во дворике, ни в саду. Не могла слышать разговоры. Мои родители сбили меня с толку. Я ушла после разговора с ними с вопросом о том, что, мать твою, только что произошло? После этого я приняла свои таблетки согласно расписанию и легла на кровать.

«Тебя контролирует твоя киска. А тот, кто контролирует твою киску, контролирует и тебя».

Потолок моей серо-белой комнаты затягивался унылой тенью, которая ползла к открытому окну. Меня касался слабый ветерок, но это всё равно не успокаивало, и я хлопнула ладонями по подоконнику.

«Я сама контролирую свою киску».

Дикон в костюме, и он улыбался мне, смотря на моё лицо, когда я была голой и привязанной к крюкам на стене. Он не поверил мне. И был прав. В борьбе за жизнь моя киска всегда побеждала.

«Я буду контролировать её, котёнок. И ты скажешь «пожалуйста», — он коснулся хлыстом моих губ, и я сомкнула их на его кожаном кончике. — Всего лишь три дня. Ты смиришься с этим, или это то, что ты получишь».

Мой взгляд блуждал по его прекрасному лицу, но это было запрещено. Я должна была смотреть исключительно в пол в знак моего подчинения. Он замахнулся хлыстом и ударил меня им по лицу. Боль отдалась глубоко во мне, увлажняя мои складки.

«Это для того, чтобы я смог удерживать тебя в доме».

В его словах не было жестокости или какой-либо подобной эмоции. Второй удар пришёлся по моей груди.

«Это за то, что посмела посмотреть мне в глаза».

Удары так и сыпались на мой живот, бёдра и тазовые кости, а после неожиданный шлепок кожаной плети опустился на мой клитор. Я заскрежетала зубами. Мне нельзя было кричать.

«Мне нужно всего лишь три дня контроля».

Я вспомнила раны, которые он оставлял после себя. Вспомнила то, как они жгли, пока он отвязывал меня и клал на кровать, развернув лицом вниз, чтобы раны смогли тереться о матрас, когда Дикон будет трахать меня. Вспомнила, как меня сокрушил оргазм, а раны кровоточили следующие три дня, послужив напоминанием о том, как сильно я кончила тогда и как без него не могла совладать со своей киской.

«Ты сможешь касаться себя, когда захочешь, но это всё».

Его ухмылка была похожа на ухмылку Сатаны. Я не видела в этом ничего смешного. Я была так возбуждена. Я не касалась себя ради того, чтобы получить удовольствие даже тогда, когда он мучил меня, давая мне один-единственный выход.