К очищенному мандарину протянулась детская рука, но не Нелли, а её дочери. Действие «молодильных яблок» повернулось вспять и для Нелли, и для отца: она превратилась во взрослую женщину, а волосы отца выбелило сединой.

   — Папа... Ну пусть у Леськи ещё долго будет дедушка. Сделай ей к Новому году такой подарок!

   Отец устало поднялся и пошёл в прихожую. Там он, задумчиво покряхтывая и сопя, надел дублёнку, шарф, шапку, обулся и вышел на лестничную площадку. Нелли устремилась следом, поддерживая его под руку: отец прихрамывал.

   — Не надо, дочка, уж как-нибудь сам доковыляю, — улыбнулся он.

   У подъезда их ждал знакомый «Рено Логан» — целёхонький, будто и не побывал в страшной аварии, а на руле лежали родные и любимые руки, столько раз ласкавшие Нелли.

   — Такси заказывали? — Родные глаза улыбались с нездешним светом, но шею Влады охватывал железный обруч, от которого тянулась цепь. Другой конец этой цепи Нелли обнаружила прикованным к своей руке.

   Очень усталая таксистка потягивала кофе из пластикового стаканчика. Ночная стоянка затянулась, потому что единственная пассажирка уже два года повторяла по телефону: «Ждите, я сейчас выйду. Не уезжайте, вы мне нужны». И таксистка ждала, прикованная цепью к этому заказу без возможности сдвинуться с мёртвой точки и продолжить свою дорогу. Двухгодичная ночь без восхода, нескончаемый кофе в стаканчике, не тающий снег под колёсами.

   — Влада, я люблю тебя... Я очень хочу тебя отпустить, — прошептала наконец пассажирка, стоя у подъезда рядом со своим отцом. — Только я не знаю, как это сделать.

   — Ключ у тебя в руках, — ответила таксистка.

   Маленький золотой ключик, совсем как из сказки, сиял у Нелли на ладони. Он идеально подошёл к замку кандалов, и цепь растворилась в воздухе.

   — Я хочу, чтобы ты была счастлива, родная. — Уверенная рука распахнула дверцу перед отцом Нелли. — Ну что, Вячеслав Фёдорович, едем? Или повремените ещё?

   Нелли так и не узнала, что ответил отец: реальность завертелась водоворотом, и воронка выплюнула её на обтянутый дерматином диванчик в больничном коридоре. Плечо Киры служило ей подушкой, а рядом сидел почти двухметровый добрый молодец с короткой стрижкой. Его обтянутые голубыми джинсами колени растопырились в стороны, руки расслабленно повисли между ними, голова сонно запрокинулась, и на шее торчал щетинистый кадык. Услышав тихое похрапывание, Нелли улыбнулась. Длинные наивные ресницы, пухлый рот, красивые густые брови — сон разгладил лицо Ильи и освободил в его облике мальчишку, который сидит в каждом мужчине. Нелли ожидала увидеть щуплого и нескладного парня в очках, с засаленной шевелюрой и в безразмерном свитере, но когда они с Леськой приехали в больницу, на диванчике сидел вот этот разрушитель стереотипов, прижимая к локтевому сгибу ватку. Даже язык не поворачивался назвать его Крысом.

   Леська дремала на другом плече Киры. Альбом выскользнул из её рук и лежал на полу, открывая взгляду Нелли новый рисунок дочки: крысу с банкой пива в лапке. Рыцарь Крыс собирался приятно провести вечер, когда за ним примчалась Кира, но из трёх банок, которые он собирался «приговорить», успел осушить только одну. Врач пошутил: «Ничего, будет кровь с противошоковым компонентом».

   Дверь палаты открылась, вышла медсестра. Нелли встрепенулась: может, сейчас удастся узнать концовку сна? Сел отец к Владе в машину или нет?

   — Ваш отец очнулся, можете зайти на пять минут. Но только кто-то один!

   Кровать, окружённая аппаратурой, выглядела не как постель, а как часть какого-то футуристического медицинского отсека — неуютно и холодно. Нелли с трудом узнала в забинтованном человеке своего отца, и горло предательски сжалось.

   — Пап... Ты как?

   Сухие губы разомкнулись, с них слетело:

   — А кто эти ребята, которые сдали кровь? Один... высокий, а другой... маленький?

   Отец был без сознания и не мог видеть Киру с Ильёй. Впрочем, теперь Нелли было трудно чем-либо удивить.

