На этот раз, Дина одна. Сидит довольная-предовольная.

– Звали, Госпожа?

– Мы одни, вроде. Могла бы и без госпожи. Ответ ещё не прислали.

Пожимаю плечами.

– Не особо и ждала. Я же…

Она резко вскакивает.

– Ты же Осень. Ертгард Осень! Ну, очень умненькая девочка! Ответа не пришло, примчался тот самый ученик автора первых четырёх частей. Умоляет! Я не шучу! О приёме, говорит, ответа не может быть ни в двух, ни в десяти тысячах слов. Он сказал, во второе солнце на небе поверить проще. Но второго солнца нет, а ты, моя умненькая, есть. Так что, сядь, где обычно сидишь. Чувствую, кто-то скоро очень удивиться. Его скоро позовут.

Посыльный распахивает дверь, называя имя входящего. Я отмечаю, в вопросах церемоний Госпожа далеко не всегда так щепетильна. Озорные искорки в глазах замечаю только я, малознакомому она покажется просто образцом серьёзности с собственного портрета.

Кажется, он не знает, как начать разговор.

– О чём вы хотели со мной говорить?

– Недавно мы получили пакет с неким сочинением и вашей резолюцией как можно скорее дать заключение по этому сочинению.

– Оно готово?

– Да… То есть нет.

– Не понимаю.

– Там не был указан автор.

– Это так важно?

– В значительной степени, да. У нас возникли вопросы, на которые ответ может дать только автор этого сочинения.

– Что вы можете сказать об уровне этого автора? Достоин он права учиться в вашем заведении?

– Ему там нечего делать!

– Так всё плохо?

– Наоборот. Уровень работы превосходит уровень работ лучших выпускников. Более того, мы намереваемся подать прошение с просьбой принять этого человека в число кандидатов в члены академии вне обычной процедуры.

Дина пожимает плечами.

– Подавайте. Подпишу. У вас всё?

– Да, то есть, нет. Мы хотели узнать имя этого человека, и либо встретиться с ним, либо хотя бы иметь возможность написать ему. Это возможно?

– Вполне. Осень! Ты опять задумалась!

Я словно проснулась. "Да, то есть, нет" в мою сторону не смотрит. Кажется, он ещё не понял, что ответ на вопрос уже получил.

– Да, Госпожа.

– Не спи! Слышала, тут с тобой встретиться хотят. Соизволишь принять?

Встаю и подхожу к столу. На самом деле, страшно. Очень. Но рядом грозная Дина. На меня по-прежнему не смотрят.

– С человеком хотели встрется? Ну, так вот этот человек, Ертгард Осень рядом стоит. Спрашивайте, а то передумает она с вами разговаривать.

Открыл рот. Закрыл. Открыл снова. Кажется, не понимает, что происходит. Дина мне подмигивает.

– Причём тут эта девочка? Хотя… Её имя там было… Она писец? Пусть скажет, откуда это переписала!

– Из своей головы. Больше неоткуда.

– Не понимаю.

– Я тоже. Почему учёным мужам иногда на пальцах приходится объяснять самые простые вещи? Так и быть, снизойду. Автор столь поразившего вас сочинения – Ертгард Осень – стоит перед вами. Именно автор, не писец, или кто-то ещё. Я вашу просьбу уже осуществила, человек вон тут стоит. Спрашивайте, о чём хотели, пока она, или я не передумали.

Пожалуй, говорящей рыбе он удивился бы меньше, чем мне. Написанное мной у него с собой. Хотя, моего текста и выкладок там теперь меньше половины. Остальное – пометки несколькими почерками на каждой странице. Можно подумать, я таких возражений не предвидела.

Верил не до конца. Если уж сама Чёрная Змея испытывала любовь к злым розыгрышам, то уж от её любимой дочери и подавно можно ожидать подобного.

Открыл наугад. Показал на третий пункт на странице и спросил, из чего это следует. Я ответила. Потом ещё и ещё. Потом он попросту забыл, что в кабинете есть ещё кто-то. Видел и слышал только меня.

Я же связи с реальностью не утратила. Замечаю, как откровенно потешается развалившаяся в кресле Дина. Такая довольная, язык Госпожой называть не поворачивается. Ей приносят поднос с трубочкой и маленькой жаровней. Сидит, колечки в потолок выпускает. Слушает, о чём мы говорим.

