— Я так рада, что ты приехала домой, шэ[3], — прошептала бабушка.

Оливия почувствовала, как слёзы наворачиваются на глаза, когда она крепче обняла её.

— Так хорошо быть дома.

До этого момента она и не понимала, как же нуждается в своей бабушке. И это не только из-за ее слов, а из-за самой женщины. Оливии было семнадцать, когда погибли её родители, и ее новым домом стал дом бабушки. Как бы ужасно это не звучало, но ей казалось, что ничто плохое не могло ее коснуться, пока она находилась в этом доме.

Все изменилось в тот день, когда она покинула Луизиану.

— Ну все, довольно, — сказала бабушка, делая шаг назад, чтобы рассмотреть её. — Тебе нужно поесть и отдохнуть. Ты такая тощая, шэ.

— Только ты можешь такое сказать, маман[4].

Бабушка взглянула на неё такими же чёрными глазами, как её собственные, прежде чем повернулась к плите и стала что-то помешивать в кастрюле.

— Тогда хорошо, что ты вернулась домой.

— Ммм. Я чувствую гамбо[5].

— Шэ, как будто я позволю тебе вернуться домой и не угостить тебя нормальной едой.

Оливия открыла холодильник и достала колу. Отхлебнув напиток, она заметила на стойке буханку свежевыпеченного хлеба, который бабушка пекла каждый день.

— Что-нибудь интересное случалось за время твоей поездки?

— Почему ты не сказала, что Шон Эбер стал помощником шерифа?

Хитрая бабушкина улыбка была ей ответом.

— Значит, ты столкнулась с Шоном. Он всегда спрашивает о тебе, когда заходит в гости.

— Он приходит сюда? — удивленно спросила она.

Попробовав гамбо, бабушка добавила ещё щепотку перца.

— Он справляется, как я, время от времени. Он не единственный, кто спрашивает о тебе. Итак, как же вы столкнулись?

— Гатор вылез на дорогу.

— Аа, — сказала она, кивнув седой головой. — Им нравится перекрывать движение.

Оливия взяла ещё одну банку колы, обдумывая рассказывать ли бабушке об остальном.

— Маман, он пригласил меня встретиться.

— Хорошо, хорошо, — сказала она, продолжая стоять спиной к Оливии.

Она выдвинула стул и села. Оливия хорошо знала, что не стоит вставать между бабушкой и готовкой.

— Это все, что ты можешь сказать?

— Все могло быть хуже. Шон сделал себе имя в пэрише[6]. Он уважаем, и, однажды, станет шерифом.

Оливия не могла представить себя женой полицейского.

— Надо полагать, это может произойти очень скоро.

Бабушка положила деревянную ложку слишком мягко. Когда она повернулась, Оливия увидела решительный блеск в ее черных глазах, а это значит, что сейчас она получит нагоняй.

— Мне ненавистно произошедшее с тобой, моя девочка, но я бы солгала, сказав, что не счастлива, что ты дома. Тот мужчина, с которым ты была в Далласе не мужчина. Настоящий мужчина признал был свою вину вместо того, чтобы позволить тебе взять все на себя и уволиться из-за его действий.

Оливия знала, что бабушка права, но, все же, ей трудно это признать. Кэлвин был всем, о чем она мечтала. Он был успешен, красив и состоятелен. Он обращался с ней, как с принцессой.

Вплоть до того момента, как с их работы пропали деньги, и он во всем обвинил ее. Не имело значение, сколько она доказывала свою невиновность, “Холберт и Доббс Инкорпорейтед” поверили ему — человеку, который работал в компании в течение десяти лет, а не ей.

И, что еще хуже, тогда она узнала, что он женат. И у него трое детей.

Было такое ощущение, словно удары судьбы никогда не прекратятся. Последней каплей стал выбор — платить ли ей за квартиру или за машину, когда у нее закончились деньги.

Оливии не оставалось ничего, кроме как собрать вещи и вернуться в единственное место, в котором она могла зализать раны и попытаться собрать свою разрушенную жизнь по кусочкам.

— Это не была его ошибка, маман, — сказала Оливия. — Я думаю, что он подставил меня, потому что я работала в бухгалтерии. Он украл те средства и свалил вину на меня. Все было сделано через мой компьютер, на моем столе, с моим кодом доступа. Кого еще могла обвинить компания?

