Спустя минут десять ситуация повторилась. Нет 'такой хоккей нам не нужен', этак он меня сегодня без обеда оставит. Но указывать рыбаку с опытом не решился, сгоряча может и на берег ссадить, тут нужно помалкивать да водичку не забывать из лодки черпать, все-таки лодку смолить надо. Часа не прошло, как рыбак умаялся, все же долго над водой не повисишь:

— Не идет чего-то сегодня рыбалка, — сообщил он мне, — сейчас отдохну да еще попытаюсь.

— А можно мне попробовать?

На положительный ответ надеяться не приходилось, но от чего не попроситься?

— А попробуй, — снова неожиданно согласился дедок, — только с бережливостью, острогу не сломай.

Кое-как поменялись местами, перетекли, так сказать, встречными курсами. Хм, хорошее изобретение, этот тубус, рыбу внизу прекрасно видно, темные спинки на фоне дна выделялись достаточно хорошо. Так, за мелочью гоняться не будем, а вот ту, что в двух метрах слева, стоит попробовать нацепить.

— Левее! — Скомандовал я рыбаку.

— Чегось?

Вот зараза, он же не знает про право и лево:

— Туда, — махнул рукой, показывая направление.

Острогу примерил почти до самой спинки, рыбина сильнее шевельнула хвостом и плавно сместилась чуть дальше, несколько неудобно, но не критично, снова примерившись, нанес резкий удар. Есть, резкая отдача чуть не вырвала острогу из рук, но попал удачно, так как после пары рывков добыча перестала сопротивляться. Теперь надо сильнее наколоть ее, прижав ко дну, чтобы не сорвалась, а потом потихоньку вытаскивать наверх.

— Забил? — Радостно спросил дедок, и когда я подтвердил, нетерпеливо стал поучать, — накалывай ее посильней, да не тащи сразу, пусть сомлеет, иначе сорвется.

Ну, это и так знаю, а если не знаю, так догадываюсь. Минуты через три добычу подняли на лодку:

— Это что? — Вытаращился я на забитую акулу, что-то в истории упоминалось про Ангарского осетра, но там речь вроде велась о Селенге.

— Дык, знамо че, рыба и есть.

Хм. А неплохо так, до пуда улов явно не дотягивает, но кило десять — двенадцать в нем есть. Любоваться долго не стал, моей добычи еще нет, надо поспешать.

До полдня, удалось забить еще четырех осетров, трех мелких килограмм по пять- семь и одного красавца килограмм на пятнадцать, чуть лодку не перевернули когда вытаскивали.

— Все, хватит на сегодня, — объявил дед, поглядывая на солнце, — полдень уже.

— Давай еще одного забьем, — уперся я, — погорельцам есть что-то надо.

— Постой, — вскинулся рыбак, — так ты из Лисьего? Это у вас там все село погорело?

— Сгорело, — подтвердил я, — сейчас в шалашах бедуем.

— Эх, ты ж, — покачал он головой, — Ну что ж тогда давай забьем, только как потащишь-то, это ж почитай под пуд будет.

— Ничего, унесу как-нибудь.

Еще одну рыбину мы забили быстро, большую, но это был не осетр, конечно, дед ее опознал, вот только ее название ничего мне не говорило, видимо что-то из местного фольклора. Лентяй встретил нас на берегу радостным лаем, вот никогда бы не подумал, что пес будет так радоваться, его хвост крутился как пропеллер, а сам он постоянно припадал к земле.

— Ты ж смотри как тварь радуется, — удивился рыбак, а потом протянул с уважением, — с понятием.

Когда я попытался подтащить лодку на берег, дедок меня остановил:

— Погодь малец, как звать то тебя?

— Васькой кличут.

— А отца?

— Нету отца, и где сгинул не знаю.

— Вот что малец, — вздохнул дед, — сегодня был удачный день, я столько рыбы лет десять как не набивал. Поэтому давай мне вон ту под полпуда, а остальное пусть погорельцам пойдет.

О как! Я, конечно, благодарен, слов нет как, но мне и половины на себе не утащить, а телегой никто со мной не поделится:

— Да как же я это все утащу?

— Дык на лодке все и увезешь, — ухмыльнулся рыбак, — а к заутренней сюда воротишься, смолить лодчонку будем.

Вот так, можно сказать первому встречному отдал свою кормилицу. Вот скажите, сможет кто в наше время отдать свою моторную лодку в руки незнакомца? Очень сомневаюсь, а здесь пожалуйте. Что-то надо менять в своих мозгах. Нет, доверять всем тоже не следует, но разбираться в людях придется научиться, иначе здесь и сейчас не выжить. Дедка поблагодарил от всего общества, естественно он махнул рукой, вроде того что не стоит благодарностей, но значимостью своей преисполнился. Кстати, хорошо он мне про заутреннюю напомнил, в эти времена без религии никуда. Раньше с меня, дурака, какой спрос, а сейчас я уже не дурак, а Васька — многого с меня никто не стребуют, но основы будь добр знать. И еще, раз церковь здесь рулит, то почему погорельцев бросили на произвол судьбы? Непорядок, надо будет ненавязчиво напомнить кое-кому о своих обязанностях, мне, пока еще дураку можно, а то совсем мышей не ловят.

