- Еще немного, - прошептала я ему.

Мы нашли закусочную с удоном за мостом Уджи в лабиринте древних магазинов и набросились на лапшу, как только ее принесли. Томо заказал себе исэ эби, и я ожидала увидеть креветки, но это оказался лобстер со странными антеннами, что могли ловить спутниковые сигналы телевидения из Нью-Йорка. Миска его была украшена головой этого странного существа.

- Страшноватое, - сказала я, тыкнув антенну палочками. Она принялась покачиваться, словно флаг, над его удоном.

- Это вкусно, - Томо поставил поверх моей лапши кусочек мяса. Я не очень любила морепродукты, но пару раз с мамой мы ели лобстера, когда были в гостях у ее друзей в Мэне. Я попробовала кусочек исэ эби, медленно разжевывая его. Немного упругое, но мягкое мясо было словно пропитано маслом.

- Неплохо, - согласилась я.

- Ну? – спросил Ишикава. – Как мы доберемся до зеркала?

Я прижала палец к губам.

- Ты хочешь, чтобы услышал весь город?

Томо не отводил взгляда от лапши, бульон сверкал на его губах.

- План подсказала Кэти.

- Э… я?

Томо улыбнулся с опасным взглядом.

- Нам нужно перелететь ограду.

- Мури йо, - предупредил Ишикава, качая головой. – Ты знаешь, что случилось в прошлый раз.

- Он прав, - сказала я. – Никаких драконов. Они сожгут это место и съедят тебя.

- Я и не о драконах, - сказал Томо, оставив палочки лежать поверх пустой миски. – Мне нужно что-то, что летает, но послушное и способное тихо ступать по траве или гравию. И то, что не восстанет против меня.

- Но все рисунки были против тебя, - сказала я. – Ты ведь сам знаешь?

- Лошадь так не поступила, - сказал он. – Помнишь?

Я помнила. Я не могла забыть поездку на бумажной лошади по Торо Исэки, когда я обхватывала руками Томо, а мы мчались по древней деревне.

- Лошадь не перепрыгнет ту стену, - сказал Ишикава.

- Кирин может, - сказал Томо.

- Кирин? – спросила я.

Ишикава скривился, покачиваясь на стуле.

- Ты хочешь нарисовать жирафа?

Томо потянулся через меня и хлопнул Ишикаву по голове.

- И-тэ! – возмутился Ишикава.

- Не жирафа, идиот. Другого кирина. Коня с одним рогом.

- Единорога? – мои глаза расширились. – Твой хитрый план – единорог?

Он пожал плечами.

- Не совсем единорог. Он отчасти козел, бык, дракон… я и не знаю, как его правильно описать. Но знаю, что он перенесет нас через ограду, и, возможно, не попытается нас убить.

- «Возможно» - ключевое слово, - фыркнул Ишикава.

Мы заплатили и покинули закусочную, нам оставалось лишь дождаться ночи.

Кирин, азиатский единорог. Было страшно подумать, как Томо будет сейчас рисовать, я знала, что он едва держится. Еще и рядом с храмом Аматэрасу. Это точно добром не кончится.

* * *

Рука Томо двигалась во тьме, ручка царапала страницу в его блокноте. Ишикава телефоном освещал листок, и призрачный свет его экрана очерчивал деревья кедра и кипариса. Воздух был холодным, пахло костром, что жгли неподалеку и свежестью деревьев. Жгли, наверное, священники. Мы долго бродили по территории храма, ожидая ночи, и успели увидеть разные ритуалы, что выполняли священники.

Ноги покалывало из-за иголок хвои, по которой мы ползли вдоль храма Наику. Мы смогли пересечь мост Уджи незамеченными, но главный храм на ночь был закрыт, и мы по лесу пытались приблизиться к деревянной ограде.

- Опусти телефон чуть ниже, - прошептал Томо, Ишикава послушался. Луч света мог выдать нас священникам. Храмы вообще охраняли ночью? Я не знала, но сомневалась, что мы так легко доберемся до сокровища Японии, не вызвав вопросов у местных священников.

Я обхватила себя руками, пальто было застегнуто на все пуговицы. Я стянула волосы в хвост, спрятав его под воротник. Если нас увидят, меня заметят первой. А сколько блондинок было в Исэ на момент проникновения? Я знала, что хотя бы на станции меня сняла камера.

