— Так какое наказание будет ему за то, что он подглядывал за голыми бабами, шеф?

— Да, шеф, а разве можно инкриминировать ему слежку, если он занимался этим средь бела дня, открыто?

О'Лири перестал слушать эти юридические споры. Тут было что-то очень странное. Из того, что говорили полицейские, было ясно, что он очутился в женской бане. Уж это-то точно был не сов, свидетельством чего служила шишка на затылке. Она образовалась, когда пол из плиток неожиданно поплыл вверх и сильно стукнул его по голове. А эта бой-баба позвонила в полицию, и теперь он в камере. Но как и почему он оказался в душевой комнате — вот бы что сначала выяснить. Он находился сейчас где-то в пяти кварталах от пансиона миссис Макглинт. Вдруг его осенило: ведь приблизительно такое же расстояние разделяло таверну «Секира и дракон» и дворец. Значило ли это, что он на самом деле прошел то расстояние, которое он проходил во сне? И вообще, передвигался ли он, когда видел во сне, что идет? Но на нем не было пижамы.

Лафайет оглядел себя — да, он был в брюках. Узкие брюки темно-синего цвета были слегка вытянуты на коленях. На ногах — неглубокие башмаки с тонкими подошвами и серебряными пряжками.

В нем нарастало волнение, подобно нарастающему звуку приближающегося барабана. Все-таки тут есть что-то странное, самогипнозом это не объяснишь.

Артезия — это не сон; одежда, которую он там получил, была вполне реальна. А если одежда настоящая — он снова потрогал ее и потянул, убедившись в абсолютной материальности ткани, — то, может, и все это тоже?

Но тогда получается какая-то идиотская история! О'Лири снова встал. Его раны и шишки тут же неприятно напомнили о себе. Вот и они тоже совершенно настоящие. Лафайет оглядел камеру. Ну, не могло же быть так, что ты лег в постель и заснул, а потом проснулся и узнал, что все это было на самом деле! Может, он был дома и видел сон, что он в Артезии, а там ему приснилось, что он в тюрьме?

«Черт! Если это так, то он, похоже, безнадежно влип».

О'Лири ощупал рукой стену — она была шершавая, холодная и твердая. Даже если это не настоящий цемент, то уж очень похожий.

Лафайет вернулся к лавке и сел. Да, ему будет очень трудно объяснить все это мистеру Байтворсу. Когда разнесется слух, что его арестовали в женской душевой и при этом на нем были весьма странные брюки и рубашка с кружевами, — тогда все, прощай, работа. Даже если полиция его выпустит, что очень маловероятно, судя по тому, в чем его хотят обвинить. Он должен что-то сделать. Но что? Если бы он оказался снова в Артезии, можно было бы представить себе ключ от своей комнаты, а потом действовать по обстоятельствам. А здесь, в Колби Конерз, все складывается не так-то просто. Твердые предметы остаются по-прежнему твердыми. Если тебе потребуется, скажем, телефон, то ты должен сначала отыскать где-нибудь любой аппарат фирмы «Бел». Это не то что свистнул — и на тебе…

Лафайет сидел, пытаясь контролировать и сдерживать свое пылкое воображение. В конце концов кто, как не он, создал во сне всю эту Артезию? Почему бы тогда не представить маленький телефонный аппарат? Он может быть где-нибудь в коридоре, на стене. И вот если бы он смог дотянуться до него сквозь решетку… Стоит попробовать.

О'Лири встал, потихоньку подошел к двери и украдкой выглянул в коридор. Там никого не было. Итак — путь свободен. Он закрыл глаза и представил себе телефонный аппарат на каменной стене. Вокруг нацарапаны разные номера, а ниже болтается потрепанная телефонная книга…

Лафайет осторожно потянулся, но ничего не обнаружил. Глубоко вздохнув, он собрал все свои силы. Ну, вот тут, — шептал он, — чуть-чуть правее…

Рука нащупала что-то твердое и прохладное. О'Лири схватил предмет и подтянул поближе. В его руках оказался старомодный телефонный аппарат с микрофоном в виде медного рожка. Он поднял висевший наушник и задумался. В лаборатории у Никодеуса он не видел телефона, но его можно было бы установить. Там было много закрытых шкафов с массивными деревянными дверями. Внутренность одного из них как раз подходящее место для телефона. Например, вот этот — сразу как войдешь в лабораторию, слева, у двери.

