Остались две решающие игры, а значит я обязан быть максимально сосредоточен. «Северный Масс» пятнадцать лет не выигрывал в чемпионате, и я, как ведущий бомбардир, твердо настроен увенчать свой выпускной год победой.

– Ладно, поехали, – объявляет тренер, закончив расписывать нашу никчемность. – Начнем с последней игры «Рейнера» против «Сиэттла».

Когда на экране появляется застывшее изображение университетской арены, один из наших крайних нападающих морщит лоб.

– Почему мы начинаем с «Рейнера»? Нам же в полуфинале играть с «Дакотой».

– «Северную Дакоту» разберем в другой раз. Меня гораздо больше волнует «Рейнер».

Тренер дотрагивается до ноута на столе, картинка оживает, и по комнате разносится гул толпы.

– Если мы встретимся с ними в финале, нам придется несладко, – мрачно говорит тренер. – Я хочу, чтобы вы понаблюдали за их вратарем. У этого парня глаз как у ястреба. Нам надо определить его уязвимые места и использовать их.

Мой взгляд переходит на вратаря в черно-оранжевом снаряжении. Ну да, внимательный. Цепко схватывает все происходящее на площадке. Раз – и перчатка захлопывается, останавливая первую пущенную в его направлении шайбу. Быстрый. С хорошей реакцией.

– Смотрите, как он контролирует отскок, – приказывает тренер, когда команда соперника делает очередной удар по воротам. – Все четко. Предельно собранно.

Чем дольше я смотрю на экран, тем тревожнее мне становится. Не могу это объяснить. Понятия не имею, почему волоски у меня на шее вдруг встают дыбом. Но есть в этом вратаре нечто такое, отчего мои инстинкты начинают гудеть.

– Идеально сгруппировывается. – Голос у тренера задумчивый. Почти восхищенный.

Я тоже под впечатлением. В этом сезоне я не следил за западным побережьем. Был целиком сосредоточен на командах своей конференции, изучал записи матчей, чтобы найти способ их переиграть. Но теперь, когда полным ходом идет плей-офф, пришло время оценить команды, с которыми мы можем столкнуться в финале.

Я все смотрю на этого вратаря. Изучаю его. Черт, мне нравится, как он играет.

Нет. Я знаю, как он играет.

И в один момент со словами тренера на меня обрушивается прозрение.

– Этого парня зовут…

Джейми Каннинг.

– …Джейми Каннинг. Он на последнем курсе.

Пиздец.

Просто пиздец.

Мое тело больше не гудит, а дрожит. Я знал, что Каннинга взяли в «Рейнер», но в прошлом сезоне, когда я в последний раз искал о нем информацию, его отправили на скамейку, заменив на какого-то, по слухам непробиваемого, второкурсника.

Когда Каннинг снова начал выходить в основном составе? Не буду врать, раньше я отслеживал его дела регулярно, но потом, когда это начало попахивать сталкингом, перестал. В смысле, уж он за мной не следил точно – только не после того, как я убил нашу дружбу, как последний мудак.

Воспоминание о моем эгоистичном поступке – как удар под дых. Блядь. Я показал себя отвратительным другом. Отвратительным человеком. И если за тысячу миль от Каннинга со стыдом еще можно было как-то справляться, то теперь…

По моему горлу ползет ужас. Я увижу его в Бостоне на турнире. Может, даже сыграю против него.

Мы не виделись и не общались четыре года. Что мне сказать ему? Как извиниться перед человеком, которого ты без объяснений выкинул из своей жизни?

– Его техника безупречна, – говорит тренер.

Не так уж и безупречна. Он слишком торопится отступить. Это его старый косяк – забраться обратно в сетку, как только у голубой линии появляется вингер, и тем самым разрешить ему занять лучшую позицию для удара. И еще он всегда излишне полагается на щитки, давая нападению все шансы на добивание.

Мне приходится закусить губу, чтобы удержаться и не разболтать эту информацию. Это будет… как-то неправильно, что ли. Рассказывать о слабых местах Каннинга. Хотя надо бы. Точно надо, потому что на кону не хрен собачий, а «Замороженная четверка».

Но опять же, я несколько лет не выходил с ним на лед. За это время Каннинг мог отточить свою технику. Может, у него уже и нет никаких слабых мест.

