– Карта Отшельника, – негромко произнёс он. – Лицемерие и вероломство. И, как конечный фактор – измена. Ты изменила мне, Дженни. Изменила посредством Джины.

Чёрная фигура удалялась. Николас следовал за ней, не торопясь, он знал, что в нужный момент сможет догнать её.

Они пересекли двор, и вышли за ограду.

– И ворота открыты, – пробормотал Николас. – Чудеса, да и только.

Чёрная фигура словно услышала его слова, остановилась и даже обернулась. Постояв какое-то мгновение, она двинулась вперёд. Плащ, развеваемый встречным потоком ветра, колыхался у неё за спиной, и Николасу показалось, что это крылья гигантской летучей мыши призывно машут ему, увлекая в последний путь.

«Всё равно я пойду за тобой», – упрямо подумал он.

Обогнув окружающий дом забор, они вышли на скалистый обрыв. Теперь Николас услышал, что море внизу действительно беснуется и ревёт.

«Всё вокруг пронизано печалью и злобой», – мелькнула знакомая мысль.

Туман на обрыве был ещё плотнее, чем во дворе. Николасу показалось, что он попал в какое-то полужидкое, вязкое вещество, которое сейчас засосёт его и оставит здесь навсегда, как затягивает неосторожных мух паутина, искусно сплетённая хитрой паучихой в углу старого, давно немытого окна.

Похоже, что жертва – всё-таки я…

Туман закончился. Он просто оборвался, словно кто-то обрезал его ножом. Николас посмотрел вперёд и… остановился, как вкопанный. Берег заканчивался через пару шагов – ещё немного, и он бы сорвался со скалы. Полетел бы вниз, чтобы найти свой конец среди острых, избитых временем и морем камней.

Чёрной фигуры нигде не было. Николас удивлённо огляделся – у него была твёрдая уверенность, что все это время она шла впереди и никуда не сворачивала. И тут он неожиданно вспомнил, что перед тем, как выйти из тумана, он слышал глухой, тяжёлый всплеск.

26 августа. Глубокой ночью

Я проснулась, почувствовав, как нестерпимо заныло сердце. Кое-как встав с кровати, я достала из туалетного шкафчика таблетку и положила под язык. Физическая боль постепенно затихала, зато душевная нарастала с каждой минутой.

Мне показалось, что Ник начал меня забывать, что я ему больше не нужна.

Подойдя к окну, я долго всматривалась в тёмное марево тумана, который появился ночью. Ощущение присутствия кого-то чужого не отпускало.

Бедный, дорогой мой Ник, неужели я теряю тебя?

Я этого не переживу!

Мне необходимо, чтобы ты постоянно был рядом, чтобы ты НАВСЕГДА остался со мной!

Так мне будет спокойнее!

Я делаю все, чтобы чудо произошло, ты ведь не раз говорил, что чудеса хоть и редко, но всё равно случаются.

И самое главное – я не хочу тебя ни с кем делить.

Ты должен быть моим.

И ради этого я пойду на все, чего бы мне это ни стоило!

26 августа. Днём

– Милли! – громко крикнул Николас, выглянув из кабинета. – Милли!

– Иду! – в коридоре послышалось торопливое шарканье шагов.

Женщина возникла на пороге, вытирая фартуком руки.

– Что случилось?

– Идёмте! – резко бросил Николас. – Я должен вам кое-что показать. Он подвёл её к картине с обнажённой девушкой. – Вот!

– Что это?

– Та самая картина, которую я нашёл возле деревьев две недели назад. Думаю, после того, что мы пережили вчера, нет смысла от вас что-либо скрывать.

– Это и есть Дженни?

– Да.

По лицу Милли пробежала волна удивления. Николас тихонько прыснул – он явно не ожидал, что картина вызовет у домработницы такую реакцию.

– Это точно Дженни? – спросила Милли, шумно выпустив воздух.

– Точнее не бывает, – кивнул Николас. – А что вас так удивляет?

– Нет, – Милли покраснела и опустила глаза. – Меня ничего не удивляет…

– Вы что, раньше встречались?

– Нет. С миссис Дженни я была незнакома. Просто…

– Что «просто»?

– Просто она напоминает мне одного человека. Правда, весьма отдалённо…

– И что это за человек?