— Центральная, — звонко произнес механический голос, — номер, пожалуйста.

— Ах, да! 9534… 900… 211, — машинально произнес Лафайет, заметив, что номер возник в голове сам собой.

— Спасибо, не кладите трубочку, пожалуйста.

Он слышал гул, время от времени прорезаемый треском, затем раздался громкий щелчок и сразу за ним — резкие длинные гудки, чередующиеся с паузами. А что, если Никодеуса нет дома? Полицейские могут в любой момент заметить его. Наконец послышался короткий зуммер и за ним чье-то тяжелое дыхание.

— Алло, — вкрадчиво произнес глубокий голос.

— Никодеус! — Лафайет прижал наушник.

— Лафайет! Это ты, мой мальчик? Я думал… я боялся…

— Давайте оставим пока это. Кажется, я допустил пару небольших ошибок и сейчас…

— Лафайет! Как вы узнали мой номер? Он ведь нигде не зарегистрирован, и…

— У меня свои методы, но об этом позже. Мне нужна помощь. Я хочу знать, где, вернее, я имею в виду, как — о, черт, я не знаю, что мне надо!

— Я что-то не пойму. Где ты сейчас находишься?

— Я бы сказал, да боюсь, вы не поймете. Понимаете, вас на самом деле нет, я просто создал вас в своем воображении, а потом, когда Горубл бросил меня в тюрьму, я решил проснуться — и вот теперь я тут.

— Лафайет, ты, похоже, повредился головой, бедняга! Так вот, о моем телефоне…

— Да черт с ним, с твоим телефоном! Вытащи меня отсюда! Дюжина глупых полицейских вокруг обсуждают, за какое из шести приписываемых мне преступлений можно посадить на год, без права освобождения под залог.

— Ты думаешь, что полицейские ничего не слышат, да? — зарычал кто-то угрожающим голосом и вырвал у Лафайета телефон.

О'Лири увидел перед собой рыжего полицейского с толстыми губами и давнишними шрамами на скулах, полученными на ринге. В его облике было что-то бычье-тупое.

— Никаких разговоров без разрешения шефа, ясно? — Полицейский убрал телефон. — Да, с тебя десять центов за звонок.

— Запиши это на мой счет, — ехидно ответил Лафайет.

Полицейский фыркнул и удалился.

Тяжело вздохнув, О'Лири вытянулся на жесткой лавке и закрыл глаза.

С ума сойти — ведь единственная возможность выбраться из этой ситуации — это воспользоваться тем же самым путем, которым он попал сюда. Все, что теперь надо сделать — это ускользнуть в какой-нибудь другой сон: на сей раз приятный и спокойный, чтобы можно было отдохнуть. К черту эти романтические старые улочки, уютные таверны и прекрасные принцессы… Правда, Адоранна была великолепна — в своей тонкой ночной сорочке… Чертовски стыдно, что он вынужден был исчезнуть, оставив ее в убеждении, что он лгун и мошенник. Не встречался ли ему раньше тот человек, который пришел за ним тогда? Кто его послал — и зачем? Может, Алан? Нет, граф — просто напыщенное ничтожество, такое коварство не для него. Просто я встал у него на дороге. Никодеус? Но что могло им двигать?

Эти размышления были прерваны возникшим ощущением скольжения, как будто потолок куда-то бесшумно поплыл. О'Лири сел и посмотрел в окно. На подоконнике стояла герань в горшочке, а на окне висели занавески в красную клетку.

Откуда это? Лафайет вскочил и ошалело стал озираться вокруг. Низкие потолки, неровный пол, всюду идеальная чистота, кровать с периной и спинками из полированного дерева, табуретка на трех ножках и дверь, обитая деревянными планками. Бетонные стены, окно с решеткой, полицейские, дверь с решеткой — все исчезло. О'Лири подошел к окну и выглянул на улицу. Она круто поднималась вверх. Слышался звон кузнечного молота, крики торговцев, расхваливающих свой товар. На другой стороне улицы возвышались фасады домов с каменным низом и деревянным верхом. А дальше, за ними были видны флажки на башнях замка. Он снова был в Артезии!

Лафайет поймал себя на том, что глупо улыбается. Несмотря ни на что, он был рад снова оказаться здесь. А коли так, надо будет выкроить время, чтобы уладить это недоразумение с Адоранной.