   — Это мои друзья, папа. — Солёная пелена мешала видеть, и Нелли стёрла тёплые капельки с ресниц. На пальцах остались чёрные пятнышки туши. — Рыцарь Кот и Рыцарь Крыс. А «в миру» — Кира и Илья.

   — О как... А кто из них кто?

   — Высокий — Крыс. А маленький... то есть, маленькая — Кот. По идее, должно быть наоборот, но так уж вышло. — Нелли тихонько засмеялась сквозь слёзы: до неё только сейчас дошёл весь комизм этой перестановки.

*

   Млечный Путь превратился в реку, и кошка с янтарными глазами лакала из неё молоко с берега. Нелли растянулась на голубой траве и любовалась сиреневым закатом. Тихая бесконечность неба нашёптывала сны, которые вкладывались друг в друга, как расписные матрёшки — замысловатые головоломки, слишком длинные для вечности, но вполне способные уложиться в одну ночь. Нелли протянула руку к кошке, и та сама подставилась под ласку — тёрлась пушистым ухом о ладонь, жмурилась и мурлыкала, а потом улеглась у Нелли под боком. Лежать с ней в обнимку и считать звёзды — что могло быть лучше?

   С берега молочной реки в явь её вернула любопытная пушистая морда с несмышлёными голубыми глазками-пуговками. Серый комочек пуха по кличке Джокер почти ничего не весил, но щекотка от его усов будила не хуже Сороковой симфонии. Этого маленького егозу принесла домой Леська и, подняв брови домиком, попросила: «Мам, ну можно, он будет жить с нами?» — точно так же, как она когда-то просила пригласить в гости Киру. Нелли задумалась: точь-в-точь таким же существом стал побеждённый ею страх. «Ладно, но только ухаживать за ним сама будешь», — согласилась она. Пока Леська исправно исполняла взятые на себя обязанности, и рядом с Нелли поселился совсем другой Джокер — не страшный, а маленький и смешной.

   Склонившись над спящей дочкой, Нелли пощекотала её под подбородком.

   — Вставай-ка, кошатница. Кто обещал, что сам будет кормить своего зверя?

   Леська крутанулась в постели и хихикнула от щекотки, после чего, продирая глаза и душераздирающе зевая, выбралась из-под одеяла и пошла за «Вискасом».

   — Джокер, кис-кис-кис! Охо-хо... Кушать!

   Слово «кушать» озорник уже хорошо знал и пушистой молнией прошмыгнул под ногами у Нелли в сторону миски.

   Весеннее утро, одетое в тонкий ледок, румянило оконную раму и наполняло кухню запахом кофе. С хрустом откусив от намазанного маслом и крыжовниковым джемом тоста, Нелли отпускала, как птиц из клетки, со своих ресниц последние крупинки волшебного сна, в котором она чесала за ушами и обнимала смелого Рыцаря Кота.

   Звонок мобильного прервал плавное течение романтической полудрёмы с кофейным флёром.

   — Привет, папа.

   — Здравствуй, Нель, с праздничком тебя! Не сильно рано звоню, не разбудил?

   — Да нет, котяра уже давно нас поднял... С таким будильником при всём желании не поспишь! Спасибо, пап. — Нелли едва машинально не добавила «и тебя с праздником», но вовремя опомнилась и фыркнула от смеха. Всё-таки Восьмое марта — женский день. — Как ты себя чувствуешь?

   — Да более-менее... Мать вот сегодня ужин праздничный устроить собирается. Как вы с Леськой на это смотрите? Придёте, может?

   Отец передвигался ещё с костылями, но с каждым днём у Нелли крепла уверенность, что скоро они станут не нужны.

   — М-м... Посмотрим. Очень может быть, что придём. Я ещё перезвоню днём. Ну ладно, мне на работу собираться надо... Пока, пап.

   — Хорошо, Нель, будем ждать...

   Ледяная глазурь ломко хрустела под каблуками, а зябкий и тонкий, подснежниковый дух весны было не под силу забить никаким выхлопным газам и прочему городскому смраду. Весна стучалась в каждое окно и бросала букеты солнечных зайчиков, вышивая золотом покрывало сновидений. Нелли не стала оставаться на традиционный банкет, лишь выпила с коллегами символический бокал вина. Её путь лежал в торговый центр — за подарком для матери. Но не успела она покинуть университетскую ограду и дойти до первого светофора, как дорогу ей преградил сверкающий байк. Одна рука мотоциклиста, обтянутая чёрной кожаной перчаткой, протянула ей букетик свернутых в тугие бутоны белых тюльпанов, а другая подняла забрало шлема.