— Но ты ведь сделал его?

— Сделал, — вздохнул Безликий, — Само зеркало я сделал, но раму пришлось заказывать у мастера — краснодеревщика. Помню, цену он такую заломил, что я чуть к демонам его не отправил, но Сейда вмешалась, и сама на следующий день выкупила раму, а Эмиль приклеил к ней зеркало.

— Эмиль? — нахмурилась я, а вспомнив, где слышала это имя, просветлела: — Точно! Так звали светлого мага из легенды.

— Эмиль Хольм, — Лик раздраженно запустил пятерню в волосы, после чего резко тряхнул головой, — Самый слабый светлый маг, которого я только встречал в своей жизни. Подлечившему тебя магу он и в подметки не сгодился бы, поэтому и сошлись. Меня боялись, его шпыняли.

— Вы были друзьями?

— Вот именно, что были, — сквозь зубы прошипел Безликий, — Когда я влил в зеркало почти все свои силы, призвал низшего демона — сукубуса, чтобы привлечь им внимание Лаиры, в мастерскую ворвалась Сейда и закричала, что Лаира сошла с ума: заперла всех в ледяных гробах, и лишь ей удалось сбежать. Опустошенный, я не смог пойти в замок. С Сейдой я оправил Эмиля. Зеркало они взяли с собой.

— Помогло?

— Зеркало? — уточнил Лик, а получив утвердительный кивок, самодовольно хмыкнул, — Помогло. Тьма на несколько лет забыла о планах поглощения Сил сестер. Но она все же сделать что‑то с кругом двенадцати, — Лик указал на постамент за моей спиной, — девы перестали просыпаться. Остались только она и Сейда.

— Но если зеркало — ловушка для тьмы, почему она не сработала?

— Как я уже сказал, я был слишком самонадеян. Зеркало нужно было разбить, сразу же, чтобы не дать тьме укорениться в демоне, которого я к нему привязал. Сам по себе низший суккубус безобиден, но тьма Лаиры изменила его, сделала ревнивым и жадным.

— Ревнивый суккуб? — скорчила я озадаченную моську.

Безликий издал звук похожий на смех переходящий во вздох.

— В то время я еще не знал, что все темные очень привязчивы, оттого каждый использует свои методы борьбы с тем, что светлые называют любовью. Любовь для темного, как болезнь, она делает его мягким и податливым.

— Н — да, — нахмурилась я, — Звучит как‑то…

— Я знаю, как это звучит, — оборвал мои размышления Безликий, — Тебе это не понять.

— Хорошо, хорошо. Ловушка сработала, суккубус влюбился, что дальше?

— Он убедил Лаиру, что мой амулет ей больше не нужен, что она сама справится со своей Силой.

— Ну, ну, — поскребла я подбородок.

— Как только Лаира сняла амулет, над Лиеном сгустились тучи, пошел снег, началась метель, а потом и вьюга. Чтобы научиться контролировать свою новую Силу ей понадобилось несколько месяцев. За это время от переохлаждения и голода умерло много людей. И снова ко мне пришла Сейда и рассказала, что происходит в замке, что демон в зеркале жалуется, что больше не в силах держать Лаиру рядом с собой — тьма в ней растет, но другая тьма, не та, которую он поглотил — она жаждет власти — покорной, безмолвной и безграничной. Так я понял, что еще до того, как стать снежной девой, Лаира, была черной ведьмой, только в них от рождения заложено семя зла. Тогда Эмиль предложил сделать еще одно зеркало. Зеркало Света. Честно скажу, я не хотел его делать.

— Почему? Потому, что оно светлое?

На эмоциях Безликий начал ходить, как тигр в клетке, и не хватало ему только хвоста, нервно подергивающегося или бьющего по ногам.

— Да потому, Рита, — остановился он передо мной, как мрачный памятник событиям многолетней давности, — что для его создания нужна была добровольная жертва. Эмиль знал это, но молчал. Я тоже знал, и сказал Сейде.

— Жертва, — выдохнула я, — в смысле…

— В смысле жизнь. Не кровавое жертвоприношение, нет, создание светлого зеркала, требовало, чтобы жертва добровольно стала его частью.

— М — могу себе представить, — заплетающимся языком произнесла я.

— А теперь представь, что Сейда сама вызвалась стать частью этого зеркала.

Я широко распахнула глаза.

— Что их так связывало? Сейду и Лаиру?

