– Я просто… – она замолчала.

– Нервничаешь? – предположил он.

– Есть немного, – прошептала она, глядя на потолок, словно над ней висело

сердце каждой комнаты. – Боюсь сделать что-нибудь не так.

– Расскажи, как все происходило бы, если бы мы ужинали у тебя.

Она улыбнулась, гоняя пасту по тарелке, и сказала:

– Отец молчал бы и вел себя странно.

– Как и Столовая, – слегка кивнув, сказал Гэвин.

Дэлайла рассмеялась.

– А мама болтала бы без остановки о соседях и магазинах, книжном клубе

и стеганом одеяле, которое делает для новорожденного соседского малыша.

Гэвин взглянул на громко потрескивающее пламя и гору подушек за ее

спиной.

– А ведь отличий почти нет, – сказал он, умоляюще глядя на нее. – Думаю, стремящиеся защитить родители везде одинаковые, понимаешь?

Ей хотелось, чтобы он был прав.

***

Гэвин встал, выпрямившись во весь свой высокий рост, а Дэлайла осталась

сидеть на полу. Он вытянул руки над головой, и рубашка поднялась вверх, немного приоткрывая тело: кожу, мышцы и немного волос.

Она никогда не видела мужчину без рубашки, особенно к кому безумно

хотела прикоснуться. И несмотря на то, что сейчас было не лучшее время

запускать руки ему под рубашку, Дэлайла практически чувствовала тепло его

кожи.

– Эй, Дэлайла, мое лицо выше, – со смехом сказал он. Дэлайла не спешила

отводить взгляд, пока он не опустил руки и не помахал ладонью перед своим

животом. – Хочешь пройтись?

От такого предложения Дэлайла была готова петь. Невыносимое давление

от внимания Дома начинало превращаться в неприятные мурашки и тяжестью

сдавливало виски. А во время прогулки можно будет говорить приглушенными

голосами, останавливаться на углу каждого квартала и касаться, смеяться и

целоваться. К сожалению, ей нужно было в туалет, и она не была уверена, что

дотерпит до парка.

– Могу я воспользоваться ванной? – спросила она, когда Гэвин почти

покинул комнату, унося в руках тарелки.

Он замер, взглянув в сторону холла, где находилась ближайшая ванная на

первом этаже, а потом посмотрел на нее через плечо.

– Ага, но, может, тебе лучше воспользоваться моей, что наверху?

Такого способа убить собственную уверенность она не ожидала.

Ступеньки под ее ногами ощущались странно, словно были сделаны из

тончайших досок, плавающих на воде. Они были ледяными и скрипели под

ногами. Дэлайла так и ждала, что провалится в трещину по колено, а щепки и

острые деревяшки вцепятся в ногу. Она остановилась на вершине лестницы, пытаясь найти выключатель, после чего вспомнила, что в доме ни одного нет.

Скривившись, она окликнула Гэвина:

– Эй, Гэйв! Как включить свет?

Она услышала, как он топчется на кухне, и его голос стал раздраженным, когда он завопил:

– Коридор!

Свет нехотя включился рядом с ней, гудя и оставаясь тусклым.

– Спасибо, – пробормотала она. Тревога медленно переходила в

раздражение. Она была здесь, так ведь? Старалась изо всех сил. Так почему Дом

продолжал сопротивляться?

Закрыв за собой дверь ванной, она выдохнула, вспомнив, что Гэвин сказал

об этой комнате. Теперь стало понятно, что он имел в виду: комната ощущалась

обычной ванной. Не было ощущения, что если она притихнет, то услышит

биение сердца. Не было и ощущения присутствия невидимых глаз, следящих за

каждым ее движением. Было невероятно, насколько приятно можно чувствовать

себя в обычной комнате.

Направившись мыть руки, она замерла, заметив в зеркале что-то позади

себя.

Дэлайла обернулась. На подоконнике стоял маленький фарфоровый фавн с

золотыми точечками на бежевой шкурке, с такой же трещиной на левом

копытце, как у статуэтки ее мамы. Чувство призрачных пальцев, давящих на ее

лоб и виски, вернулось.

Она моргнула, и статуэтка исчезла, моргнула еще раз, и та вернулась.

