— Что со мной будет? — закричала она, прижав руку к сердцу, как бы желая облегчить дикую, неуправляемую боль. Ее нервы были расстроены; четкое мышление было невозможно. — Допустим, я н-не попаду обратно в-вовремя на корабль, — она села и разразилась рыданиями, закрыв руками лицо. — Какая же я была дура, н-но я никогда н-не думала, что он так поступит со мной. — Эллин едва понимала, что говорит, и наконец она сказала с отчаянной мольбой в голосе, как будто он был вместе с ней в салоне: — Отпусти меня, Симон. Пожалуйста, отпусти меня. Возьми меня назад, в Родос, — ее голос утонул в безнадежной тишине, и снова полились слезы.

Эллин просидела некоторое время на краю кресла; ее разум онемел, кровь, казалось, превратилась в лед, настолько одинокой и слабой она себя чувствовала. В голове мелькали беспорядочные мысли… вероятность опоздания на корабль, тетя Сью, Джинкс, надежды Эстеллы на быстрое получение паспорта обратно. Но сильнее всего над ней довлела мысль о том, что с ней будет через несколько часов. В ее запутавшемся разуме промелькнуло несколько картин: Симон, с безразличием отнесшийся к отказу на его предложение провести с ним ночь в его каюте, быстрые перемены его настроения, нежелание противоречить ей — обстоятельства, которые удивляли ее раньше и продолжают удивлять сейчас. Она вспомнила его щедрость, его маленькие знаки внимания, которые волновали ее, потому что она никогда не знала раньше ничего подобного. Все это было для того, чтобы обмануть ее, заставить поверить в него, чтобы он мог заманить ее на борт своей яхты. Она вдруг покачала головой. Ее выводы были в чем-то неверны. Зачем было идти на такие жертвы, чтобы завоевать ее доверие, если он хотел лишь обольстить ее? Тогда, после своего отказа, она сказала себе, что ему могла бы принадлежать любая девушка, на которую он обратил бы свое внимание. Не было ни малейшей нужды продолжать их знакомство лишь для того, чтобы удовлетворить свое желание. Не нужно было так рисковать и похищать ее, понимая, что это — нарушение закона.

Эллин напряглась, услышав шаги. Она вскочила, громко закричала и начала колотить в дверь. Ключ повернулся, и она отошла назад, потому что дверь открывалась вовнутрь. В дверях стоял худой смуглый грек — один из тех мужчин, которых она видела на борту яхты. Его почти черные глаза сладострастно смотрели на ее стройное, дрожащее тело; под угольно-черными усами причмокивали толстые вульгарные губы. В одной руке с короткими и толстыми пальцами он держал сигарету, в другой руке покачивались янтарные бусы с длинной шелковой кисточкой.

— Выпустите меня отсюда! — закричала она, бросившись вперед и пытаясь проскочить мимо него. Но он поймал ее и держал до тех пор, пока она не вернулась назад в салон. — Где ваш хозяин? — твердо спросила она. — Идите и скажите ему, что я хочу видеть его. Не смотрите на меня так. Вы что, не понимаете английского?

Он продолжал смотреть на нее, его глаза остановились на ее лице со следами слез с озадаченным выражением, потом скользнули к изгибам ее грудей. Она почувствовала себя раздетой, и впервые в ней вспыхнула искра ненависти к Симону.

— Да, я немного говорю по-английски, — он говорил медленно, на ломаном английском и сильно коверкал слова, — вы достаточно прекрасная девушка для постельной подружки моего хозяина, — продолжал он одобрительно, но с наглой усмешкой, подчеркивающей значение его слов. — Много красивых девушек были его постельными подружками, но вы — самая лучшая. Такая фигура! А губы просто созданы для поцелуев.

Ее бросило в жар, глаза вспыхнули, и в ней начала подниматься волна возмущения, несмотря на сознание опасности, с которой она столкнулась.

— Я не постельная подружка вашего хозяина, как вы изволили выразиться! Где мистер Дьюрис? — Фигура грека полностью заслонила дверной проход, поэтому она больше не пыталась проскочить мимо него. Его лишь обрадует возможность схватить ее, она не сомневалась в этом.