В отличие от меня. Моя проклятое слабое место никуда не делось. Оно там, где было всегда, пока я смотрю на большой экран. Пока наблюдаю за тем, как Джейми Каннинг делает очередной головокружительный сэйв. Пока восхищаюсь грацией и убийственной точностью его движений.

Мое слабое место – он.

Глава 2

Джейми

– Ты сегодня ужасно тихий, даже для себя. – Пальцы Холли, гуляя у меня по спине, заканчивают свое путешествие на моей голой заднице. – Думаешь про «Замороженную четверку»?

– Угу. – И это не совсем ложь. Гарантирую вам, этим утром мыслями о пятнице и поездке в Бостон забиты головы еще у двадцати с лишним игроков. И примерно у триллиона фанатов.

Я, впрочем, думаю не только о победе. Теперь, когда мы вплотную приблизились к чемпионству, пора примириться с тем фактом, что мы можем встретиться с «Северным Массом». А кто у них звездный игрок? Не кто иной, как Райан Весли, в прошлом мой лучший друг.

– Тебя что-то волнует? – Приподнявшись на локте, Холли всматривается в мое лицо. Обычно она не остается на ночь, но после продолжавшегося до четырех утра секс-марафона только полный козел запихнул бы ее так поздно в такси.

Однако я сам не знаю, что чувствую по поводу того, что она нежится рядом со мной в кровати. Если забыть о впечатляющем утреннем сексе, ее присутствие тяготит меня. Я никогда не врал Холли о том, чем являются наши отношения, а чем нет. Но мне хватает опыта общения с девушками, чтобы знать: соглашаясь на дружбу с привилегиями, они все равно надеются каким-то образом заполучить себе бойфренда.

– Джейми? – подталкивает меня она.

Я отодвигаю в сторону один набор тревожных мыслей и заменяю его другим.

– Тебе когда-нибудь давали отставку друзья? – слышу я собственный голос.

– В смысле… на которых я работала или что? – У нее огромные голубые глаза, которые всегда воспринимают меня всерьез.

Я качаю головой.

– Нет. Главный бомбардир «Северного Масса» был моим лучшим другом, когда я учился в школе. Помнишь, я говорил, что летом работал в хоккейном лагере тренером?

Она кивает.

– В «Элитс»?

– Ага, хорошая память. Раньше я сам там тренировался. Как и Вес. Вот он был псих. – Я хмыкаю, стоит мне представить его физиономию. – Чего только не выкидывал. В центре там была трасса для тобоггана, и зимой, когда вода замерзала, по ней можно было прокатиться до озера. Но летом ее закрывали, а вокруг был трехметровый забор. И он такой: «Чувак, после отбоя лезем на эту штуку».

Мягкая ладонь Холли массирует мою грудь.

– И вы залезли?

– Еще бы. Я был уверен, что нас запалят и выпрут из лагеря. Но все обошлось. Весу, правда, единственному хватило ума взять с собой полотенце, а вот я, пока ехал за этим ублюдком, ободрал себе ноги.

Холли усмехается.

– И я до сих пор не представляю, скольким туристам пришлось удалять фотографии, снятые на Миррор-Лейк. Потому что стоило Весу увидеть, как турист поднимает фотоаппарат, как он сразу снимал штаны.

Она прыскает.

– Вижу, он был веселым парнем.

– Был. А потом перестал.

– Почему?

Я закладываю руки за голову и, несмотря на ползущую вниз по позвоночнику волну дискомфорта, напускаю на себя безразличный вид.

– Не знаю. Мы с ним все время соревновались. В наше последнее лето он вызвал меня на одно состязание… – Я останавливаюсь, потому что по-настоящему личными вещами с Холли никогда не делюсь. – В общем, не знаю я, что случилось. После того лета он просто взял и бросил со мной общаться. Перестал отвечать на мои сообщения. Просто… отправил меня в отставку и все.

Она целует меня в шею.

– Похоже, ты до сих пор злишься.

– Да. Злюсь, – неожиданно для себя самого соглашаюсь я.

Спроси вы меня вчера, переживаю ли я насчет чего-нибудь из своего прошлого, я бы ответил «нет». Но теперь, когда Райан Весли снова припарковал в моих мыслях свою дегенератскую задницу, мое душевное равновесие улетает ко всем чертям. Чтоб его. Только этого мне не хватало перед двумя сложнейшими играми моей жизни.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: