Сердце болело, но я должна была думать о том, зачем мы здесь. Чтобы у Томо, Сатоши и меня началась нормальная жизнь, которой мы так хотели. Я шагнула под дождь.

Храм Ацута был уменьшенной версией Исэ Джингу, те же дорожки мимо садов, хрустящий под ногами гравий, густые кедры, обвитые веревками с белыми тряпичными оберегами. Томо перепрыгнул ограду, чтобы не проходить через врата, и мы обошли главный храм, направившись к крупному квадратному зданию справа.

Мне приходилось бежать, чтобы не отставать.

- Ты чувствуешь сокровище?

Он покачал головой, и я заметила в его глазах тревогу.

- Я вообще ничего не чувствую, - он так отчаянно искал первые два сокровища, но сейчас казался слишком спокойным.

- Проверим сначала здесь, - сказал Ишикава, когда мы оказались у квадратного здания. – Это музей. Здесь хранятся древние мечи и прочая рухлядь.

Мы поднялись по ступенькам в полутьму зала. Ишикава – Сатоши – был прав. Здание оказалось маленьким музеем с покрытыми серыми коврами стенами и предметами древности в пластиковых и стеклянных витринах. Были здесь коробки, полные маленьких магатама и ржавых мечей, изогнутых, словно катана в бронзовых и серебряных ножнах. Отдельно стояла броня самурая, похожая на ту, в которой в моем сне был Джун.

- Здесь что-то есть, Юуто?

Томо покачал головой, он проходил мимо витрины с масками демонов.

- Не понимаю. Меч должен быть здесь, но… я его нигде не чувствую.

- Поищем в другом здании, - сказала я. – Может, он в главном храме.

- Нет, - сказал Томо. – Я вообще ничего не чувствую. Магатаму я ощущал еще вне храма, как и зеркало. Словно биение сердца, словно голос ветра.

Он был прав. Я тоже слышала голоса, тихий шепот, но все же различимый. Здесь было тихо. Ни голоса, ни шепота, ни покалывания на коже.

Томо покинул здание музея, и мы пошли за ним через сад. Дождь ручейками тек по каменным каналам, что паутиной пролегали на землях храма. Мы прошли двух служительниц храма с коробками с амулетами, их яркие красные хакама шуршали, пока они спешили укрыться от дождя. Темные тучи закрыли небо, и солнце едва могло пробиться сквозь них.

Я хотела снова спросить у Томо, чувствует ли он что-нибудь, но его мрачный и растерянный вид уже был ответом.

- Они как-то узнали, что мы придем? – тихо спросила я. – И спрятали меч?

- Я бы его почувствовал, - сказал Томо с отчаянием.

- Ребята, - Сатоши был внутри соседнего здания храма, руки его упирались в колени, он смотрел на потолок. Мы подошли к нему под крышу, сбросив перед этим обувь на пороге. – Похоже, я знаю, что случилось.

Под потолком висел широкий рисунок на бумаге, что уже истрепалась по краям. Художник изобразил бушующие воды с чернильными волнами, пеной и брызгами, некую бурю. Океан сталкивался с серым утесом, где стояла разноцветными точками армия, флаги развевались на ветру. Посреди бушующих волн тонула фигурка, протягивая руки. А рядом фигура крупнее лежала на камнях, словно ее выбросило на берег волнами. Внизу рисунка на дне моря лежал меч.

Томо смотрел на картину с расширившимися глазами.

- Его здесь нет, - сказал Ишикава. – Кусанаги пропал.

- Как это пропал? – спросила я, глядя на свиток. Как мог старинный рисунок показывать нынешнее состояние Кусанаги? – Император ведь использует сокровища для церемонии? Он бы заметил его пропажу.

- Настоящий пропал, - сказал Томо. – Пропал шестьсот лет назад.

Я уставилась на них так, словно у каждого было по две головы.

- Объясните?

- Рисунок, - Сатоши указал на табличку рядом со свитком. – Это император Антоку. Его сбросил клан Минамото, одна из самых сильных семей самураев в истории Японии.

- Ками? – спросила я.

- Возможно, здесь была и война Ками, - сказал Томо. Его голос звучал устало. Все было связано с ками, с его судьбой.

Я прищурилась, разглядывая картину.

- И император Антоку – маленькая тонущая фигурка?

- Он тогда был еще ребенком, - сказал Ишикава. – А фигура побольше, как тут сказано, это его бабушка. Она столкнула его с обрыва, чтобы изобразить самоубийство.

Я чуть не подавилась.

- Что, прости?

Томо кивнул.

- А что еще им было делать? Целая армия загнала их к краю.

Будто нужно было сразу прыгать с обрыва. Я не могла этого даже представить.

- И… сколько ему было?

Ишикава вгляделся в табличку.

- Семь. Он был внуком Тайры но Кийомори.

- Семь? – желудок сжался. В семь лет он даже не понимал, что происходит. Я могла представить, как он держится за руку бабушки, доверяет ей, а она кричит ему прыгать в воду. От этой мысли я поежилась.

Томо нахмурился.

- Здесь говорится, что она выбросила и сокровища в океан. Зеркало выловил один из клана Минамото, а камень Магатама вынесло на берег. Но меч утонул.

- Но… меч, что использует император… - сказала я.

- Копия, - сказал Ишикава. – За шестьсот лет они его, конечно же, сделали. И он, наверное, хранится в Токио.

- Зеркало тоже не было оригиналом, - сказала я. – Нам нужно попасть в Токио и забрать меч.

Томо заправил волосы за уши.

- Даже если он и там, он не подходит. Это не Кусанаги но Тсуруги. С зеркалом все иначе. А копия меча не вырежет ками из тела, - он сжал кулаки. – И все это было напрасно.

Сатоши похлопал Томо по плечу.

- Юуто, не говори так.

- Я знал, что не стоит верить, что у меня есть шанс, - мрачно сказал он. – Я все тот же сын демона, ненавидевшего весь мир.

Во мне закипал гнев.

- Не говори так, - сказала я. – Мы так далеко зашли, должен быть выход.

- Но его нет, - заявил он. – У меня нет выхода, Кэти. И не было никогда. Все эти попытки были лишь пустой тратой времени.

Слова больно жалили, я пыталась сдержать слезы. Без Кусанаги нельзя было остановить Тсукиёми. И было лишь вопросом времени, когда он захватит Томо, когда Джун захватит Японию.

Ишикава заметил боль на моем лице.

- Юуто, - сказал он, глядя на меня. – Возьми себя в руки, чудак.

Но Томо скривился.

- В том-то и дело, Сато, - сказал он. – Я не могу. Я собираюсь… Я… - он опустился на колени, прижал ладони к полу храма из темного дерева. – Я собираюсь потерять себя, - прошептал он.

Я села на пол рядом с ним и обхватила ладонями его руку, прижимаясь ухом к его плечу.

- Я тебе не позволю, - сказала я. – Мы найдем выход.

- Без Кусанаги выхода нет, - сказал он. И поднял голову, а я увидела слезы, блестящие на его глазах, он пытался их сдержать, пытался удержать власть над собой. – Брось меня, Кэти. В этот раз по-настоящему. Навсегда.

Я закрыла глаза, заставляя себя думать. Сны не вели бы нас сюда, будь здесь тупик. Разве чернила в нас не понимали бы, что это невозможно? Как нам получить меч? Его не было здесь шестьсот лет. Если он все еще на дне океана, не стал ли он бесполезным? Он мог рассыпаться, заржавев, покрыться водорослями и кораллами. Как таким мечом вырезать душу ками?

- Погоди, - сказала я. – Разве ты не можешь его нарисовать? Копия не сработает, но если ты его нарисуешь, у него будет сила ками, так ведь? Он будет живым, как твои рисунки.

- Она права, Юуто, - сказал Ишикава. Он вытянул руку из-под крыши, чтобы поверить, идет ли еще дождь, а потом закрыл свой зонтик. – Ты ведь можешь нарисовать свой Кусанаги?

- Вообще-то у меня плохой опыт в рисовании оружия, Сато.

Ишикава коснулся плеча, где его задела пуля.

- Думаешь, нужно напоминать?

Томо смотрел на пол и думал.

- Кэти… помнишь, что случилось со мной, когда во мне первый раз проснулись чернила?

Танака рассказывал мне, когда я только перешла в Сунтабу. Я кивнула.

- Ты нарисовал кандзи «меч» для клуба каллиграфии, - сказала я. – И линия сорвалась со страницы и порезала твое запястье.

- Думаю, это был Кусанаги, - сказал он. – Чернила всегда хотели этого, с первого рисунка. Они всегда хотели напасть на кровь Тсукиёми во мне. Потому в кошмарах мне шептали, что я был убийцей, что я был демоном. Они говорили это не мне, Кэти. Они говорили это Тсукиёми. Но если я не смогу нарисовать меч, не умерев при этом… - он покачал головой, уткнувшись подбородком в колени.