— До сих пор я вас понимаю.
— О том преступлении; которое вы совершили, — продолжал Бинтрей, — я получил первые сведения от вашей племянницы, написавшей мне письмо. Вам достаточно будет узнать, что ее любовь и смелость помогли ей найти тело вашей жертвы и поддерживали ее дальнейшие усилия, с помощью которых она вернула его к жизни. В то время, как он лежал под ее попечением беспомощный в Бриге, она написала мне, чтобы я приехал к нему. Прежде чем уехать, я уведомил мадам Дор, что мне известно, где находится мисс Обенрейцер и что она в безопасности. В свою очередь мадам Дор уведомила меня, что на имя вашей племянницы прибыло письмо, надписанное вашей рукой, которую она узнала. Я взял его с собой и распорядился пересылать все другие письма, которые могли прийти. Приехав в Бриг, я нашел мистера Вендэля вне опасности и немедленно же решил посвятить свои силы на то, чтобы ускорить наступление того дня, в который можно было бы свести с вами счеты. Дефренье и Ко выпроводили вас от себя на основании подозрения, действуя при этом в силу уведомления, присланного частным образом мною. После того, как с вас была сорвана ваша фальшивая личина, оставалось сделать дальнейший шаг и лишить вас вашей власти над племянницей. Чтобы добиться этого, я не только не испытывал ни малейшего угрызения совести, роя под вашими ногами яму, куда вы должны были свалиться во мраке, но даже чувствовал некоторое профессиональное удовольствие, побивая вас вашим же собственным оружием. По моему совету от вас заботливо скрывали истину до сегодняшнего дня. По моему совету ловушка, в которую вы попались, была подставлена для вас именно здесь (теперь вы знаете так же хорошо, как и я, для чего это было сделано). Было всего только одно верное средство лишить вас того дьявольского самообладания, которое до сих пор делало из вас страшного человека. Это средство было испробовано и (смотрите на меня, как вам угодно) оно оказалось удачным. Последнее, что останется еще сделать, — заключил Бинтрей, доставая две небольших уже написанных бумаги из своего ящика с письмами, — это освободить вашу племянницу. Вы покушались на убийство и совершили подлог и воровство. В обоих случаях у нас против вас уже имеются улики. Если вы будете признаны виновным в этих преступлениях, то вы знаете так же хорошо, как и я, что станется с вашей властью над вашей племянницей. Лично я предпочел бы воспользоваться именно таким оборотом дела. Но меня удерживают от этого такие соображения, против которых я не в силах возражать, и наше свидание должно окончиться, как я уже говорил вам, компромиссом. Подпишите эту бумагу, в которой вы отказываетесь от всякой власти над мисс Обенрейцер и ручаетесь, что никогда не появитесь снова ни в Англии, ни в Швейцарии. Я же подпишу прощение, которое обеспечивает вас от всяких дальнейших преследований с нашей стороны.
Обенрейцер молча взял перо и подписал отказ от своих прав над племянницей. Получив взамен прощение, он встал с места, но не делал никаких движений, чтобы покинуть комнату. Он стоял, устремив взор на maître'а Фохта со странной усмешкой, зазмеившейся на его губах и со странным блеском, светящимся сквозь пелену, застилавшую его глаза.
— Чего вы ждете? — спросил Бнитрей.
Обенрейцер указал на коричневую дверь.
— Позовите их обратно, — отвечал он. — Мне нужно нечто сказать в их присутствии, прежде чем я уйду.
— Скажите это мне, — возразил Бинтрей. — Я отказываюсь звать их обратно.
Обенрейцер повернулся к maître'у Фохту.
— Помните, вы говорили мне, что у вас был когда-то клиент англичанин по имени Вендэль? — спросил он.
— Ну, ладно, — отвечал нотариус. — Что же из этого?
— Maître Фохт, ваши часы-замок изменили вам.
— Что вы хотите сказать?
— Я прочитал письма и удостоверения, лежавшие в ящике вашего клиента. Я снял с них копии. Я принес копии с собой сюда. Достаточна или нет эта причина, чтобы позвать их обратно?
Целую минуту нотариус смотрел растерянно то на Обенрейцера, то на Бинтрея в беспомощном удивлении. Придя в себя, он отвел в сторону своего коллегу-юриста и быстро сказал ему на ухо несколько слов.
Лицо Бинтрея — которое сперва верно отразило удивление, выразившееся на лице maître'а Фохта — внезапно изменило свое выражение. Одним прыжком он ринулся с ловкостью молодого человека к двери, ведущей в следующую комнату, вошел в нее, пробыл там одно мгновенье и вернулся в сопровождении Маргариты и Вендэля.
— Ну, мистер Обенрейцер, — сказал Бинтрей, — последний ход в игре остается за вами. Делайте его.
