Женщина остановилась возле лестницы и прислонилась к столбу.
— Я сейчас, — сказал Лука и осторожно открыл дверь.
Андукапар взглянул на него искоса и улыбнулся. Стол был уже убран, и Андукапар читал при свете лампы.
— Это ты, Лука, а я думал, ты пошел спать.
Нет. Я был во дворе.
— Во дворе? Что тебе там понадобилось?
— Не знаю…
— Ишь, шакаленок, и чего это ты бродишь ночью?
— Андукапар, там одна женщина, ей негде ночевать.
— Женщина? — удивился Андукапар. Схватился рукой за правое колесо и повернул кресло к дверям.
— Она говорит, что привела Изу. Случайно встретила на улице. Какие-то пьяные мужчины хотели ее увести, а она не пустила.
— Нет! Этот человек сведет меня с ума! Она что, тоже пьяная?
— Нет. Если ты не можешь ее приютить, я разбужу тетю Нато.
— А ну приведи ее, посмотрим, что это за птица!
Лука открыл дверь, женщина стояла на том же месте, прислонясь к столбу.
— Войдите! — позвал ее Лука и посторонился, пропуская ее в комнату.
Незнакомка вошла.
— Здравствуйте! — поздоровалась она и закрыла за собой дверь.
Женщина была в старых, стоптанных сапогах и таком же старом ватнике, голова ее была так низко повязана белым платком, что казалось, будто она обрита наголо. Войдя в комнату, она огляделась по сторонам, потом взглянула на Луку и улыбнулась.
— К сожалению, я попала в мужское общество. Если я останусь здесь ночевать, это, наверное, будет неудобно и для вас, и для меня.
— Садитесь, если вам в самом деле негде ночевать, мы что-нибудь придумаем.
Спасибо.
— Снимите ватник… Здесь не так уж холодно.
— Конечно… только…
— Не стесняйтесь… Чувствуйте себя как дома.
— Спасибо.
— Лука, поухаживай.
Лука взял ватник и повесил у дверей на железную вешалку. Обернувшись, он увидел, что незнакомка стоит возле мраморного умывальника с овальным зеркалом. Она сняла с головы белый платок, и густые, черные как смоль волосы рассыпались по ее плечам. Потом она нерешительно направилась к столу, выдвинула стул и села, сложив руки на коленях. Лука заметил, что Андукапар не сводит с женщины удивленного взгляда: он смотрел на гостью и молчал, словно язык проглотил.
— Ну, я пошел, — сказал Лука.
— Куда же ты? — спохватился Андукапар. — Поставь на керосинку чайник. Мы же должны чем-нибудь попотчевать гостью. Снимай пальто!
Лука снял пальто и захлопотал: зажег керосинку и поставил чайник.
Андукапар наконец оторвал взгляд от женщины, рассеянно прокатился взад-вперед по комнате и снова подъехал к столу.
— Может, мне в самом деле неудобно здесь оставаться? — спросила женщина.
— Нет-нет… — ответил Андукапар.
— Знаете что, если…
— Мне кажется, нам пора познакомиться. Это Лука, я — Андукапар, а как вас зовут?
— Богдана… Богдана Вайда.
— Судя по имени и фамилии, вы должны быть украинкой.
— Да! Я родилась и выросла в Бориславле.
— Вы, наверно, беженка.
— Да.
— Поселились в Тбилиси?
— Нет, в Мцхета.
— Значит, вы и работаете в Мцхета?
— Как вам сказать… В наше время это может показаться странным… Что поделаешь… Я монашка.
— Монашка?
— Да.
— Разве в Мцхета есть действующий монастырь?
— Конечно.
— Я не знал. Где он расположен?
— Прямо над станцией, по ту сторону железной дороги. Если ехать отсюда, то слева. Он скрыт горами и снизу не виден.
— А в Бориславле вы тоже были монашкой?
— Нет. Я закончила техникум и работала счетоводом в ткацкой артели.
— Что же вас вынудило здесь стать монашкой?
— Я пошла за своей теткой в тыл, за тетей и ее подругами… Они все монашки. В страшных муках добрались до Грузии… Такое перенесли, что лучше не вспоминать. Приехали совсем больные. Как только я немного оправилась, меня постригли в монахини.
— Почему вы согласились?
— Потому что не видела другого выхода. Единственный путь к спасению души я видела в боге… Вам никогда не понять, что я перенесла.
— Конечно, не понять, но представить могу.
— Трудно.
— Знаю, что трудно.
— Если вы не вернетесь к утру, ваши, наверное, будут горевать.
