Клеопатра. Может быть, ты меня уже не ревнуешь?

Антоний (сквозь рыдания). Я плюю на тебя!

Клеопатра. Или ты уже не любишь меня?

Антоний. Плюю!

Клеопатра (потирая ладонями шею). Когда ты душил меня, ты мне нравился больше. Ты хоть был похож на мужчину.

Антоний. Я не хочу марать о тебя рук!

Клеопатра. Вырезать целые народы, распять рабов, отравить друга, заколоть лучшего из вас — на это вы, римляне, способны… но задушить из любви и ревности слабую, беззащитную женщину — это вам не под силу. (Искренне.) Жаль.

Антоний (отнял руки от лица). Тебе жаль, что я не убил тебя?.

Клеопатра (мягко). Мне жаль тебя, плачущего, как обиженный ребенок… Ну перестань, перестань, как не стыдно!. Мне жаль и себя — что я полюбила такого плаксу, такую размазню…

Антоний (все еще всхлипывая). Ты меня не любишь! Ты никогда меня не любила, ты всегда лгала. Ты и ему лгала! Ты лживая, злая… ты не любишь меня!

Клеопатра. Увы, Антоний, люблю… Хоть частенько и спрашиваю себя — почему тебя?. Нет, я люблю тебя, я не лгу. Я слишком горда и устала, чтобы лгать самой себе. Поди сюда, мой Геракл. Мой хнычущий лев. Поди сюда. Я тебя утешу. Я люблю тебя. (Обнимает его.) Я обещаю тебе все забыть.

Антоний (все еще по-детски всхлипывая, зарылся головой в ее колени). За что, Клеопатра?. За что?!

Клеопатра (гладя его по голове). За что я люблю тебя?. За что ты меня душил?. За что я любила его, за что теперь ненавижу, бегу?. — ты как ребенок, который хочет сломать игрушку, чтобы узнать, почему она ему нравится. А вся-то мудрость состоит в том, что начинаешь понимать: за вопросом не обязательно следует ответ. Ну перестань, перестань…

Цезарь (скорее себе, чем Клеопатре). Смешно, но мне всю жизнь…

Клеопатра (ему). Уйди!

Цезарь. …если чего и недоставало, так это вот так же зарыться в чьи-нибудь колени и поплакать, пожаловаться… и чтобы кто-нибудь утер мне слезы и все простил…

Клеопатра (удивилась). Разве ты когда-нибудь плакал?

Цезарь (развел руками). Я никогда не смел себе этого позволить.

Клеопатра. Уйди! Разве ты не видишь, что мне не до тебя?. И не такой уж ты Цезарь, если тебе не хватало чьих-то колен, чтобы спрятаться и выплакаться… Какой уж из тебя Цезарь!

Цезарь. И все же… все же…

Клеопатра (все гладя Антония по голове; Цезарю). Если бы ты сам не отказался от меня…

Цезарь. Я не отказывался, детка. Это не зависело от меня.

Клеопатра. …если бы я для тебя хоть что-нибудь значила…

Цезарь (мягко). Не в этом дело. Да и все было не так… Просто… просто ты все равно рано или поздно ушла бы от меня к нему.

Антоний уснул.

Клеопатра (встала, подошла к Цезарю). К Антонию? Я?! — но ведь это ты, ты сам от меня откупился им, когда я приехала к тебе в Рим!

Цезарь (без обиды). Ну не к нему, так еще к какому-нибудь Антонию…

Клеопатра. А разве у тебя их было много?

Цезарь (спокойно). Видишь ли… есть порода мужчин… да, именно порода… Одним словом, есть мужчины, к которым вы рано или поздно уходите от нас.

Клеопатра. Кто это — мы?