Лик подумал, но пожал плечами.

— Этого я не знаю. Знаю только, что они всегда были вместе и, что Сейда переживала за Лаиру больше, чем за остальных сестер.

— И ты сделал его?

Мужчина сел на корточки, запустил руки в волосы, но все это мне пришлось мысленно дорисовать, чтобы понять, что с ним происходит за почти черным маревом.

— Да. Я его сделал. Все тот же мастер вырезал похожую раму, а Эмиль склеил их вместе.

— А Светлый? В легенде говорится, что светлый маг призвал Светлого.

Безликий долго выдохнул.

— Действительно призвал, но только не Эмиль, а другой маг. Звали его Ларн Перссон, и он был единственным в Лиене светлым, кто мог Его призвать. Он ненавидел меня за мою сущность, и за то, кем я являюсь, но согласился помочь ради всего Лиена. Он и призвал Светлого. А когда зеркало было готово, в замок снова пошел Эмиль. Не уверен, что то, что описано в легенде правда, но к концу дня метель прекратилась. Ночью в мою мастерскую вошла она. Она была в бешенстве, а я был слишком слаб, чтобы сопротивляться.

Я вздрогнула, услышав в голосе Безликого глухую тоску и боль.

— Что она сделала? — встала я со ступеньки и подошла к нему.

— Она сказала, что знает, что я сделал с Сейдой, и превратила меня в ледяную статую. Десять лет я украшал собой один из самых темных коридоров замка снежных королев, пока Эмилю не удалось уговорить супругу разморозить меня и отпустить. И, да, припоминаю, что глаза у него были странные, словно звериные.

Мир вокруг меня всколыхнулся и поплыл.

— Ой, похоже, я просыпаюсь.

— Стой, — схватил меня за руки Лик и дернул на себя.

Я едва не ткнулась носом ему в лицо, когда он отпустил одну руку, и, шепча что‑то на незнакомом гортанном языке, пальцем нарисовал пентаграмму, заключив в нее мои губы. Она засветилась феолетово — черным, и, с удивленным вдохом втянулась в рот, а затем и дальше в желудок, оставив на языке противное послевкусие серы и угля.

— Теперь просыпайся.

— А можно меня не трясти? — не открывая глаз, жалобно попросила я, когда меня поставили перед освещенным керосиновой лампой порогом маленького лесного домика, припорошенной снегом так, что контуры сооружения лишь слегка намечались. От порога в лес вели две глубокие хорошо расчищенные тропы. Похоже, по одной из них мы и пришли.

Трясти перестали. Я открыла глаза и взглянула в медвежью морду. Светло серые человеческие глаза посмотрели на меня с легким беспокойством.

— Хранитель? — осторожно поинтересовалась я, чтобы точно не ошибиться, а то вдруг.

Медведь кивнул и своей длинной мордой указал на дверь.

— В дом? — уточнила я, а получив еще один утвердительный кивок, толкнула дверь и вошла внутрь, — Здравствуйте, здесь есть кто‑нибудь?

— Заходи, заходи, — раздался из дальнего угла дома дребезжащий старушечий голос, — Только за хранителем дверь закрой, а то он так ей стучит, что снег с крыши падает.

— Хорошо, — кивнула я и аккуратно закрыла за вошедшим в дом зверем мощную входную дверь.

— И шкуру с крючка спусти, чтоб не дуло, — продолжила командовать старуха.

— Хорошо, — вздохнула, и отцепила край тяжелой, по — моему, лосиной шкуры с крючка и придержала, чтобы от рывка она не порвалась.

— Внизу крючок вишь?

— Крючок? — я посмотрела вниз и увидела по бокам двери два крючка, — Да, вижу.

— Зацепи шкуру.

"Интересно, а без меня, ей, кто, здесь помогает? Хранитель?" — подумала и зацепила шкуру.

Закончив с дверью, я распрямилась и посмотрела на хозяйку дома. Внешне она напоминала престарелую финку: овальное лицо с широкими скулами, высокий лоб, небольшой подбородок, сравнительно маленький нос, вот только глаза у нее были зеленые. Одета женщина была, так же как, и я: в свитер и рейтузы. Босые ноги женщина укрыла шерстяным вязаным пледом.

— Доброй ночи, — качнула я головой.

— Добрая она или нет, — сварливо задребезжала хозяйка, — зависит от того, какие новости принесут из замка духи. А ты садись, погрейся у огня.