— Наверно… Но дело в том, что я ни завтра, ни послезавтра не собираюсь туда возвращаться.
— А когда вы туда вернетесь?
— Никогда!
— Никогда?
— Никогда!
— Почему?
— Я не могу там жить.
— Но вы же говорили, что видели в боге единственное спасение?
— Я и сейчас так думаю, но для этого монастырь вовсе не обязателен. Кроме того, я не могу подчиниться некоторым христианским догмам. Я их не проверяла в жизни, хотела принять их на веру, но все время чувствовала и сейчас ощущаю по отношению к ним внутреннее сопротивление, и это ранит мне душу.
И что же вы собираетесь делать?
— Наверно, найду какую-нибудь работу. Только не в Мцхета. Там наши отыщут меня и вернут обратно.
— Чайник вскипел! — вполголоса сообщил Лука.
— Прекрасно! Накроем стол и пригласим гостью, посланную нам богом! — улыбнулся Андукапар и быстро покатил свое кресло к буфету.
— Я вам помогу, — встала с места Богдана.
— Да у нас нет ничего такого, чтоб потребовалась ваша помощь.
— Тогда я хотя бы вымою руки, с утра не умывалась.
— Лука, есть вода в умывальнике?
— Есть, я недавно наливал.
Богдана направилась к мраморному умывальнику. Прежде всего она заглянула в зеркало и поправила волосы. Потом взяла обмылок стирального мыла и начала мыть руки. Андукапар и Лука тем временем накрыли стол: три тарелки, три чашки, три ложки и сахарница. Богдана вытерла руки полотенцем и вернулась к столу.
— Мы забыли чай, — сказал Андукапар, взглянув на стол.
Лука принес фарфоровый чайник и разлил заварку по чашкам.
— А ну-ка, загляни в сахарницу, Лука, осталось ли там что-нибудь?
Лука снял с сахарницы крышку и заглянул в нее.
— Три «подушечки».
— Ты видишь, как справедлив бог, — улыбнулся Андукапар и взглянул на Богдану, потом повернулся к Луке. — Мы с тобой ни за что бы не поделили эти три «подушечки». Мы даже могли бы поссориться из-за них, а теперь нас как раз трое.
Лука отставил чайник и задул керосинку. Из керосинки пошел дым, и комната наполнилась едким запахом керосина.
— Какой плохой керосин! — сказал Андукапар.
Все трое принялись за чай. Все трое осторожно откусывали конфету и запивали горячей, ароматной жидкостью.
Глава одиннадцатая
Эту ночь Андукапар провел у Луки. Когда Андукапар въехал в комнату на своей коляске, тетя Нато проснулась и с перепугу закричала: «Кто там? Что случилось?» Лука и Андукапар успокоили ее и объяснили, в чем дело. Старушка моментально вскочила с кровати, потребовала, чтобы зажгли лампу.
Лампу зажег Лука.
— Вы хоть понимаете, что натворили, — обратилась к ним обоим тетя Нато. — Как можно оставлять в квартире незнакомого человека?! Как будто вы не знаете, какое сейчас страшное время! Брат брату не доверяет, а уж посторонним людям…
Тетя Нато долго говорила о том, какие настали времена и какие бывают доверчивые глупцы. Она вспомнила несколько убедительных примеров, как дурно поступали некоторые бродяги и мошенники в ответ на доверие добрых и наивных людей, но Андукапар твердо стоял на своем. Я предпочитаю, чтобы меня обокрали, заявил он, чем выгонять человека на улицу. «Как знаешь!» — ответила тетя Нато.
Лука подумал, что Андукапар ляжет на тахту в галерее, но он не захотел сходить со своего кресла, только попросил накрыть его одеялом.
Лука поставил лампу на комод. В соседней комнате продолжала ворчать тетя Нато и замолкла только тогда, когда закрыли дверь, во всяком случае, ни Лука, ни Андукапар больше ничего не слышали.
— Будем спать, — сказал Андукапар.
— Сейчас потушу лампу. — Лука подошел к комоду, чтобы погасить лампу.
— Сначала подоткни мне одеяло, а то в спину немного поддувает.
Лука как следует закутал Андукапара и погасил лампу. В темноте он добрался до своей кровати и начал раздеваться. Потом лег в холодную постель и долго ворочался, пока не устроился поудобнее. Он был возбужден и обрадован. Сначала он и сам не знал, чем он так обрадован и возбужден. Но потом в сознании его постепенно прояснилась причина этой радости и возбуждения. Ему не спалось и вдобавок не терпелось поговорить с Андукапаром, но с той стороны не доносилось ни звука, и он не решился будить только что уснувшего друга.