Уотсон заглянул еще раз в текст приглашения и сконфуженно улыбнулся.

— Вы правы, как всегда, — вынужден был он признать. — Мистер Альфред Джингль мне, безусловно, знаком. «Записки Пиквикского клуба» Чарлза Диккенса были любимой книгой моей юности. А кто хоть раз читал эту замечательную книгу, тот вряд ли забудет этого веселого проходимца.

— Так, — удовлетворенно кивнул Холмс. — Один уже есть. Ну-ка, еще! Напрягите свою память!

— Имя Панурга мне тоже как будто знакомо, — неуверенно сказал Уотсон.

— Еще бы! Я в этом не сомневался ни секунды. Мыслимое ли это дело, чтобы джентльмен, каковым вы себя безусловно считаете, не читал Рабле.

— Ах, ну конечно! Панург! Знаменитый герой Франсуа Рабле, друг Пантагрюэля!.. Смотрите-ка! Если так дело пойдет дальше, еще чего доброго окажется, что все эти плуты — мои добрые друзья и приятели!

— До этого, вероятно, дело не дойдет. Но еще кое-кого из их компании вы безусловно знаете. Вот, скажем, Джефф Питерс и Энди Таккер…

— Постойте! Это уж не те ли ловкие ребята, которых описал американский писатель О. Генри в книге своих рассказов «Благородный жулик»?

— Они самые. Ну а что касается Остапа Бендера, то с ним мы не раз встречались лично. Надеюсь, вы не забыли этого обаятельного, хотя и несколько развязного молодого человека…

На лице Уотсона отразилась сложная гамма противоречивых чувств.

— Этого нахала трудно забыть, — недовольно проворчал он. — Ну а что касается всех остальных… Дон Паблос… Ласарильо… Жиль Блаз… Джек Уилтон… Нет, этих я решительно не припоминаю. И пытаться даже не стану. Однако, перебирая все эти имена, я уловил одну любопытную закономерность.

— Да? Какую именно?

— Не кажется ли вам любопытным то обстоятельство, мой милый Холмс, — торжественно объявил Уотсон, — что все, кого мне удалось вспомнить, принадлежат к числу так называемых почетных членов этого самого сообщества. А те, о ком я даже и не слыхивал, — действительные члены.

— Браво, Уотсон! — похвалил друга Холмс. — Вы обнаружили не только наблюдательность, но и несомненную способность к дедукции. Если так дело пойдет дальше, вы, чего доброго, вскоре будете не хуже меня владеть дедуктивным методом.

— Так вы, стало быть, считаете, что это не простая случайность? За этим действительно что-то кроется?.. Да, кстати, объясните мне, ради всего святого, какая между ними разница? Действительный член — это более важная персона, чем почетный? Или наоборот?

— Да нет, — поморщился Холмс. — Тут дело не в субординации. Я чувствую, Уотсон, что сейчас мне придется прочесть вам небольшую лекцию, иначе вы совсем запутаетесь. Так вот, друг мой, да будет вам известно: было время, когда плут был одним из самых популярных литературных героев. Чуть ли не все знаменитые литературные герои той эпохи были плуты.

— Вот те на! — изумился Уотсон.

— Да-да, представьте себе, — продолжал свою маленькую лекцию Холмс. — У литературоведов есть даже такой специальный термин: «плутовской роман».

— Плутовской роман? — удивился Уотсон. — Никогда не слыхал. А что это значит?

— Это роман, в центре которого — похождения ловкого пройдохи, мошенника, авантюриста, большей частью выходца из низов общества. Впрочем, иногда героем плутовского романа был обедневший, деклассированный дворянин. На протяжении целого столетия плутовской роман был, пожалуй, самым распространенным жанром в европейской литературе.

— Когда же это было? — поинтересовался Уотсон.

— В XVI и в XVII веках. Вообще-то говоря, образ плута в мировой литературе появился гораздо раньше. Образ предприимчивого и аморального пройдохи можно встретить и в античной литературе. В комедиях древнеримского сатирика Плавта, в «Сатириконе» древнеримского писателя Петрония. Ну а кроме того, некоторые литературоведы склонны причислять к жанру плутовского романа также и знаменитые романы XVIII столетия: «Молль Флендерс» Даниэля Дефо, «История Тома Джонса, найденыша» Филдинга, «Приключения Перигрина Пикля» Смолета… Ну, Уотсон? Что же вы не восхищаетесь моей эрудицией? Бывало, мне приходилось выслушивать от вас комплименты и по более пустяковым поводам.

