Она явно начинала свой рассказ издалека.

— И что же с ним случилось?

— Он завяз в долгах. Но отдавать было нечем, и ему предложили подзаработать на торговле наркотиками, на чем он и погорел. Потом пошел слух, что он продался легавым. А прошлой зимой он исчез. Все были уверены, что полиция скрывает его как ценного свидетеля.

Бонита остановилась, мертвой хваткой вцепившись Лауре в плечо. Три только что подъехавших огромных автобуса местного телевидения застопорили подъезд к церкви.

— А потом его нашли, — продолжала Бонита. — Тело было вморожено в лед. А когда лед раскололи… — она одернула платье и опустила вуаль, — то оказалось, что у него отрезаны руки. Вы знаете, что это значит?

— Его казнили, — прошептала в ответ Лаура. Она знала о сотнях подобных случаев. Она увлекалась детективами и криминальной хроникой.

— Вот именно, — подтвердила Бонита и двинулась дальше. — Так поступают со стукачами. Им отрубают руки. А иногда даже головы.

Насколько было известно Лауре, голова и руки Джимми были там, где им полагалось.

— Я не понимаю Вы считаете, что Джимми был как-то связан с этим делом…

— Да нет, конечно, нет. Но ведь это настоящие убийцы, Лаура. Хладнокровные убийцы. И когда начинаешь делать что-то им наперекор… Когда отправляешь им подобных за решетку…

Опять высказывалась версия убийства из мести. И в противовес точке зрения Майка Клементе, она не была лишена смысла. Но возникала одна проблема.

— Я поняла вашу мысль, но не понимаю, что могло привести Джимми на заброшенную дорогу глубокой ночью? Неужели вы допускаете, что он мог согласиться на встречу с бывшим осужденным?

— Почему нет? Ведь его могли обмануть. Заинтересовать важной для следствия информацией или попросить о помощи. И потом… потом… — Бонита судорожно сглотнула воздух. Лаура испугалась, что она снова разрыдается и испортит ей все расследование. — Если бы он только проинформировал полицию! Он бы остался жив!

Они подошли к ступенькам, ведущим в церковь. Сын Джимми беседовал с двумя пожилыми дамами.

— Я не должна была заводить об этом разговор, — сказала Лаура, надеясь, что ей удастся провести Бониту мимо них. — Вам трудно говорить об этом. Вы снова горите как огонь. Вам необходимо присесть.

Игнорируя ее предложение, Бонита направилась вверх по ступенькам прямиком к Чарлзу Холлистеру. В первую секунду он был в замешательстве, но потом улыбнулся и протянул руку. Лауре ничего не оставалось, как последовать за Бонитой. Как ни странно, оба явно виделись не в первый раз.

Бонита обхватила протянутую руку обеими ладонями. Пожилые дамы посмотрели на нее с плохо скрываемым осуждением и вошли в церковь.

— О Чарли! — воскликнула она. — Я ужасно, ужасно скорблю о твоем отце! Он был изумительным человеком! Мне будет не хватать такого тонкого ценителя моего пения!

Если даже Чарли и подозревал, насколько интимными бывали выступления певицы перед его отцом, то не показал и виду.

— Вы были его любимой исполнительницей, мисс Фрэнкс. Очень мило, что вы нашли возможность зайти на панихиду. Надеюсь, вы не опоздаете на вечернее представление.

— Даже если и так, что с того? Я не могла не прийти. У таких скромных девушек, как я, редко бывают столь уважаемые поклонники, как ваш отец. Ему так нравилось мое пение.

Чарли кивнул.

— Я знаю. Вы радовали его своим талантом не один год.

Бонита, казалось, была тронута до глубины души.

— Благодарю вас, Чарли. Вы очень добры, — она украдкой посмотрела на полицейских. — Я немного беспокоюсь… Эти люди… Я сразу догадалась, что они из полиции Надеюсь, все в порядке?

— В совершенном порядке, — заверил ее Чарли почти повелительным тоном.

— Тогда почему они здесь?

Чарли высвободил свою руку. Ему явно не хотелось обсуждать этот вопрос.

— Да так. Для порядка.

Долю секунды Бонита казалась раздраженной.

— Слава Богу! Я ведь искренне сочувствую вашему семейному горю.

— Все в порядке.