Сознание зацепилось за очевидное объяснение: Гэвину понравилась

статуэтка и он забрал ее, когда был у нее дома, желая, чтобы здесь была

частичка ее дома.

Но даже без особых раздумий Дэлайла знала, что это не так. Мама хранила

свою коллекцию в столовой… А Гэвин никогда там не был.

Это уже не было похоже на поведение чрезмерно опекающего родителя.

Это было чем-то более зловещим. Дэлайла и не заметила бы пропажу статуэтки, так к чему это? Но ей показалось возможным, что Дом принес ее сюда, чтобы

она увидела.

Словно он говорил: «Я могу добраться до тебя повсюду. Даже в этой

безопасной комнате».

«Даже посреди ночи, – вторил ее страх. – Когда ты думаешь, что ты одна».

«Нет», – молча возразила она. Может, Дом и смог ее забрать, но Гэвин

точно увидел бы ее где-нибудь, может, на пианино или на кухне, и понял бы, что

статуэтка принадлежит Белинде Блу. Он принес ее сюда, в свое убежище, чтобы

сохранить. Дом не мог так ей угрожать, Дэлайла уже не врала себе об этом, но

это пространство в здании принадлежало Гэвину.

Дэлайла шагнула ближе и застыла, почти добравшись до фавна, – ее отвлек

пузырек на картине. Игра света или ее сознания заставила подумать на миг, что

он передвинулся от стены в поле ее зрения. Моргнув, она посмотрела на фавна

на подоконнике и протянула к нему руку. Статуэтка была под ее рукой, и тут

пузырек снова двинулся, плюс ко всему что-то зашевелилось у плинтуса.

«Пузырек явно двигался», – подумалось Дэлайле, сердце сильно

заколотилось в груди, кровь по венам побежала быстрей, и у нее закружилась

голова.

Наклонившись, Дэлайла коснулась пузырька кончиком пальца, чтобы

развеять подозрения. На ощупь он оказался странным, больше похожим на

камень, а не на штукатурку или рисунок, и она с облегчением выдохнула, а

потом немного подтолкнула его, чтобы убедить себя в его безопасности.

Пузырь натянулся и лопнул с неприятным хлюпаньем. Дэлайла не успела

осознать увиденное, как ее рука уже была покрыта множеством маленьких

блестящих черных тараканов. Они бежали по ее руке, между пальцев и по

ладони, тысячи лапок издавали шорох, двигаясь по коже, волной накрывая ее

руки и плечи, звуча, словно рев, и спеша к ее волосам.

Дэлайла закричала, замахала руками и запустила пальцы в волосы, чтобы

убрать насекомых, но их было слишком много. И они были очень маленькими.

Она ощущала их лапки, слышала их движения на своей коже. Дэлайла

почувствовала, как они холодным потоком спускаются по ее лбу и закрытым

глазам, и резко закрыла рот, но они начали давить, давить и давить на ее губы.

Они заползли под ее блузку. Ползали по ногам. Дэлайла вся была покрыта

насекомыми, кожа пульсировала от их быстрых перемещений. Наконец, не в

силах выдержать это больше ни секунды – а они продолжали лезть из стены

бесконечным потоком; они хотели ее сожрать? – Дэлайла открыла рот и

испуганно закричала, подбежав к двери, толкнув ее плечом и вырываясь в

коридор.

Но… оказалась совсем не в коридоре. Она попала в комнату, которую еще

не видела. Стены здесь от пола до потолка были уставлены пыльными книгами, тут же стоял стол. Воздух был спертым, пахло старой и отсыревшей бумагой, –

настойчивым запахом разложения. Дэлайла едва могла что-то видеть из-за

насекомых на лице, но краем глаза она заметила силуэт, сгорбленный и темный, и закричала, направившись к дальнему концу комнаты, чтобы открыть другую

дверь, что привела ее в детскую. Так она открывала дверь за дверью, звала

Гэвина, тщетно пытаясь сбросить с себя тараканов. Где он? Что все это перед

ней? Она распахнула очередную дверь и увидела кирпичную стену. За соседней

дверью оказалось зеркало, показывая ей ужас, которым стало ее тело, покрытое

с ног до головы шевелящейся чернильной тьмой.