— Я восхищаюсь вашей эрудицией, когда вдруг обнаруживается, что вы располагаете обширнейшими познаниями в тех сферах, которые бесконечно далеки от ваших занятий криминалиста. А плуты… Что ж… Этот предмет вы обязаны были изучить досконально. В конце концов, это ведь ваша профессия. Меня поражает другое.

— Да? Что именно?

— Кто же мог подумать, что этих плутов в мировой литературе окажется такая чертова пропасть!

— Да, — согласился Холмс. — Если собрать всех вместе, выйдет огромная толпа народа. Лично я, правда, склонен согласиться с той частью литературоведов, которые считают, что понятие «плутовской роман» следует строго ограничить рамками определенной эпохи.

— Вот это верно! — с неожиданной горячностью воскликнул Уотсон. — Непременно надо ограничить!

Эта бурная реакция Уотсона Холмса сильно удивила.

— Вот как? — насмешливо заметил он. — Оказывается, у вас тоже есть свое мнение на этот счет?

Уловив иронию Холмса, Уотсон слегка сконфузился.

— Вы меня не так поняли, — пробормотал он. — Просто я подумал, что если количество этих самых плутов не ограничить, я окончательно запутаюсь.

— Так или иначе, я рад, что наши мнения по этому вопросу сходятся, — церемонно поклонился Холмс. — Так вот, классическими примерами жанра плутовского романа принято считать следующие произведения: во-первых, знаменитый испанский роман XVI века «Жизнь Ласарильо с Тормеса, его невзгоды и злоключения».

— Если позволите, я запишу, — сказал Уотсон, доставая свою записную книжку.

— Сделайте милость, — продолжал Холмс. — Затем роман испанского писателя Франциско де Кеведо-и-Вильегас «История жизни пройдохи по имени Дон Паблос». Ну и чтобы не ограничиваться рамками одной только испанской литературы, можно добавить к этому списку еще роман нашего с вами соотечественника Томаса Нэша «Злополучный скиталец, или Жизнь Джека Уилтона». Герои всех этих романов по праву могут считать себя действительными членами Всемирного Сообщества Плутов. А литературные герои других исторических эпох — почетными.

— Понимаю, — сказал Уотсон, захлопывая записную книжку и пряча ее в карман сюртука. — Скажите, Холмс, а они непременно все там будут?

— Где? — удивился Холмс.

— Да вот, на этом заседании, куда они нас приглашают.

— А что, вас это разве смущает?

— Конечно, смущает! Ведь я же никого из них не знаю… Скажите, а нельзя устроить так, чтобы там были одни только почетные члены? А?.. Ведь Хлестакова они, как я понял из этого приглашения, собираются принимать в почетные, а не в действительные…

Холмс ободряюще потрепал Уотсона по плечу.

— Понятия не имел, что вы так боитесь новых знакомств. Впрочем, я догадываюсь, в чем тут дело. Вас, вероятно, испугало, что все они плуты, притом первостатейные. Того и гляди обжулят, обдурят, обманут…

— Да нет, этого я как раз не боюсь, — возразил Уотсон. — С тех пор, как я познакомился с вами, у меня, слава богу, не было недостатка в общении с разного рода мошенниками. Меня беспокоит другое.

— Да? Что же именно?

— Мне не хотелось бы поминутно спрашивать вас, кто из них кто. Поэтому, если это, конечно, не слишком вас затруднит, постарайтесь, чтобы их там было как можно меньше.

— Ну что ж, будь по-вашему, — сказал Холмс и склонился над пультом.

Несмотря на обещание Холмса, зал заседания был полон народа. За тремя столами, образующими гигантскую букву «П», уместилось по меньшей мере человек семьдесят. За коротким столом, представляющим собой перекладину «П», восседали, как видно, члены президиума. Среди них Уотсон сразу узнал Джингля, Джеффа Питерса и Остапа Бендера. Еще несколько физиономий показались ему знакомыми. Но что касается тех, кто сидел за двумя длинными столами, отходящими от стола президиума, так уж это были сплошные незнакомцы.