чувств, но Гэвин знал ее лучше. У Дэлайлы не было и капли смущения.

– Это из-за того, что меня не было в школе? – спросил он, идя за ней.

– Поговорим об этом потом, – ответила она, остановившись перед уборной

мальчиков и кивнув на одежду в его руках. – Я купила их на Гудвилле. Будем

надеяться, что все подойдет.

Ему не хотелось ждать этого «потом». Он опустил взгляд на темные

джинсы, черную футболку, носки и потертые кроссовки.

Гэвин поспешил переодеться, спрятал старую одежду в шкафчик, а затем

пошел за несколькими учениками в класс, скользнув на свое место за Дэлайлой.

Отчасти ему казалось, что он в аквариуме, окруженный любопытными глазами

и ушами, что могли услышать его секрет, сделать что-то или сказать кому-то, и

его будут держать от нее подальше. Он понял, что, видимо, именно так себя

чувствует теперь Дэлайла – словно кто-то следит за каждым ее движением, ищет способ разлучить их. Гэвин привык к этому чувству, пока рос,

окруженный множеством необычных предметов, но Дэлайле было страшно, особенно после той ночи.

– Прости, – сказал он, и это привлекло ее внимание.

Она немного развернулась на стуле и прошептала:

– За что вообще ты извиняешься?

Гэвин наклонился, продолжая говорить тихо.

– Потому что это наша первая ссора, и по моей вине. Вся та чертовщина, что произошла с тобой потом, – это моя вина.

Нахмурившись, Дэлайла посмотрела в окно, а потом на свою парту. Она

оторвала разлинованный листок бумаги из своей тетради и, наклонившись, стала что-то писать, чего ему не было видно. Через минуту она повернулась и

опустила записку в его ждущую ладонь.

Он глянул на учителя убедиться, что тот достаточно отвлечен, записывая

текст на доске, и бережно развернул записку.

«Где твой телефон?»

«Не знаю. Клянусь, я поставил его на зарядку, а когда утром проснулся, он

пропал».

Он передал записку вперед и увидел, как ее плечи напряглись.

Гэвин наблюдал, как она завернула свой телефон в листок бумаги и

передала его назад. Сначала он прочитал записку.

«Он у Дома. Я знаю. Смотри».

Экран не сразу разблокировался, и его глаза расширились, когда он прочел

сообщение: «Ты потеряешь не только рассудок, девочка». Сообщение было

прислано с его телефона, когда сам он уже спал. Это сделал Дом.

«Я это не писал, Лайла. Честное слово».

Она покачала головой.

«Знаю! Но ты ведь тоже это понимаешь? Мы не можем быть вместе в

Мортоне. Дом, может, и не навредит тебе, но на меня у него другие планы. Я

хочу быть с тобой, но это для нас возможно, только если уйти, уехать куда

подальше. Я собираюсь вернуться в прошлую школу. И хочу, чтобы ты поехал

со мной».

Гэвин уставился на записку, пока его сердце застряло где-то в горле и

стучало, стучало, стучало так сильно, что он начал задыхаться. Сейчас апрель.

Они выпустятся через два месяца, и Дэлайла уедет – с ним или без него.

Он прижал ладони к глазам, надавливая, до тех пор пока не увидел

звездочки. Ему нужно решить, останется ли он здесь или найдет способ уйти.

Но сейчас идея остаться казалась стопроцентно безумной. С каждой секундой

раздумий он видел Дом все более по-другому. Когда-то он был его волшебным

местом, его убежищем, а мир снаружи пугал и не принимал к себе.

Он и сейчас верил, что Дом любил его, но делал все неправильно. Он не

был человеком, он руководствовался другими правилами: хотел причинить вред

девушке, которую Гэвин любил, чтобы оставить его у себя.

Но он не мог просто уйти. У него ничего не было.

«Лайла, конечно, я поеду с тобой. Но нам нужен план. Нам нужны деньги, а мне нужно время, чтобы понять, как разобраться с Домом. Мне все еще

кажется, что есть шанс помочь ему понять, и тогда я смогу уехать, не

чувствуя себя сбежавшим».

Дэлайла задумчиво покрутила карандаш между длинными пальцами. Он

понял, что она растеряна, по тому, как она несколько раз глубоко вдохнула и

прижала ладони к лицу. Но затем она снова принялась писать. Он попытался не

обращать внимания на звук, с которым ее ручка двигалась по бумаге, пытаясь

сохранять спокойствие в ожидании ответа.

Он огляделся, инстинктивно глядя на окно и на дерево за ним. Это могло

быть игрой воображения, но ему показалось, что ветви стали ближе к стеклу, чем должны были, либо у него на самом деле полным ходом развивалась

паранойя.

Записка приземлилась на его парту, и он развернул ее подрагивающими

пальцами.

«Тогда у тебя есть два месяца до окончания школы. Возьми деньги из

банки. Ты ведь говорил, что они всегда там, – так начни понемногу забирать

оттуда. Отдашь их мне в кабинете музыки, а я спрячу, и Дом никогда не

узнает. Если Дом не доберется раньше, у нас хотя бы хватит денег убраться

отсюда».

***

Решение уехать было принять легко, ведь перспектива остаться в Доме

навеки начинала вызывать приступ клаустрофобии. У Гэвина начался новый

распорядок дня: придя в школу, он переодевался в одежду, которая никогда не

бывала в Доме, и Дэлайла забирала ее после уроков, чтобы постирать у себя. Он

брал деньги из банки: то пять, то двадцать долларов, оставлял их на парте, откуда их забирал Давал, обменивал на купюры из своего кошелька и

откладывал их потом на свой счет, где Дом даже при большом желании не смог

бы их отследить.

Каждый день Гэвин встречался с Дэлайлой в кабинете музыки, она молча

забирала деньги и где-то прятала у себя дома. Гэвин не хотел знать, куда, не

доверяя Дому и беспокоясь, вдруг тот узнает об их затее и выведает через него

все подробности.

План был очень сложным, и порой они оба гадали о степени своей

вменяемости, не показывая никому свои отношения, пока не попадут в кабинет

музыки без окон. Он стал их убежищем, где они могли побыть наедине и

обсудить планы, где он мог поцеловать и прикоснуться, где она касалась его. Он

жил ради этих коротких моментов.

И план успешно действовал. Всего через неделю у них было девяносто три

доллара. На следующей неделе он получил зарплату и добавил к ним еще сто

шесть. Если набраться терпения, то к концу учебного года им хватит денег на

отъезд. Дом, казалось, успокоился. А Дэлайла, похоже, боялась чуть меньше.

Гэвин не знал, что будет после выпускного – он еще не связывался с

колледжами; может, он уже опоздал с этим, но надежда все-таки оставалась.

Впервые за долгое время Гэвин позволил себе надеяться.

***

Настал первый выходной субботний день за несколько недель. Гэвин был

дома, убирался в своей ванной, наслаждаясь теплым ветром, дующим из окна.

Он всегда оставлял окно подпертым деревяшкой, которую стащил из Сарая.

Гэвин был уверен, что это не помешает Дому, если тот захочет закрыть его

изнутри, но так он чувствовал себя лучше. Это помогало ему заснуть.

Душ снова работал – так было с тех пор, как он пообещал Дому, что не

станет спрашивать о маме у Давала. Он держал обещание. Но по какой-то

причине в сливе задерживалась вода. Гэвин плохо разбирался в водопроводе, потому обратился к тому же источнику, что и в тот раз, когда хотел починить

машину: к книгам.

Под сифоном он на всякий случай поставил таз. Умудрился открутить

ржавую гайку и принялся отсоединять сифон.

– Фу, – произнес он, закрыв нос тыльной стороной ладони в перчатке. Запах

был отвратительным. Пытаясь не вдыхать глубоко, он начал вытаскивать

предметы из изогнутой трубы: лего, шина от машинки Хот Вилс, какая-то

черная грязь и так много волос, что он задумался, а не побриться ли налысо. Но