- Лидеры подразделений разрешают перейти женщине, вышедшей замуж за члена другого подразделения. Возможно, Блок распространит это и на Изверга, если сочтет, что тот втайне останется ему верен. – В голосе Ханны зазвучал цинизм. – Манхэттенцам понравилась бы мысль, что один из офицеров Доннела поддерживает их.

Я обдумала ее слова.

- Это правда, но назначение командира должны подтвердить лидеры двух подразделений. Даже если Блок проголосует за, Извергу понадобится поддержка еще кого-то. Как он ее добьется?

Я не ждала ответа Ханны, просто пожала плечами и продолжила говорить.

- Неважно. Я уже сказала, что не выйду за него.

- Ты сразу его отвергла? – Ханна нахмурилась. – Плохая идея. Изверг не обрадуется.

Я застонала.

- Знаю, это была ошибка. Мне следовало проявить такт, притвориться, будто я обдумываю предложение, прежде чем сказать «нет», но ответ сам вырвался. Изверг взбесился. Он сказал...

Я поколебалась, не желая повторять злые слова. Меня не волновало отношение Изверга к моему брату и оскорбление внешности - я знала, что не отношусь к красавицам альянса, – но мне не понравилось утверждение, будто Доннел – не мой отец.

- Он сказал очень неприятные вещи, - опустила я подробности.

Ханна нервно пожевала указательный палец в перчатке.

- Ты разозлила Изверга. В гневе он может быть очень опасен. Вспомни историю, откуда взялось его прозвище.

Я поморщилась. Это произошло еще до того, как последние гражданские покинули Нью-Йорк. Извергу тогда было всего шестнадцать лет, но он поймал одного из гражданских и посадил того в клетку. Рассказы, что случилось потом, в детстве вызывали у меня кошмары.

- Я видела, как сегодня утром ты пришла в вестибюль с Доннелом, - сказала Ханна. – Ты говорила с ним?

- Недолго.

- О чем?

Доннел приказал мне утаить прибытие самолета, поэтому я уклонилась от вопроса.

- Я была на крыше, оттуда хорошо наблюдать за погодой.

- Если бы ты сказала Доннелу, что отвергла Изверга, думаешь, он поддержал бы тебя?

Я не хотела пугать Ханну, но считала жестоким позволять ей питать ложные надежды.

- Не думаю, что могу на это рассчитывать. Доннел упомянул о моем дне рождения и сказал, мол, хочет поговорить со мной о будущем.

Ханна издала слабый придушенный звук.

- Звучит, как предупреждение. Доннел собирается выгнать тебя из Сопротивления?

Я попыталась придать голосу спокойствие и уверенность.

- Он просто сообщил, что поговорит со мной. Это необязательно означает что-то плохое.

- И не похоже на что-то хорошее, да? – Ханна вновь пожевала палец.- Если Донелл выгонит тебя из Сопротивления, ни одно из других подразделений не пожелает принять девушку со сломанной рукой.

- Моя рука полностью зажила, - ответила я.

- Нет, не зажила 9f1178. – Ханна раздраженно прищелкнула языком. – Она все еще болит.

- Иногда немного поднывает, - признала я. – Но это лишь временная проблема из-за холодной зимней погоды.

- Неважно, временная она или нет, - возразила Ханна. – Если Доннел выставит тебя из Сопротивления, тебе придется выпрашивать членство в одном из оставшихся подразделений. Их лидеры припомнят тебе поступок твоего брата, а плохо залеченная рука станет дополнительной причиной для отказа.

Она помолчала.

- Тебя могут бросить выживать на задворках альянса, Блейз. Ты не понимаешь, насколько это сложно. Я понимаю. Я жила такой жизнью два года в Лондоне.

Меня подмывало сказать, что и я понимаю. Одиннадцать лет назад отец Ханны боролся со Льдом за лидерство в лондонском подразделении, проиграл и умер от ран. На следующий день Лед официально изгнал Ханну и ее мать. Я видела все мучения, через которые они прошли в следующие два года, поскольку каждый день ускользала, чтобы навестить подругу, принести ей остатки еды и другие мелочи.

Но наблюдать за кем-то, проходящим испытания – не то же самое, что переживать их самому, так что Ханна, вероятно, права.

Лицо подруги болезненно вытянулось.

- После гибели мамы в той глупой аварии, я бы умерла от голода, но ты уговорила свою мать обсудить мое дело со Льдом. Он позволил мне вернуться в лондонское подразделение, но пользовался любой возможностью, чтобы показать, насколько я там не ко двору. Когда мы прибыли в Нью-Йорк и Доннел захотел, чтобы вы с братом вступили в Сопротивление, я перепугалась. Я знала, что Лед не захочет оставлять меня в лондонском подразделении без тебя.

Мой разум возродил воспоминание о непроницаемом лице Льда, его бесстрастном тоне и точных словах, которые он сказал Симусу и мне в тот день:

- Ваш отец предложил вам обоим вступить в Сопротивление, и три нью-йоркские подразделения решили, что вы должны принять это предложение. Они неохотно согласились дать прибежище и нам – бездомным бродягам, - поскольку знают, что большее количество людей обеспечит всем лучшую жизнь, но не потерпят, чтобы дети Доннела оставались с нами в случае, если это даст преимущество лондонскому подразделению перед остальными.

