"Ты ослушался моего веления: спустился на Землю за поиском правды, которую не пожелал принять от меня. Ты так упорно хотел доказать мою неправоту, что даже там воспринимал все через призму своей гордыни, не замечая частицы жизни данные мной. Видимо, я действительно совершил ошибку, создав этот мир настолько сложным. Но даже упрости я его, ты не сможешь познать его сути. Люди, так любимые тобой, не что иное, как воплощенная мною энергия и материя. Ну что ж, пришел момент, когда нужно исправлять ошибки".
Я был в ужасе, боясь подумать, что предстоит испытать людям на Земле. Моя вина была в гневе Господнем. Я склонился перед ним и вопросил:
"За что ты будешь наказывать их? Ведь это я впал в твою немилость. Я не могу понять твоего замысла, не они".
"В этом ты прав, Самаэль. Души, которые ты привел, верят в меня и мою мудрость. Почему же ты не можешь этого сделать?"
"Потому, что когда я был из плоти и крови, все мои подозрения оправдались. Частица света, которую ты заронил в Землю, превратила ее в живой организм. И именно она стала создателем людей. Я не лгу тебе, Отче, говорю лишь то, что видел. Спустись же и посмотри сам, если не веришь!"
"Я был терпелив с тобой, Самаэль, но ты переходишь границы", - угрожающе тихо молвил он.
"Так и есть, но ты не прав, потому что сам не ведаешь о происходящем внизу! Ты смотришь лишь сверху, бесконечно слушая хвалебные гимны. Люди страдают во всех воплощениях и ты ничего не делаешь, чтобы облегчить их муки. Почему ты так жесток со своими созданиями?!"
"Довольно, Самаэль! Если ты так печешься об человеческом благополучии, отправляйся в преисподнюю и постарайся сделать людей достойными небесного блаженства. И будешь ты там, пока в преисподней не останется ни единой души. Возможно, к тому времени, просветишься и сам!"
Дьявол замолчал, задумчиво глядя на высотку напротив. Давид принял вертикальное положение. От прежнего возбуждения не осталось и следа. Он был в растерянности и смятении. В очередной раз хотелось утешить сидящего рядом. Любимый сын стал обвинителем и потерял семью. Печаль были написаны на прекрасном лице. Самаэль просто хотел знать, чем же закончится его просвещение? Парень протянул руки и сжал мужскую ладонь. Длинные пальцы сплелись с его. Самаэль обнял Давида и, притянув к себе на грудь, поцеловал в макушку. День незаметно клонился к вечеру. Парень глубоко вздохнул и перевел взгляд на высотку. Яркое пятно привлекло внимание, и он нахмурился. Женщина в желтом легком платье стояла на балконе и плакала. Давид напряг зрение, стараясь лучше ее разглядеть. Это оказалась Людмила Васильевна. Предчувствие беды закралось в душу.
- Самаэль, что происходит? - сипло спросил парень.
- О чем может сожалеть женщина? - задал вопрос в пространство дьявол. - Об отсутствии денег, жилья и прочих материальных ценностей? Скорее об одиночестве или утраченной любви. Отсутствии детей, близких подруг, у которых свои семьи; появление женатых любовников, а с возрастом их все меньше, влечет за собой одинокие вечера перед телевизором, депрессию, жалость к себе. Уныние — это продолжительное и одновременное движение яростной и вожделеющей части души. Первая неистовствует по поводу того, что находится в ее распоряжении, вторая, напротив, тоскует по тому, чего ей недостает[8], - задумчиво и как-то автоматически, продолжал дьявол.
Женщина из совета директоров отца, обливаясь слезами, уселась на перила балкона, свесив ноги на улицу. Давид напрягся всем телом, но не поменял позы. За спиной женщины показался знакомый силуэт. Это Шахат пришел помочь ей принять решение.
- Уныние наступает у человека вследствие глубокой рассогласованности способностей его души: стремлениями к действию и воли. В обычном состоянии воля определяет для человека цель его устремлений, а стремление заставляет преодолевать трудности. При унынии же человек направляет стремление на свое нынешнее, далекое от поставленной цели состояние, а воля, оставшись без «двигателя», превращается в постоянный источник тоски о несбывшихся планах. Эти две силы унывающего человека вместо движения к цели как бы «тянут» его душу в разные стороны, доводя ее до полного изнеможения.
