Парень не слушал, он смотрел на прилавок. Кристалла эпидота на нем не было. Продавец выглядел матросским братишкой, выпившим месячную норму компота.

- Где камень?! - подался к нему собиратель амулетов.

- Он не продается.

- Такая корова нужна самому, - засмеялся Смирнов, округляя «о».

Парень оперся о прилавок мускулистыми руками

- Он лежал на прилавке, и, значит, продавался.

- Мой камень, - потупился продавец. - Хочу продаю, хочу снимаю с продажи.

- А, может, ты просто хочешь его на себе проверить? Я тебе это устрою.

- Что проверить? Я вас не понимаю.

- Скоро поймешь, - выцедил парень и, бросив на прилавок деньги за аммонит, пошел вон. Уже у двери он обернулся и сделал Смирнову знак следовать за ним.

17.

- А что это ты так расстроился? - спросил Смирнов, когда они расселись в черном «Мерседесе» Олега (так назвался парень, оказавшийся отнюдь не чеченцем, а болгарином по отцу и русским по матери). - Этих эпидотов на Памире и других районах, схожих с ним в геологическом отношении, хоть пруд пруди. У меня их как-то целое ведро было, но все раздарил.

Олег посмотрел недоуменно:

- Ты же говорил, что они превращают крупные неприятности в мелкие?

- Ну и что?

Смирнов не врубился в суть вопроса, он думал, что неплохо было бы посидеть в каком-нибудь уютном ресторанчике в богатом районе Анапы.

- Как что? Если ты не заливаешь, то получается, что на Памире нет крупных неприятностей.

- Почему нет? Конечно, есть. Понимаешь, если от любого множества неприятностей отсечь самые крупные, то в оставшемся множестве все равно останутся неприятности, которые будут неприятнее других... Все относительно, понимаешь.

Парень не понимал.

- Ну, представь, что из Анапы вывезли всех жуликов. И тогда в городе все равно останутся нечестные люди. Ферштейн, майн херц?

- Ты мне зубы не заговаривай, дорогой. Превращает нихилит крупные неприятности в мелкие или нет?

- Конечно, превращает. Клянусь. Только это надо знать.

- Как это?

- Понимаешь, если ты знаешь, что этот камень превращает крупные неприятности в мелкие, то между вами образуется обратная связь, и вы начинаете работать в паре. Камень своим волшебным естеством помогает тебе не умереть от множественных переломов, а ты своим биомагнитным полем помогаешь камню это сделать. Все просто, как море в Гаграх - союз живого и мертвого рождает жизнь, как минус с плюсом рождает минус.

- Жизнь ты сравниваешь с минусом?

- Лично у меня она с минусом, так получилось. А если у тебя с плюсом, то нихилит тебе не поможет, факт.

Олег попытался задуматься, но вспомнил слова гадалки, почти дословно вспомнил:

«Очень скоро увидишь ты ниточку, и она приведет тебя к особенной жизни, особенной и чудесной. Поезд, в котором ты мчишься, замрет как приколотая бабочка, ты выскочишь из него, выскочишь и окажешься в окружающем мире серединкой.

Глаза его осветились надеждой.

«Есть контакт! - возликовал Смирнов, поняв, что «клиент» клюнул. - На арифметике купился! А я ведь экспромтом выдал, то есть с божьей помощью».

Олег продолжал осмысливаться «Смерть - это плюс, жизнь - это минус?!!». Внутренне согласившись, кивнул и, посмотрев доброжелательно, предложил:

- Ну, что, едем в ресторан?

- Как хочешь, - пожал плечами Смирнов. - Ресторан, так ресторан.

18.

Сели они на одной из центральных улиц Анапы в уютном кафе. Олег заказал пива и шашлыков. Когда официант ушел, опустил плечи на спинку кресла и, сунув руки в карманы брюк, принялся разглядывать Смирнова.

- Слушай, а зачем тебе эти амулеты с аммонитами? - спросил тот, выдержав паузу. - Ты что, в себе не уверен? Парень вроде крепкий, деловой независимый... Тебе все должно быть побоку.

- Да так... Собираю я их. Один, вот он, на мне, - показал, вынув из пазухи бронзовую узорчатую бляху. - Купил его полгода назад в Ташкенте на Алайском рынке. Продавец Аллахом клялся, что он охраняет от обмана. И правда, - усмехнулся, - как только на шею его повесил, так обмануть никого не могу, хоть плачь.

