Брат, сидевший рядом, погиб мгновенно. А он даже не поцарапался. Но долго чувствовал, остро чувствовал, что Смерть везде, что она обхватила его привязными ремнями, чувствовал, что она мертво держит его за горло, и рука ее тянется из самого Олега, тянется из сердца.

Несколько дней он ходил сам не свой, а потом, решив, что Смерть просто требует жертвы за спасение, требует возмещения, привел одного человека, шахтера из Воркуты, в подвал своего дома.

Это было в Кисловодске. Человек был бледен и до смешного костляв. Звали его Варфоломей Степанович. Он не освободил Олега от страшной хватки, но помог кое-что понять.

Оказалось, что скорый поезд, мчащийся от земли к небу - это всего лишь предчувствие Смерти. И что, она сама, скорее всего, у каждого своя. И если подопечный ее умирает, умирает и Смерть. А если умирает она - умирает подопечный. Умирает как земной человек.

Выпустив из жертвы кровь, он почувствовал себя необыкновенно живым. И тут Варфоломей Степанович, бледный, почти неживой, неожиданно воспрянул и задушил его. Нет, смерть этого шахтера задушила смерть Олега. Так ему показалось, перед тем, как он увидел себя в замкнутом темно-сером пространстве.

Темно-серым было все вокруг. Таким одинаково темно-серым, что ничего не различалось. И сам он был темно-серым. Лицо было темно-серым, руки. Все было темно-серым. Он чувствовал свои пальцы, но увидеть их на темно-сером фоне не мог.

А рядом была Она. Тоже темно-серая. Она тоже умирала. Олег пытался рассмотреть ее, свое второе Я, свою половину, пытался приблизиться, помочь. У него получилось. Не сразу, но получилось. Как только его живые еще пальцы на мгновение прикоснулись к ее мертвенно холодным перстам, появился свет.

Его включил двоюродный племянник. Обнаружив дядю в подвале, он сделал ему искусственное дыхание и отвез в реанимацию.

Если бы не он... Если бы не это прикосновение.

3.

Километрах в четырех от Архипо-Осиповки Смирнов остановился. Приютившая его щель называлась Змеиной; на левом ее борту на нескольких площадках, зависших высоко над морем, обитали среди сосен четыре амазонки возрастом от трех до семидесяти лет. Их возглавлял худощавый и степенный молодой человек - отец, муж и зять в одном лице. К пляжу и обратно они перемещались при помощи канатов (в том числе и трехлетняя девочка). Обросшего, небритого и беспалаточного новосела дикая семейка приняла настороженно, но тот этому не огорчился - мысли его были заняты Светой. Он воочию видел ее там, на архипо-осиповском пляже. Всего в часе ходьбы, всего в нескольких километрах...

Он видел ее глаза. Появится в них что-то теплое, когда он встанет перед ней? Или они недовольно сузятся?

Он видел ее руки. Нет, они не потянуться к нему. Они сожмутся в кулаки.

Он видел себя стоящим за балюстрадой и не решающимся подойти.

Наутро он побрился, оделся в чистое и пошел в поселок. Проник в него как разведчик, как партизан. Он двигался, вглядываясь в каждое лицо, в каждое тело. И увидел Свету и сына ее, Рому, оставшись ими незамеченным. Они, дочерна загорелые, лежали на белых пластмассовых лежаках и полусонно читали. Она - Луизу Хей, известную учительницу жить легко, он - Гарри Поттера. Между ними лежала колода карт «таро».

Подойти не получилось. Из-за карт. Увидев их, он услышал свой внутренний голос, нет, голос карт:

- Не суйся. На сегодня мы нагадали ей N из соседнего пансионата».

Купив в поселке вина и продуктов, он вернулся в щель. В обед, когда сидел на берегу, чиня «резинку» - рыболовную снасть - подошла старшая амазонка. Они поговорили, и Смирнов узнал, что сидеть в этой щели, сидеть ежегодно, ее семейство начало с конца сороковых годов.

Утром его вновь потянуло в поселок.

Света и Рома лежали на пластмассовых лежаках и читали. Луизу Хей - известную учительницу жить легко - и просто и Гарри Поттера. Между ними стояла бутылка «Клинского».

Он попил пива с чебуреками, купил арбуз, забыл на прилавке кошелек, вернулся за ним (отдали!), посмотрел в Интернете почту и совершенно довольный отправился в Змеиную Щель.

На следующий день, ближе к обеду, Он проходил Архипо-Осиповку в полной выкладке. Света и Рома дремали на лежаках. Между ними лежали на песке две пустые пивные бутылки.

