– Вера?..

– Миланка! Господи, сколько лет! Дай-ка я тебя обниму покрепче, моя дорогуша, и поцелую. Ну, чего замерла? Поцелуй меня тоже, Милашечка. Сколько лет, а! Сколько лет…

– Ты как меня нашла, Вер?

– Через общих друзей, прости, но сдавать я их не буду. Улыбнись хотя бы, ты чего такая мрачная да с мешками под глазами? Плохо спала? Ну, ладно-ладно, у каждого бывает. В дом пригласишь? Меня не прельщает идея общаться в подъезде. Он у вас слега… засран.

– Да. Прости, я и вправду встала не с той ноги сегодня. Проходи. Вер, стой, туфли здесь снимают, у тумбочки, видишь?

– Извиняюсь, Милашка, мне казалось, у вас принято в обуви по квартире ходить: линолеум грязненький, в разводах, да и ты в тапочках рваных стоишь…

– Тебе показалось. Проходи, Вер.

– Знаешь, а всё не так уж плохо, не так, как я себе представляла – в самых страшных снах, конечно же, – мило. Маленькая квартирка, но очень уютная, а ведь это важнее всего, да, Милашка? Советую лишь шкаф сменить. Не потому, что он – дешёвка, нет. Качество страдает, в моём магазине подобные продаются.

– Вер, потише, стены тонкие, а у меня дочка спит в дальней комнате.

– Милана! Милашка!!! Господи! Дочка! От Дениса, да? Дорогая моя, любимая моя, как я рада, чёрт возьми, как я рада за тебя, за вас! Всё. Прости. Говорю на тон ниже. Боже-боже-боже мой, сколько ей лет?

– Годик. Хочешь посмотреть?

– Не сейчас, подруга, пока что я хочу просто поболтать с тобой. Позже. Но обязательно.

– Пойдём на кухню, закроем дверь, чтобы не было слышно. Я чайник поставлю.

– Веди, Милашка. Кстати, не против, если я на себя маску критика примерю на секунду? Со спины твоя причёска новые детали открыла.

– Что ты. Нет, не против. Присаживайся сюда. Тебе чай или кофе?

– Боюсь, моего любимого сорта у тебя нет. Просто воду. Что насчёт волос – отращивай и не смей больше состригать. Короткие носят старухи, Милан, а тебе ещё тридцати нет. Хотя, признаться честно, в этом освещении лежат они сносно. Прям к лицу, хотя в основном, как я уже говорила, такие причёски идут старухам. И да, как тебе мои, а? Супер, не? Я в них столько вложила! Дорогие шампуни, сыворотки, пахучие масляные маски.

– Держи кружку, Вер. Прости, что из бутылки перелила. Временные неприятности, фильтр сломался, денег на новый пока нет. А волосы у тебя ухоженные. Мне нравятся.

– Ты врать так и не научилась. Скажи правду.

– Не нравятся, Вер, не знаю, почему, просто не нравятся.

– Да ну их тогда. Ты мне лучше о себе расскажи. Кем работаешь? И не красней, в твоём положении быть домохозяйкой – это мера необходимости. Мне бы в такой ситуации тоже бы пришлось управление компанией бросить. На время.

– Я – журналист. Пишу статейки в электронные бьюти-журналы. Хоть зарплата не сильно радует, но, можно сказать…

– Милан, руку от вазы быстро убрала. И вообще не смотри на печенья, вечером нельзя, не с твоей комплекцией. Вернёмся: можно сказать – что?

– Я, можно сказать, до сих пор на плаву. Но больше не будем об этом, мне неприятно. Вер, ты сама как поживаешь? Помню, ты всегда хотела детей, двойню. Девочку, чтобы было кого защищать, и мальчика, чтобы был сам защитник.

– Не всё так гладко, к сожалению. Не так-то просто найти того самого, чаще всего натыкаешься на козлов в масках с лицами джентльменов. Про детей вообще стараюсь не думать. Не получается… Но зато я живу одна, без правил, указов, свободная, все пути открыты. Дом у меня за городом. Большой, светлый.

– Не одиноко тебе там одной, Вер? Я хотя бы с друзьями вижусь, а ты, наверное, целыми днями работаешь.

– Одиноко, Милашка. Налей-ка мне ещё твоей фирменной водички «из бутылки».

– Не называй меня больше «Милашкой». Я сразу студенческие годы вспоминаю.

– Разве тебе неприятно от этих воспоминаний? Ты всегда была тихоней, такой полноватой, но всё равно красивой, миленькой Милашкой. Пока я усиленно наряжалась, красилась, флиртовала, ты неловко отбивалась от извечного внимания парней, помнишь?

– Помню, Вер.

– Мне ещё приходилось тебя насильно в клубы затаскивать, учить разговаривать с противоположным полом, танцевать. Нам было весело.

– Ценой этому была чуть ли не проваленная сессия.

– Ну и к чёрту её. А помнишь, как ты, пьяная, решила силы испробовать и парня себе подцепить?

– Помню, Вер, может, переведём тему на…

– А помнишь, как ты Дениску соблазнила, якобы не догадываясь, что он моим был?

– Вер...

– Этого адвокатишку с рыбьими глазами и харей свиньи, моего адвокатишку! У меня ведь тогда сердце разбилось, Милашка. И причиной был не дрянной осёл, а моя лучшая подруга.

– Вера, если ты пришла ко мне в квартиру поскандалить, то прошу уйти и больше не возвращаться. Пожалуйста, я не хочу с тобой ругаться.

– Что? Поскандалить? У меня в намерениях было только самое наилучшее, помириться, к примеру. Это ты вдруг вспомнила о детях, начала выводить меня из себя, намекая на то, что я буду всю жизнь одинока да так и помру.

– Я такого не говорила.

– Подразумевала.

– Может быть, Вер, но я больше не могла терпеть твои грубости по отношению ко мне, к моей квартире. Знаю, у тебя всегда был острый язык – тебе простительно, но…

– Не означает ли это твоё «простительно» то, что я слишком тупа, и поэтому мне можно простить, как глупому ребёнку, мелкие шалости? Это грубо, Милана, очень грубо с твоей стороны. Ты никогда не была такой.

– Какой, Вер, какой? Открытой? Говорящей тебе в лицо правду?.. Уходи. Просто уходи. Я не буду с тобой разговаривать. Проваливай.

– Коза. Оскорбила меня, обосрала словами причёску, предрекла скорую одинокую смерть, зная, что у меня бесплодие, а потом ещё к стенке отвернулась, скуля о том, что правду говорит, мол, я такая глупенькая, темпераментная… Я была аккуратной, Мил, лишь ненавязчиво указывала тебе на проблемы, пыталась помочь. Но могу, конечно, как ты, сказать правду в лицо. Повернись ко мне, Милашка, послушай. Послушай о своей жопе, покрытой целлюлитом, будто мякоть апельсина, – засохшей, плотной шкуркой, об уродливой причёске, сводящей игривое настроение мужчин на нет, об этой разваливающейся квартире в разваливающемся доме на разваливающейся улице и о своей работе. Хах! Бьюти-блоггер, женщина, далёкая от моды на все сто процентов.

– Пошла прочь!

– Убери от меня свои руки!