Лицо его резко смялось, он сорвал бляху и отчаянным движением бросил в толпу, рекой заполнявшую улицу.

- Да, вижу - смурно тебе жить, - сочувственно покивал Смирнов, искоса рассматривая флуктуации людского моря в области падения амулета. - Что, бизнес опасный?

- Да нет... Не особо.

- А почему амулеты с талисманами собираешь?

Разговор прервался - принесли пива и шашлыки. Отпив полкружки, Олег протянул Смирнову самую аппетитную шпажку, сам взялся за другую. Заговорил, тягуче посмотрев в глаза, лишь после того, как официант унес опустевшее блюдо и тарелки:

- Ты спрашивал, почему я собираю амулеты с талисманами...

Что-то было такое в его взгляде, не то, чтобы не человеческое, напротив, чисто человеческое, но такое, чего нет в глазах беззаботного курортно-туристического люда, заполняющего пляжи от Адлера до Туапсе, и Смирнову захотелось на море, и вообще в Крым, подальше.

- Ну да, спрашивал... - ответил он, отведя глаза на беззаботный курортно-туристический люд.

- Все это из-за младшего брата. Богдана... Когда он погиб, я все понял...

- Что ты понял?

- Что он должен, обязан был погибнуть. И что ни один человек не смог бы его спасти. Только то, что выше человека...

- Бог?

- Бог, Сатана, дэвы... И амулеты, призывающие их к лояльности.

- Понятно...

Они помолчали. Смирнов скучал с людьми, отягощенными гипертрофированным отношением к мистике и прочим оккультным культурам. Однако уходить из кафе ему не хотелось, и он реанимировал разговор:

- Так что там у тебя с братом вышло?

- Он был на три года младше. Я катал его коляску, кормил с ложечки, чинил игрушки, укачивал, играл... А когда он подрос...

Олега замолк на полуслове, какое-то живое воспоминание без остатка растворило его в прошлом, и Смирнов, посидев пару минут в одиночестве, засобирался:

- Ну ладно, я вижу тебе тяжело рассказывать. Извини, что напомнил о личной драме. Знаешь, я завтра собираюсь перебраться в Крым и мне пора идти. Кое-что прикупить надо, собраться...

- Да успеешь... Хочешь выпить?

- Вина бы некислого выпил. Только немного, - усмехнулся, - литр-полтора, а то я пьянею.

Олег подозвал официанта. Смирнов выбрал «Мерло».

Выпив стакан, - вино оказалось неплохим, - он вопросительно посмотрел на собеседника. Тот откинулся на спинку стула и проговорил, пристально глядя в глаза:

- Когда Богдану, - так звали брата, - было два года, я учил его плавать, и он чуть не утонул. Его вытащил человек, проходивший мимо.

- А почему не ты? Перепугался?

- Да... Когда он ушел под воду, я окаменел, не мог кричать.

- Понятно... пятилетний мальчик - это пятилетний мальчик. И что дальше?

- Когда ему было четыре, а мне семь, я из «ТТ» попал ему в грудь, в правую сторону. Пуля прошла насквозь, но, слава богу, все обошлось...

- Ты что, стрелял в него?!

- Нет. Точнее, стрелял, но не в него. Я нашел пистолет и стал с ним играть, а он в смежной комнате смотрел с отцом видак, какой-то боевик. Когда в нем началась стрельба, и Богдан закричал: «Папа, я боюсь!», я автоматически выстрелил в стену, уверенный, что пистолет не заряжен.

- Тебе, конечно, всыпали?

- Отец здорово разозлился - счел, что пистолет зарядил я, но... но ничего не было. Я так кричал, что меня отправили в больницу вместе с братом.

- И чем все кончилось?

- Год назад мы поехали с Богданом по делам в Краснодар. Я сидел за рулем. И посередине пути налетел на столб, налетел из-за машины, выскочившей со встречной полосы. Богдан погиб мгновенно...

- А ты не получил ни царапины...

- Да.

- И после этого решил, что брат должен был погибнуть, и потому погиб?

- Да. Смерть охотилась за ним, а она редко проигрывает.