Точнее, уже не мы. Говорю одна я. Он не переспрашивает. Просто записывает. Не отрывая от меня взгляда, взял перо и бумагу со стола Дины и стал писать. Дина веселится ещё больше.

– Так! Всё это замечательно, но это, вообще-то мой кабинет! – Дина весьма ловко прерывает меня как раз после ответа по очередному пункту.

Учёный словно только что вспомнил, где находится. Почему-то мне кажется похожим на ребёнка, у кого сладости отобрали. На меня смотрит, потом на Дину. Сглотнув, спрашивает.

– К-кто эта девочка? Откуда она здесь?

– Она, вообще-то представилась. Тут она просто живёт. Что до остального. Расскажешь о себе, Осень?

– Не умею.

– Или не хочешь?

– И так, и так можно сказать.

– Ну, тогда мне придётся. Сами-то что о ней думаете? Отвечайте! Я ведь не забыла о ваших разногласиях с матерью относительно организации обучения подрастающего поколения. В тех спорах не участвовала, но данным вопросом именно я при ней занималась. Занимаюсь и теперь, только уже для себя самой. Чудненький результат, по-моему, получился. Кстати, далеко не единственный.

– Если не ошибаюсь, она одна из воспитанниц вашего Дома. Довольно распространённый обычай при крупных дворах, особенно, если учесть большое число войн в последнее время.

– Отчасти верно… Вы, если не ошибаюсь, подписывали прошение на Высочайшее имя о помиловании членов секты казнённого бога. Ну, тех, кого крестьяне "резаками" зовут и чьим именем детей пугают.

– Я противник смертной казни. Подписываю любые прошения о помиловании. Хотя и знаю, кто принимает решения.

– Ну, а я известный сторонник укорачивания на голову. "Резаки" несколько лет назад излишне разгулялись в ряде провинций. Как там это у них называлось? "Святой земли очищение", вроде. Всё бы ничего, но под "очищением" подразумевается уничтожение всех не принадлежащих к данной секте. Без различия пола и возраста. Вот её деревню и очистили. Уцелела только она. Лишилась всего, включая имя. Землю-то, в результате, очистили, только от самих "резаков". Ну, а девочка, с той поры живёт здесь.

Надеюсь, хотя и не верю, в следующий раз хотя бы прочитаете "Прошение", прежде чем подписывать?

Кажется, продолжение старого спора, причём учёный явно старается пропускать слова Дины мимо ушей.

– Вы хотите сказать, что Осень девочка совсем не знатного происхождения?

– Именно.

– И при этом достигла таких успехов в сложной науке.

– Этого не может быть. Дети низших сословий не способны к наукам. Она, вероятно, – чувствуется, хотел сказать "незаконнорожденная", но вовремя сообразил и заменил обтекаемым "полублагородная".

– Это-то здесь каким боком? Речь о ней, а не о том, спал ли с её матерью кто-то, кроме её отца. Вам напомнить, у меня у самой отец одно время был известным разбойником?

– Признаю свою неправоту, – это он вовремя, тоже заметил, Дина начинает злиться. По мне, просто делает вид. Чувствами она управлять умеет. Ничего такого предосудительного сказано не было.

– Принимается! Я сегодня добрая. Так что скажете насчёт старого спора с моей матерью? Тогда, помниться, каждый остался при своём.

– Пока я вижу одного, совершенно уникального человека.

– Уникальной её сделало место. В другом она бы пасла свиней, ибо её способностей просто никто не заметил. А то бы и зарезали её просто.

– То, что она написала необходимо опубликовать! – ловко же он соскочил со скользкой темы.

– Естественно. В вашем "Ежегоднике" под её именем.

– Он ещё не свёрстан.

– То я не знаю. Равно как, и про ваше непосредственное отношение к изданию.

– Вопрос о публикации решается совместно.

– Ну, так решите. Желательно, поскорее. Уж издайте Осень к осени. Вернусь – проверю.

– К ней могут возникнуть вопросы.

– Приедете сюда и уточните. Осень всё время тут, для грызни на ваших советах она ещё не созрела.