Цезарь. Вы, женщины… красивые, умные, тонкие, рожденные для поклонения и любви. А мы… мы — это обремененные заботами и мыслями мужчины… мужчины, рожденные, чтобы делать дело… делать политику, вести войны, менять порядки, писать книги, строить города, жаждать власти и славы… Обремененные самими собой — своей гордыней, честолюбием, жаждой созидания… впрочем, и разрушения тоже. Все это — в нас, в наших головах, в крови… Мы несвободны от самих себя, детка, мы прикованы цепями к собственному предназначению… а его и нас так много, что не остается места еще и для беззаботности, веселой любовной игры… А в Антониях именно этого хоть отбавляй, потому что в них нет всего остального. Они как пустой кубок, который всегда тут как тут, чтобы его наполнили вином. Или уксусом, это ничего не меняет. Вот вы и уходите от нас, спасаетесь бегством… (С неожиданным любопытством.) Кстати, я давно хотел тебя спросить… почему — Антоний?

Клеопатра (не поняла, о чем он). Антоний?. — но ведь ты сам…

Цезарь. Почему именно этот Антоний, Марк?.

Клеопатра (растерянно). Почему?

Цезарь (идет навстречу Клеопатре; он искренне рад ей, но прячет эту радость за холодной почтительностью протокола). Я рад тебя видеть, царица, и приветствовать в Риме. (Голос его дрогнул.) Я рад тебе, детка…

Клеопатра (тоже стесненная жесткими рамками этикета). И я рада, Цезарь. Я рада увидеть в величайшем городе мира его первого гражданина. (Протянула ему обе руки.) Мой Гай…

Цезарь (мягко и сердечно). Я все помню, Клеопатра, я ни на день не забывал о тебе, но… (Вернувшись к официальному тону.) Как тебе понравился Рим, царица?

Клеопатра (с достоинством). Я приехала в город Цезаря из города Великого Александра.

Цезарь (улыбнулся). Честно говоря, Александрия мне тоже больше по душе, чем Рим. Жаль, сгорела тамошняя библиотека, не то бы я с удовольствием порылся на досуге в старых рукописях… впрочем, досуга мне, по всему видать, не дождаться. (Не удержался.) Помнишь наше путешествие по Нилу, к самым его истокам?. Тогда мне еще хотелось дойти до истоков всего на свете, увидеть начало вещей и начало времен… (Внезапно.) Как мой сын? Как Птолемей? (С беспокойством.) Я полагаю, ты не привезла его с собой?!.

Клеопатра (твердо). Он не Птолемей. Он — Цезарион.

Цезарь (удивился). Но ведь при рождении ты назвала его Птолемеем?!

Клеопатра. Это имя всех мужчин в нашем роду. Но по отцу он — Цезарион. Он твой сын.

Цезарь (усмехнулся). И мой наследник?.

Клеопатра (жестко). И твой наследник.

Цезарь (уклончиво). Надеюсь, это не единственное его достоинство.

Клеопатра. Разве этого мало?

Цезарь. Если я умру… (поправился) когда я умру, наследник у меня будет лишь один.

Клеопатра (нетерпеливо). Кто?

Цезарь (просто). Рим.

Клеопатра (неотступно). Но кому ты завещаешь самый Рим?

Цезарь (очень серьезно). Его богам. Рим — вечен, а над вечностью — одни боги.

Клеопатра (не сдержалась). Я ненавижу твой Рим!

Цезарь (спокойно). Я тоже.

Клеопатра. Ты? Первый из римлян?!

Цезарь (усмехнулся). Кто же, как не я, имеет на это право?. (С едва сдерживаемым гневом.) Этот лживый, корыстолюбивый город, пропахший гнилью, глупостью и расчетом! — не-на-ви-жу!. (Гнев вырвался наружу.) Я сотру его с лица земли! Выкорчую железом! Я воздвигну на его месте другой Рим — терпимый, милосердный, великодушный!. (Веял себя в руки; усмехнулся.) Если успею, конечно. Но ради этого стоит набраться терпения и осторожности. Быть мудрым, как змий, и кротким, как голубь. Ну, и если меня не убьют раньше, чем…

Клеопатра. Убьют? Кто посмеет?!

Цезарь. Вдобавок ко всем своим достоинствам Рим еще и неблагодарен, детка. И мстителен. С особым сладострастием он мстит тем, кто хочет сделать его лучше, чем он есть. Этого он никому не прощает.

Клеопатра. И ради него — такого! — ради власти над ним…

Цезарь (прерывает ее). Над ним?. Нет, мне все-таки не удалось сделать из тебя настоящую царицу.