— Значит, не ожидается никаких осложнений или…

— Совершенно ничего, мисс Фрэнкс. — Чарли повернулся к Лауре. — Спасибо, что пришли, миссис Миллер. Уже почти три. Может, еще найдутся свободные места.

Лаура пробормотала дежурное соболезнование и втолкнула Бониту внутрь. И хотя та не сопротивлялась, но совершенно очевидно была раздражена или расстроена поведением Чарли, будто он ее чем-то оскорбил. Они поставили свои подписи в книге посетителей, получили программу из рук чопорного молодого человека и вошли в храм. Три телеоператора подпирали собой заднюю стену, со скучающим видом ожидая начала службы. Лауру удивило, что семья не возражала против их присутствия. Старожилы Сакраменто не любили выставлять свою частную жизнь напоказ.

Церковь была полна народу, но на последних рядах еще оставались свободные места. Лаура направилась было к боковому проходу, но Бонита пошла прямо вперед. Вздохнув, Лаура последовала за ней.

Бонита уже дошла до середины и вдруг остановилась.

— Я не вижу Джимми. Я думала, что он будет лежать в самом центре.

— Тело находится в склепе, — пояснила Лаура мягко. — Здесь так принято. Фредди предупреждал меня.

Фредди пробурчал ей об этом между делом, сетуя на то, что не так-то просто быть на высоте, когда адресат надгробного слова не будет даже находиться перед глазами.

Бонита страшно расстроилась.

— Жаль, что я этого не знала. Я бы выехала пораньше и успела с ним проститься. Теперь у меня уже не хватит на это времени. Я должна вернуться к половине седьмого.

Благодаря этому обстоятельству, члены семьи умершего могли вздохнуть с облегчением. Вряд ли стоило в эту минуту напоминать Боните о бледном лице и изувеченном черепе. Постоянство было не в ее вкусе. Мелодрама была ей больше по душе.

— Вы не должны корить себя, — сказала Лаура. — Поверьте, Джимми сумел бы вас понять. А теперь нам лучше присесть.

Лаура кивком указала на пару свободных мест. Им пришлось сидеть в такой тесноте, что Лаура не чаяла дожить до конца службы, задыхаясь от тяжелого аромата «Джорджио», источаемого ее соседкой.

В три пятнадцать появился пастор и начал службу. Бонита вытащила платочек и разрыдалась, к счастью, не очень громко.

Запели певчие. Бонита с энтузиазмом подхватила гимн. Ее чистое, сочное сопрано так сильно выделялось на общем фоне, что на нее стали оглядываться. Обладая таким голосом, она не могла позволить себе слиться с толпой. Даже в эту минуту она желала блистать.

Затем пастор зачитал кусок из Писания; за ним коротко, но эмоционально выступил Чарли, поведав собравшимся, каким хорошим отцом был судья. На очереди был Фредди. Пока он пробирался вперед, Бонита озабоченно посмотрела на часы. По пятницам на Хайвей-50 бывали тяжелейшие пробки, особенно после четырех часов. Она рисковала опоздать на работу.

— Моя мать отошла в мир иной четыре года назад, — начал Фредди. — Через несколько часов после ее кончины мне позвонил судья. Ему показалось, что со мной что-то не так. Я рассказал ему о смерти матери, и он решил взять на себя все мои благотворительные дела, пока я не вернусь в Огайо. Он не просто предложил, а настоял на этом.

Голос Фредди задрожал, в нем послышались слезы, но он мужественно продолжал:

— Вот такой это был человек. У него был миллион друзей, и он успевал заботиться о каждом из них. Он всегда был в курсе городских событий и старался направлять их в нужное русло. Он замечал такие мелочи, на которые никто из нас не обратил бы и внимания, и помнил то, о чем мы с вами так легко забываем. Но выигрывали от этого в первую очередь мы все. — Фредди улыбнулся. — Все, кроме человека, занимающего кресло судьи. А ведь мимо него не проскользнула бы и мышь. Но дело было не просто в наметанном глазе и отменной памяти. У него было настоящее шестое чувство. Однажды он пришел на баскетбольный матч, и подающий Рич Макнеллу, один из парней Терри и Сью, получил прямой удар в голову. С ним ничего не случилось, но голова, конечно, разболелась. Но он не пожелал покинуть поле, однако судья настоял на том, чтобы Терри отправил игрока в госпиталь.