— Прежде чем отказаться от своего положения в качестве опекуна этой девицы, — сказал Обенрейцер, — мне нужно разоблачить одну тайну, в которой она заинтересована. Делая свое разоблачение, я вовсе не претендую на ее внимание к такому рассказу, который она или кто другой из здесь присутствующих должны будут принять на веру. У меня имеются письменные доказательства, копии с оригиналов, подлинность которых может удостоверит сам maître Фохт. Запомните это и позвольте мне перенести вас сразу к давно прошедшему времени — к февралю месяцу тысяча восемьсот тридцать шестого года.
— Заметьте эту дату, мистер Вендиль, — сказал Бинтрей.
— Мое первое доказательство, — начал Обенрейцер, вынимая из своей записной книжки бумагу. — Это копия с письма, написанного одной англичанкой (замужней) своей сестре — вдове. Об имени особы, написавшей письмо, я умолчу, пока не дойду до конца. Имя же особы, которой письмо написано я хочу обнаружить. Оно адресовано: «Миссис Джэн Анне Миллер, Грумбриджские Колодцы, Англия».
Вендэль вздрогнул и открыл рот, чтобы заговорить. Бинтрей сейчас же остановил его, как останавливал maître'а Фохта.
— Нет, — сказал упрямый юрист. — Предоставьте это мне.
Обенрейцер продолжал далее:
— Не стоит беспокоить вас первой половиной письма, — сказал он. — Я могу передать содержание ее в двух словах. Положение автора письма в это время таково. Она уже долго живет в Швейцарии со своим мужем — вынужденная жить здесь ради его здоровья. Они собираются через неделю переезжать в новое свое местожительство, на Невшательское озеро, и будут в состоянии принять миссис Миллер через две недели с этого времени. После этого, автор входит далее в важные интимные подробности. Она бездетна в течение целого ряда лет и у нее с мужем теперь уже нет никакой надежды иметь детей; они одиноки; им нужен какой-нибудь интерес в жизни; они решили усыновить ребенка. Тут начинается важная часть письма, и поэтому отсюда я буду читать его вам слово в слово.
Он перевернул первую страницу письма и стал читать следующее:
«…Не посодействуешь ли ты нам, моя дорогая сестра, в осуществлении нашего нового проекта? Будучи англичанами, мы хотим усыновить английское дитя. Мне кажется, что это можно сделать в Воспитательном Доме: поверенные моего мужа в Лондоне объяснят тебе, каким образом. Предоставляю выбор тебе, но только с соблюдением нижеследующих условий: ребенок должен быть мальчиком, не старше одного года. Пожалуйста, извини за беспокойство, которое я тебе причиняю своей просьбой. Не привезешь ли ты наше усыновленное дитя к нам вместе со своими ребятами, когда поедешь в Невшатель?
Я должна добавить еще несколько слов относительно желаний моего мужа, относящихся к этому делу. Он решил уберечь ребенка, которого мы делаем своим собственным, от каких бы то ни было огорчений и потери самоуважения в будущем, что могло бы произойти благодаря открытию его настоящего происхождения. Он будет носить имя моего мужа и будет воспитан в уверенности, что он, действительно, наш сын. Его право на унаследование всего того, что мы ему оставим, будет обеспечено за ним не только согласно английским законам, касающимся таких случаев, но также и согласно швейцарским законам, так как мы прожили столь долго в Швейцарии, что возникает вопрос, нельзя ли нас рассматривать в качестве лиц, «водворенных» в этой стране. Остается принять только единственную предосторожность, чтобы предупредить всякое последующее раскрытие тайны в Воспитательном Доме. Но на беду наша фамилия очень редко встречается, поэтому, если мы будем фигурировать в книгах этого учреждения в качестве лиц, усыновляющих ребенка, то как раз и может случиться, что от этого произойдут те или иные нежелательные последствия. Твоя же фамилия, моя дорогая, такая фамилия, которую носят тысячи других лиц. Поэтому, если ты согласишься фигурировать в книгах, то можно не бояться никаких разоблачений с этой стороны. Мы переезжаем по приказанию доктора в такую часть Швейцарии, где наши домашние дела совершенно неизвестны, а ты, как я поняла из твоих слов, собираешься нанять новую няньку для поездки, когда вы тронетесь в путь, чтобы посетить нас. При таких обстоятельствах может показаться, что это мой ребенок, которого везут ко мне под попечением моей сестры. Единственная прислуга, которую мы берем с собой отсюда — моя собственная горничная, на которую можно смело положиться. Что же касается юристов в Англии и Швейцарии, то они уже по профессии хранители секретов, и мы можем чувствовать себя совершенно спокойными в этом отношении. Вот тебе и весь наш маленький невинный заговор! Пиши, моя любимая, с обратной почтой и сообщи мне, что ты примешь в нем участие».