4.

Галочка готовила «фирменный» омлет с парной телятиной и говорила по телефону с Натальей Владимировной из восьмого номера (за сто пятьдесят баксов в сутки), когда пришел Карэн. Пришел с плохой новостью, Олег это почувствовал по улыбке номер семь.

У Карэна было семь улыбок, он иногда показывал их в «своих» компаниях, и седьмая была самой нехорошей.

Они вышли на балкон покурить. Погода колебалась на грани ясно - облачно, то дул неприятный ветерок, заставлявший Олега запахивать халат с огнедышащими драконами, то выглядывало солнце, и становилось тепло, и хотелось улыбаться.

Карен закурил ментоловый «Вог». Обитатель номера с Галочкой по утрам курил легкий «Мальборо». Появившееся после первой затяжки солнце согрело его красивое лицо, и он улыбнулся.

Карэн ткнул ему пальцем в живот.

- А ты молодец!

Олег поморщился. Он не любил фамильярности.

- Почему это?

- Хорошо держишься...

- Слушай, ты что пришел? Если сказать что-то - говори, не тяни.

Поднявшийся ветерок заставил Олега запахнуть халат, неделю назад подаренный Галочкой на день рождения (вообще-то, по гороскопу он был Козерог, не Лев, но захотелось праздника, и праздновал весь отель).

- Вчера на обеде у Гриши Напалкова я видел Георгия Капанадзе. Он не верит, что ты с ним рассчитаешься тридцать первого. И пригласил всех присутствующих...

- К тебе в гостиную? Я, кажется, слышал об этом на базаре... От торговки семечками...

Карэн не улыбнулся.

- Да, пригласил. И пригласил ко мне в гостиную.

- А! Вот в чем дело... Ты боишься, что я предприму что-нибудь и тем потревожу твоих постояльцев? - сообразил Олег.

- Да, дорогой, - улыбнулся Карэн улыбкой номер шесть, уныло-грустной. - Ты хоть и болгарин по отцу, но ведь по матери наш, кавказский... Короче, я не хочу, чтобы один из твоих двоюродных или троюродных братьев подумал, что я в этом деле как-то замешан и...

Олег взглядом вдавил глаза Карэна в черепную коробку.

- А ты не замешан?

Карэн заулыбался третьей улыбкой, шутливо-плутовской:

- Только географически, дорогой, только географически. Только потому, что ваша разборка, невзирая на мою волю, произойдет в «Веге».

Олег отвел глаза на море. И вновь ощутил себя сидящим в скором поезде. Он мчался от земли к небу.

- Хорошо, я оставлю записку.

- Оставь, дорогой, оставь. И напиши в четырех экземплярах. Ведь, насколько я знаю, тридцать первого придет не только Георгий Капанадзе...

- Да, тридцать первого я также должен рассчитаться с Гогой Красным и Владимиром Ивановичем Напалковым. И еще предоставить один документ Дементьеву. Никогда не существовавший в природе документ.

- Ты нарочно, что ли, всех в один день решил собрать?

- Да... - хохотнул Олег. - Помнишь «Трех мушкетеров»? Как д’Артаньян назначил дуэли Атосу, Портосу и Арамису? И, когда они явились на место, извинился перед двумя из них, не помню уж перед кем, на тот случай, если погибнет в первой дуэли и по этой причине, не сможет их удовлетворить.

Хозяин «Веги» посмотрел с симпатией. Ему, раздавшемуся и неряшливому на вид, спортивный, со вкусом одетый и аристократичный Олег нравился.

- А ты чем-то похож на д’Артаньяна, - заулыбался он улыбкой номер один (благодушной и располагающей к доверию). - И потому я боюсь, что ты со своими мушкетерами устроишь в отеле побоище, совершенно для тебя бесперспективное. У меня волосы дыбом становятся, когда я представляю, как ты бьешься с Георгием и потом бросаешь его в мой новый аквариум за три тысячи баксов, бросаешь к моим пираньям по тысяче за дюжину. И как Гога с бельэтажа сбрасывает на тебя секретер Людовика Четырнадцатого за пятнадцать штука. И как этот Сидоров из ОМОНа палит из подствольного гранатомета и попадает в Сезанна или Малявина, сорок тысяч за пару. И потому умоляю, не надо Сидорова из ОМОНа. Мне милиция в отеле не нужна, ты хорошо это знаешь. Я дорожу его репутацией, больше чем репутацией супруги...