Вспоминая тот день, я всегда попадала в бессмысленную петлю размышлений о том, что произошло дальше, и рассуждений, могла ли я сделать что-то, чтобы все обернулось иначе. Мне стоило заметить: в поведении Симуса проявилась какая-то ужасная неправильность. Я знала, что он ненавидит нашего отца, который оставил его в детстве. Я ожидала, что Симус воспротивится насильному переходу в Сопротивление, но нас приняли с распростертыми объятиями как обожаемых детей Доннела, и брат, похоже, наслаждался, находясь в центре внимания.

В то время я не посчитала это странным. Я смутилась, встретив наконец своего легендарного отца. И верила, что Симус чувствует то же самое, но он не забыл прежний гнев. На самом деле, брат испытывал новую, еще более горькую обиду на Доннела, полагая, что наша мама осталась бы жива, забери Доннел семью с собой в Нью-Йорк на несколько лет раньше.

Собирая сведения, необходимые, чтобы отомстить за смерть мамы, Симус скрывал свои чувства. Через две недели после нашего прибытия в Нью-Йорк брат ушел, и на следующий день все порталы в Нью-Йорке умерли. Через три часа после этого мы с Доннелом устроили жаркий спор, наговорили друг другу невероятно жестоких слов, а с тех пор не рисковали обсуждать личные темы.

Голос Ханны вытянул меня из болезненного прошлого.

- Я почувствовала огромное облегчение, когда ты уговорила Доннела взять меня в Сопротивление на испытательный срок, но затем возникла проблема с твоим братом и...

Она покачала головой, и ее тон из тревожного превратился в отчаянный.

- После этого я так старалась порадовать Доннела и других членов Сопротивления, но они с подозрением относились к нам обеим и видели преступление даже в мельчайшей ошибке. Если Доннел выгонит тебя из Сопротивления, то я не смогу тебе помочь, Блейз, потому что он выставит и меня.

Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь ободряющее, и вновь закрыла его. Ханна была права. Ее положение в Сопротивлении выглядело еще более сомнительным, чем мое собственное. Последовало мрачное молчание, затем Ханна заговорила вновь.

- Думаешь, ты могла бы убедить Льда взять нас обратно в лондонское подразделение?

- Сомневаюсь. Манхэттен, Квинс и Бруклин взбесились, когда Симус испортил нью-йоркскую портальную сеть. Часть вины они возложили на Доннела, оказавшегося достаточно наивным, чтобы поверить сыну, но основным объектом их гнева стало лондонское подразделение, подсунувшее в Нью-Йорк предателя. Льду пришлось месяцами унижаться, чтобы спасти всех лондонцев от изгнания из альянса в одной лишь только одежде.

- Но твоя мать была кузиной Льда, - заметила Ханна. – И ты осталась единственной его родственницей. Наверняка это должно что-то для него значить.

- У Льда как будто нет обычных чувств.

Последовало долгое молчание, затем Ханна проговорила скорбным тоном:

- Все было бы иначе, если бы ты больше походила на Доннела.

Ее слова перекликались с теми, что сказал у очага Изверг, и тяжело ранили меня в самое больное место. До одиннадцати лет я вовсе не встречалась с отцом, а с тех пор мы едва ли говорили, но моя жизнь по-прежнему строилась на том факте, что я дочь легендарного Шона Доннела, основателя Сопротивления Земли. Если эта неправда и я не потомок того, кого всегда считала родителем, то кто же я?

Одна из удочек внезапно дернулась.

- Рыба! – закричала я, радуясь предлогу избежать этого разговора.

Должно быть, шел целый косяк, потому что суматошная возня с удочками на время полностью заняла нас. Когда все успокоилось, я перевела разговор на нейтральные темы. Позже мы обе так страшно проголодались, что могли говорить лишь о еде, обсуждая наши шансы на достойный ужин. Мы наловили рыбы, значит, по идее, и другим женщинам повезло. Сложнее было предсказать охотничью удачу мужчин, которая менялась от одного дня к другому. Существовал лишь слабый шанс, что они принесут домой одного из оленей, иногда забредавших в Нью-Йорк, но вполне возможно раздобыть нескольких гусей. Оставалось надеяться, что на столе появятся листья зимнеежки или даже запеченные корнеплоды.

Наконец мы услышали пронзительный свист: один короткий сигнал, за ним длинный и снова короткий. Нацуми с соседней точки сообщала, что пора собирать рыболовное снаряжение и возвращаться.

К тому времени, как мы занесли все в здание и потащили по крыше сетки с рыбой, моя левая рука разболелась от сочетания тяжелой работы и холода. Я пыталась скрыть проблему, но Ханна, должно быть, заметила какие-то предательские сигналы, поскольку настояла, что понесет не только свою часть поклажи к месту, где нас ждали Нацуми и ее сестра Химеко, но и мою.

- Блейз. – Нацуми приветствовала меня обычным быстрым кивком и совершенно проигнорировала Ханну.

Мы вчетвером продолжили путь в полной тишине. Нацуми и Химеко состояли в Сопротивлении Земли со дня его основания и с безжалостной враждебностью относились ко мне как к сестре предателя, а к Ханне – как к моей подруге. Иногда я пыталась завязать с ними вежливый разговор, выдавливая из них несколько ворчливых фраз в ответ, но сегодня слишком устала для таких усилий.