— Что вы сказали? Вы — не постельная подружка моего хозяина? Вам не нравится заниматься любовью с моим хозяином? — Он выглядел удивленным, в его голосе послышалась нотка агрессивного раздражения, и он продолжил: — Всем женщинам нравится заниматься любовью с моим хозяином. Он горячий человек — в отличие от ваших англичан, которые так холодны. Шведы тоже холодны, и их жены приезжают на Родос в поисках любовников. Долгое время у моего хозяина была прекрасная шведская леди. — Он пошевелил пальцами, и бусы щелкнули. — Я не понимаю, почему вы так говорите. Вам не нравятся горячие мужчины?

Эллин покраснела, и ее возмущение усилилось.

— Иди и позови своего хозяина, — приказала она, постаравшись сказать это твердым голосом, насколько возможно. — Немедленно.

— Моего хозяина нет на борту «Лето».

— Нет на борту? — ее глаза широко открылись. — Этого не может быть. Иди и позови его, я сказала.

Он покачал головой.

— У него дела на Родосе, и он велел мне и Маврису отвезти вас домой на яхте. Он прилетит позже, сегодня днем.

— Сегодня днем? Но он же живет на Родосе.

— Мой хозяин живет на Крите.

— На Крите, — у нее пересохло в горле, — он критянин? — с быстротой молнии Эллин поняла эту невероятную ситуацию. Все предназначалось для Эстеллы!

— Да, он критянин. Критяне не похожи на других греков. Они дикие люди. Вы не скажете моему хозяину, что я вам говорил о любви?

— Я могу это сделать, — мстительно сказала она, хотя ее ум был занят в это время другими проблемами. Она снова возвращалась к прошедшим шести дням и только теперь поняла, как ловко Симон сумел приобрести ее полное доверие, ее — или Эстеллы…

— Нет, он ударит меня по лицу и уволит с работы.

— Так он не позволяет оскорблять своих… своих постельных подружек? Как галантно с его стороны!

— Галантно? — на его загорелом лице появилось тупое выражение. — Что это значит — галантно?

Она не обратила внимание на его вопрос, пытаясь привести в порядок свои мысли, чтобы оценить создавшееся положение.

Естественно, прежде всего Эллин подумала, что сейчас она в безопасности. Но она почувствовала боль из-за изменения своих чувств к Симону. По иронии судьбы, она безумно влюбилась в человека, который хотел наказать ее сестру за то, что она сделала с его племянником. Он все очень хорошо спланировал, предварительно узнав, что Эстелла собиралась в круиз. Вероятно, она в какой-то момент сообщила об этом Суласу. Да, Симон хорошо все спланировал, но судьба распорядилась иначе…

Симон, бесспорно, пришел бы в ярость, узнав о своей ошибке, но в данный момент не это волновало Эллин. Ее волновало то, что она не сможет попасть на «Кассиллию», покидавшую Родос. Этот человек не освободит ее, не осмелится… — и она знала это.

— Почему ваш хозяин не отправился на Крит на этом судне? — спросила она, озадаченная этим обстоятельством. Если бы это было так! Она бы все объяснила, и он отпустил бы ее. Отпустил бы… Она подумала о своих надеждах, что они с Симоном все же не расстанутся, что они встретятся еще раз, где-нибудь, когда-нибудь. Только теперь она поняла, какими нелепыми были ее надежды. Она интересовала Симона лишь как объект для мести за несправедливость, допущенную по отношению к члену его семьи. Его совсем не интересовала девушка по имени Эллин.

— Я говорил вам, что у моего хозяина есть на Родосе срочное дело. Он сказал, что не хочет, чтобы «Лето» оставалась в гавани и что мы должны плыть на Крит.

Горькая улыбка тронула ее губы. Конечно, он не хотел, чтобы «Лето» оставалась в Мандраки с его жертвой на борту. Она могла привлечь к себе внимание и разрушить его планы.

Как он сможет избежать расследования, которое начнется, если она не появится на борту «Кассиллии»? Корабль не отправится вовремя, если пассажир будет отсутствовать, и капитан корабля будет знать об этом, потому что ключ от ее номера будет находиться на борту. Есть правило, по которому пассажир, покидающий корабль, должен оставить на его борту ключ от номера. По возвращении он выдавался пассажиру обратно, и, если оставались какие-нибудь ключи, пассажиров называли по именам в громкоговорители в случае, если ключ остался там случайно. Если на обращение никто не отзывался, отплытие задерживалось, так как капитан корабля понимал, что один из пассажиров был еще на берегу.