Бабушка погладила ее по руке.

— Они все еще собираются выдвигать обвинения?

— О, да. Безусловно. Я могу сесть в тюрьму, маман.

— Этого не случится, шэ. Теперь давай тарелки. Рис готов, как и гамбо.

Пока Оливия ела, она слушала, как бабушка рассказывает о садовых цветах, городских сплетнях и других всяких мелочах.

Затем они перебрались на крыльцо, пили вино, слушали стрекотание сверчков и вдыхали запах гортензий, и Оливия поняла, что бабушка никому в Лайонс Пойнт не рассказала о ее возвращении.

— Ты не должна защищать меня, маман.

Бабушка фыркнула, даже не притворяясь, что не понимает о чем речь.

— Конечно, должна, моя девочка. Именно этим я и занимаюсь с тех пор, как ты вошла в этот мир.

— Я наняла адвоката, — сказала Оливия. Она не хотела снова поднимать эту тему, но бабушка должна знать, что она собирается бороться. — Я все ей рассказала. Передала ей тексты, электронные письма и даже смски.

— Она квалифицированный адвокат?

— В ином случае, я бы не наняла ее. Она родом из Луизианы. Семья ее отца из Лафайетта.

Бабушка улыбнулась.

— Думаешь, ей удастся снять обвинения?

— Если ты познакомишься с ней, то поймешь, почему я выбрала именно ее. Она словно питбуль в адвокатском мире.

Бабушка откинула голову и рассмеялась.

— Мы должны пригласить ее. Я бы хотела познакомиться с ней. Как ее зовут?

— Ава Леде.

Бабушка кивнула и отпила вина.

— Я хочу получить яйца Кэлвина на блюде.

Оливия начала так сильно смеяться, что выплюнула вино. Только ее маман могла сказать нечто подобное.

— Думаю, Ава достанет их для тебя.

Они посидели на крыльце еще минут двадцать в тишине, пока бабушка не встала, поцеловала ее в щеку и пошла спать.

Оливия еще не хотела идти. Она была слишком опустошена за день, чтобы отключиться от всего и заснуть. Девушка положила ноги на соседнее кресло и вернулась в ночь в школе, когда она и ее друзья сидели на крыльце до поздней ночи.

У них всегда было большое разнообразие вкусностей. Бабушка любила, чтобы дом был полон людей, которых можно накормить. Оливия только сейчас поняла, насколько бабушке было одиноко остаться одной.

Оливия не думала о бабушке в ночь, когда ушла. Она думала только о себе. Так же, как не думала о работе, когда была занята поцелуями с Кэлвином или беготней по его поручениям, пока он воровал у компании.

Она расплачивалась за свои грехи и поделом ей. После всего, что ее бабушка сделала, чтобы вырастить и поднять ее на ноги, Оливия не сделала ничего хорошего для нее.

Но она собирается исправить это. Возможно, Оливия и хотела покинуть этот маленький городок, но у нее появился шанс начать все заново. Она не собирается его упускать.

Девушка встала и подошла к двери, которая была закрыта москитной сеткой, отчего нельзя было насладиться ночью, а Оливия хотела поближе посмотреть на воду.

Лунный свет всегда так красиво отражался в водной глади. Ничто не могло сравниться с тем, как свет освещал мох, свисающий с кипарисов.

Оливия прошла через дверь и спустилась по ступенькам к узкому длинному причалу. Было видно, что некоторые доски были недавно заменены. Она дошла до конца и взглянула на неподвижную воду.

Болото пугало некоторых людей, но для нее это было место, где она выросла. Аллигаторы и щитомордники терроризировали округу, но несмотря на это, здесь было невероятно прекрасно.

Оливия не знала, сколько так простояла, но вдруг осознала, что сверчки перестали издавать звуки. Волосы встали на затылке, и она поняла, что за ней наблюдают. Это было хищное, угрожающее чувство.

И это пугало ее до чертиков.

Она отступила на шаг, пока оглядывалась в поисках того, кто бы это мог быть. Там было много теней, в которых можно было спрятаться, отчего лучше ей не становилось.

Глухое рычание заставило ее сердце забиться о ребра. Это не было животное, которое она знала. Оливия развернулась и побежала к дому. Она споткнулась на ступеньках, ударившись голенью о доски, когда достигла ручки двери. Только после того, как заперла дверь, она остановилась.