Не скажу, что обратный путь по воде был легким, добирался часа три, где на веслах, а где течение слишком сильное было, на веревке лодку тянул, ноги по камням бил. Когда сил не оставалось, делал небольшой 'перекур'.

Это надо было видеть — на удачливого дурака пришло смотреть все оставшееся население, даже неприятно стало, Васька внутри запаниковал, так и хотел спрятаться от всех куда подальше, только большими усилиями удалось подавить панику. Себе забрали двух маленьких осетров, остальное раздали по соседям, быстренько сбегал за хворостом, благо тут пока не далеко, и чтобы не исходить слюной, пока рыбка будет жариться на углях, забрал Дашку и двинулся на пепелище.

Да, поторопился. Угли потухли еще не везде, то здесь, то там над строениями вился дымок, босиком тут сильно не полазишь. И все-таки мне повезло, удалось добраться до топора, который видимо во время пожара оказался во дворе, а ценность его здесь и сейчас очень даже немаленькая, где-то читал, что в восемнадцатом веке семья имеющая топор считалась чуть ли не зажиточной. Сперва боялся, что под действием жара, закалка топора пропала, тем более ручка выгорела, но оказалось нет, закалка как раз сохранилась, это было слышно по характерному тонкому звону металла. Покопаться на месте самого дома не получилось, жар все еще чувствовался, надо ждать еще сутки.

Эх, хорошо — на сытый желудок, сидя у костра, я потихоньку выстругивал топорище. Смешно, но сейчас топор выполнял у нас роль универсально инструмента, по крайней мере, вместо ножа его активно использовали. Лентяй уже полностью освоился и воспринимал семью как нечто единое, он уже каким-то образом определился с территорией и ревностно ее охранял, периодически отлучаясь на кормежку. Надо как-нибудь на днях в лес наведаться, рыба это конечно хорошо, но мясо лучше. А вообще, что народ делать собирается, понятно, что ждут когда можно будет на пепелище покопаться, а потом? Зима на носу, надо срочно определяться, до холодов месяц остался. Те, кому есть куда уйти ушли, здесь остались кому некуда, отстроиться никто не успеет, да и без запасов на зиму тоже не выживешь. Рожь конечно в полях есть, но ведь ее надо еще убрать, а убирать нечем, да даже если и есть чем, где потом хранить? Да и прожить на ней зиму не получится, христарадничать придется, но не здесь, нужно перебираться поближе к острогу, а там опять возникнет проблема с жильем.

Васькина мать, теперь уже на меня не ворчала, как же, добытчик, только все сокрушалась, что в доме соли монгольской фунта четыре хранилось, может еще можно найти. Может и можно, только я не особо обольщался, во время сильного пожара возникает огненное торнадо, а оно все перемешивает, так что соль почти наверняка пропала. Железо еще туда-сюда, или где еще керамика уцелела, а в остальном рассчитывать не на что. Уходить отсюда надо как можно скорей. Попросил мать рассказать об отце, да и вообще мне про семью все знать надо, а то ведь как без роду, без племени. Оказалась та еще 'Санта Барбара'. Отец-то был из служивых, жил где-то в районе Тобольска, так вот, во время очередного похода казаки прихватили банду местного князька, оказывается были там еще такие. Банда была не сама по себе, а охраняла русских, взятых в полон, вот этот полон они и освободили. На обратном пути молоденькая пленница приглянулась удалому казаку, так что слово за слово и дело дошло до благословения. Однако благословения отца казака они не получили, потому как решил тот, что раз девка была в полоне, значит порченная. Вот только казак удался в папашу не только ликом, но и характером, даже спорить не стал, забрал свою зазнобу, да и укатил как можно дальше в Сибирь. Так и оказались они в Иркутске, в слободе селиться не стали, какие там трудности случились матери было не ведомо, а осели здесь, в Лисьем. В первый год чуть не случилось несчастье, в результате долгого пути подхватила мать лихоманку, еле выходили ее тогда, и все было бы хорошо, да была она на сносях. Бабка, что ее выхаживала, сразу предложила от ребенка избавиться потому как предположила, что убогим он станет. Не поверили, да и после родов тоже первый год не верили, только потом стало ясно, что ребенок действительно умом скорбен. А потом другие дети пошли, и вроде бы все стало как у людей, и дом отстроили добрый, правда хозяйство не завели, некогда отцу было, все по походам мотался. Жили на деньги от службы, считались довольно зажиточными, но счастье продлилось недолго, два года назад призвали в очередной поход, из которого казак не вернулся. Естественно ни о каких пенсиях в это время не слышали и семья, потерявшая кормильца, выживала сама как могла. Так и экономили эти два года, поначалу был еще запасец, а вот теперь относительному благополучию пришел окончательный конец.