Ручка плясала по странице, лицо Томо было спокойным и сосредоточенным. Рисование было для него опасным, но он и невероятно любил это занятие. Это удовольствие было заметным в его глазах. Я склонилась, чтобы увидеть рисунок.

Рисунок был похож на лошадь, которую он изобразил тогда в Торо Исэки, но пропорции были другими. Ноги были тоньше и изогнутыми, на каждой ноге было раздвоенное копытце оленя. Он пририсовал на ногах зверя неровные клочки меха. Морда была шире, чем у лошади, угловатой и больше напоминала драконью голову. Он выписал заостренные уши под копной гривы и нарисовал чешую на морде существа и на животе, словно в животном этом была и часть рептилии. Я никогда не видела такого единорога.

Томо выдохнул, рука на странице дрожала.

- Томо?

Глаза его были полностью черными, а рисовал дальше он, не управляя собой. Ишикава тоже увидел это, глаза его расширились.

- Черт, Грин, - сказал он. – Что теперь?

Я слышала голоса, что приносил ветер, мир начинал расплываться, цвет смазывались. Было странно видеть цвета среди ночи, но я видела, как они окружают на вихрем, призраками на ветру. Эта радуга цветов была темнее, она мерцала и отличалась от той, что могла быть на небе. Приглушенный синий, мрачный лиловый, а желтый напоминал нечищеное золото, красный же – высыхающую кровь.

Где-то вдали я слышала эхо голоса Ишикавы.

- Грин? Грин!

Повсюду вокруг нас вспыхивали звезды и искры света, они казались маяками среди деревьев. Я была между мирами, разрывалась между Ками и собой. Я это чувствовала. Я теряла контроль, как это было и с Томо.

Что-то сильное и холодное вцепилось в мою руку.

- Грин!

Я покачала головой, цвета растаяли, голоса притихли. Ишикава стоял надо мной, лицо его исказила растерянность.

- Что происходит?

- Прости, - сказала я. Горло пересохло, словно я не пользовалась им тысячу лет. – Это чернила. Томо растревожил их, и я, видимо, потеряла контроль.

А Томо все еще не управлял собой, рисуя львиный хвост, на конце которого были перья. Хвост шевелился, пока он добавлял детали. Одно из копыт стучало по земле, страница покрывалась рябью от этого движения, уголки загибались.

Кирин напоминал изящную, но пугающую смесь оленя и дракона. Я не знала, как еще это описать, он казался и приземленным, и потусторонним. Он мог существовать и, может, существовал когда-то, если позволить воображению раздвинуть границы возможного.

Томо придвинул ручку к голове кирина. И чешуйки, что он нарисовал, порезали бок его ладони. Кровавые трещинки появились на коже, пока он рисовал рог существа, но не золотую маленькую спираль, как я ожидала от единорога. Он нарисовал разветвленный рог, грубый и древний. Он не торчал вперед, как у единорога, а загибался назад, проходя над ушами и шеей создания, поблескивая поверхностью.

Зашелестели листья, ветер окружил нас, и он пах кедром и кипарисом. Но был и другой запах, что-то, похожее на затхлый мех, запах дикого животного.

Голоса вернулись, тускло виднелись цвета вокруг нас.

Кирин стоял среди деревьев, медленно опуская голову, озираясь. Чернила постоянным водопадом стекали с него, покрывая существо жидким мехом, стекая на копыта и траву под ними. Чернила поднимались с земли вокруг животного, сверкающие и масляные.

Глаза существа сверкали белым устрашающим светом, он взмахнул хвостом, и чернила отлетели на стволы кипарисов. Старая нить оплетала его рог, с нее свисали маленькие камешки в виде магатамы, они светились темно-бирюзовым и сапфировым сиянием. Они покачивались и позвякивали друг о друга, когда зверь качал головой. Из-за холода из ноздрей кирина вырывались облачка пара.

Ишикава смотрел, застыв от потрясения и страха. Он поднял телефон, чтобы сделать фотографию, но животное сделало шаг, и он уронил телефон на хвою, свет экрана очерчивал изгибы чернильного меха.

- Убери его, - прошипела я. Фотографировать оживший рисунок Томо было плохой идеей. Ишикава склонился и подобрал телефон, но не сводил взгляда с кирина.