– Одна моя давняя знакомая. В молодости она была очень на Неё похожа.

Милли кивнула на портрет.

– Понятно, – Николас уселся в кресло, достал сигарету и закурил.

– Вы говорили, что картина относительно «свежая», – Милли наклонилась, рассматривая портрет. – А раньше у вас ничего подобного не было?

– Я же уже рассказывал, что при мне Дженни ничего никому не заказывала.

– А знакомые художники у Неё были?

– Был один. Он, кстати, писал наш совместный портрет.

– И хорошо написал?

– Почти что фотография.

– А куда он подевался?

– В смысле?

– Ну, я имею в виду, в доме я его никогда не видела…

– И не могли увидеть, – Николас прищурился и внимательно посмотрел на домработницу. – Он находится в другом доме. В Кембертауне.

– А кто там сейчас живёт?

– Вы этих людей все равно не знаете. После того, как Дженни не стало, я решил сдать его внаём своим знакомым.

– И в каком районе находится ваш дом?

– На улице Звезды.

– О-о! – Милли прищёлкнула языком. – Я слышала, это элитный район! Там жилье, верно, жутко дорогое?

– Недешёвое, – усмехнулся Николас.

– Тогда я совсем ничего не понимаю, – домработница развела руками. – Вы променяли хороший, добротный дом в престижном районе на эту глушь? Здесь даже выйти некуда…

– А я никуда не хожу, – Николас иронично улыбнулся. – И потом, по-моему, я уже говорил, что не мог там оставаться. Слишком многое в том доме напоминало мне о Ней. Для меня это было очень тяжело.

– Ясно, – понимающе кивнула Милли. – Слушайте, мистер Николас… – она округлила глаза. – А, если хотя бы… хотя бы на минутку… допустить… что тот, ваш семейный портрет разделился? На две половинки? И одна половинка вас нашла….

– Милли, – брезгливо поморщился Николас. – Сколько раз я просил вас, чтобы вы ни мне, ни себе не забивали голову подобной чепухой? Ну, вы хоть сами понимаете, что говорите? Как это портрет может разделиться?

– А вот так! – домработница испуганно перекрестилась. – Сейчас, когда творится такая чертовщина, можно поверить во что угодно… В доме по ночам бродит призрак, а в ненастную погоду, в тумане под окнами появляются души умерших моряков…

– Это к делу не относится, – Николас сладко потянулся, – и, вообще, давайте сменим тему. Портрет сам по себе разделиться не может…

– Все равно надо выяснить, – не отставала Милли. – Что случилось с тем портретом? Вы с людьми, которые теперь там живут, связывались?

– Связывался, – Николас потушил сигарету. – Когда ездил к Дженни на могилу, заезжал и к ним.

– И что они говорят?

– Ничего. Они про портрет не знают. После смерти жены я снял его и убрал в кладовую. Как раз перед их приездом.

– Ну, а сами вы могли посмотреть, на месте портрет или нет?

– Мог, – Николас поднялся с кресла и подошёл к окну.

– И что?

– Посмотрел.

– На месте?

– Да.

В кабинете воцарилась тишина. Николас засунул руки в карманы брюк и стал рассматривать что-то за окном. Позади слышалось нервное сопение – Милли переваривала полученную информацию. Николас ухмыльнулся.

– Значит, портрет, который находится здесь, единственный? – домработница, наконец, обрела дар речи.

– Да, – Николас быстро обернулся. – Единственный, в своём роде. Причём, выполненный довольно забавно.

– В каком смысле?

– Когда наступает вечер, и садится солнце, девушка, нарисованная на нем, исчезает.

– Зачем? – вопрос Милли прозвучал самым бестолковым образом.

– Затем, чтоб ожить и появиться здесь. Именно она ко мне и приходила. В точно таком же голубом газовом шарфике…

– Значит… – Милли вытянула указательный палец по направлению к портрету, – значит… это и есть тот самый призрак?

Николас кивнул.

– А как это происходит?

– Что?

– Ну… это самое… исчезновение…

– Это… Очень просто. Когда зайдёт солнце, нужно подождать всего несколько минут. Девушка начинает постепенно исчезать. Такое впечатление, что тает на глазах…