Шахат вытянул вперед руку и толкнул женщину в спину. Так, с тихим вскриком, полетела вниз на твердый асфальт. Давид зажмурился, спрятав лицо на груди дьявола, и не видел печального конца. Тяжелый вздох сорвался с губ, но в душе, как ни странно, не промелькнуло даже тени печали, скорби или сожаления. К несчастной начали сбегаться люди. Кто-то причитал и картинно плакал, кто-то вызывал скорую, были и те, кто старался оказать первую помощь. Давид отстраненно смотрел на дерево рядом со скамьей. Молчание затягивалось. Самаэль потрепал парня по голове:
- Давид? Ты как?
- Нормально, - отозвался он. - А что я по-твоему должен чувствовать? Она все равно попадет в преисподнюю. Если будет умной, то позволит тебе помочь ей. Если захочет снова спуститься сюда, то повторит свою судьбу. Шахат прав: люди идиоты и никогда не изменяться.
========== Глава 11. ==========
Самаэль, скрестив руки на груди, смотрел, как Рафаэль упрашивает Архивариуса, древнего ангела, всего на несколько столетий младше самого дьявола, пройти в архив лично и еще раз проверить книги. Хранитель архива предпочитал личину старца и говорил надменно, глядя на просящих свысока:
- Я повторяю еще раз: книги этой в архиве нет. Я знаю каждую обложку, каждую страничку, каждую пылинку здесь. И вы не убедите меня в обратном.
Дьявол ухмыльнулся, за что получил возмущенный взгляд старца. И неудивительно: архив Небес был в разы меньше находящегося внизу, ведь немногие попадали сразу Рай. Полки с книгами в золотых переплетах занимали огромный зал, наполненный светом. Перед входом в него находился широкий стол с картотекой, как в любой библиотеке, за ним, как на троне, восседал Архивариус. Не чета их пыльному, сумрачному архиву. Хотя и во всю преисподнюю райский свет не проникал испокон веков, что уж говорить об их безликой башне. Здесь же поиски нужной книги заняли бы не больше нескольких земных дней. Удрученный неудачной попыткой помочь брату, Рафаэль посмотрел грустными глазами на Самаэля. Тот вздохнул и оперся о стол, нависнув над старцем:
- Проверь еще раз. Душа могла оказаться новой.
- Такое событие не проходит незамеченным, ты же знаешь, - убежденно сказал Архивариус, поправляя антуражные очки на носу. – Появление любой новой души отображается у меня в картотеке, а книга появляется на этих полках, - указал он на полупустой стеллаж. – Ты видишь там новую книгу? – как с ребенком заговорил старец, а Самаэль скрипнул зубами. – Вот и я не вижу. А такое событие, за последние тысячелетия, стало бы знаменательным. У себя бы лучше порядок навел и еще раз поискал.
- Я перерыл весь свой бардак, - процедил Самаэль, стараясь держать себя в руках и врезать по надменной физиономии старца. – И не нашел ничего!
- Значит, плохо искал!
- Книги нет! – повысил голос дьявол, начиная сверкать глазами.
- Нет души, нет и книги! Чего ты от меня-то хочешь?!
Братья замерли, как громом пораженные. Такая мысль и в голову не могла прийти. Они распрощались с Архивариусом и покинули зал, тихо прикрыв за собой резную высокую дверь. Попав на широкую галерею со сновавшими взад-вперед ангелами, братья оперлись о широкую дубовую балюстраду и задумчиво уставились друг на друга. Рай со временем преобразился, представляя собой огромный вечноцветущий сад. В саду том обитали души, погруженные в негу – в свои маленькие собственные, идеальные миры, хотя на первый взгляд казалось, что они просто спят. Это и есть рай: коматоз, иллюзия счастья. Все лучшие моменты жизней душ, собирались посекундно, объединялись и внушались им. За душами в бессознательном состоянии следили своеобразные операторы-ангелы. Ангелы-хранители в простонародье. В центре всего этого царства неги и спокойствия находилось некое подобие небоскреба преисподней, только здесь это был старинный, красивый замок в стиле рококо. На противоположной стороне, на высокой горе, покрытой белоснежным облаком из света, находились палаты Господне. Там Самаэль не появлялся уже несколько столетий, и старался не вспоминать об отце и любимых братьях. В замке трудилось множество ангелов различных рангов. В нем же и располагался архив. И всюду слышалось прекрасное пение ангелов, восхваляющее, успокаивающее; никаких тебе привычных криков, стонов боли, безумного смеха, от которых так устал Самаэль и его добровольные помощники.