— Здравствуйте, Дельсарт, — лениво проговорил он, даже не взглянув на вошедшего. — Сядьте и обождите пару минут.

Шахматная партия подходила к концу.

— Теперь, — улыбнулся американец, — говорите, как если бы мы с вами были одни!

Дельсарт хоть и состоял на службе у Америки, был все же англичанином, младшим сыном английского лорда и не потерял надежды стать старшим и занять наследственный стул в палате лордов.

— Ну-с, Дельсарт, — поощрил его черноглазый джентльмен, — какова последняя ваша новость?

— Последняя новость, — сердито вырвалось у Дельсарта, — заключается в следующем. Мы получили предписанье негласно поощрять культ майора Кавендиша. Кроме того собака…

— Ну-с, что случилось с собакой?

— Собака жива, по-видимому, так как труп ее в Гаммельштадте не разыскан. Я надеюсь, вы понимаете всю важность сообщаемых вам сведений. Я надеюсь, вы взвесите их…

— На английские фунты, — ласково докончил американец, — не сомневайтесь в этом, Дельсарт. Кстати, какого мнения обо всей этой истории мсье Дэпрэо?

Дельсарт вздрогнул! — мсье Дэпрэо был представителем французских интересов. Через секунду, впрочем, он уже улыбался, принимая из рук американца соответствующий весовой эквивалент, для перевозки которого понадобилось бы не менее двух тележек, если б он не был выражен в символическом виде.

— Вот что, Дельсарт, — прибавил представитель «Америкен-Гарн», подбрасывая на чек настоящую тяжелую гирьку, — мы вам поручаем немедленно отыскать собаку. Я не говорю — отыскать человека, так как не думаю, что он остался в живых. Но собаку, дорогой мой, отыскать необходимо.

— Постараюсь, — угрюмо ответил Дельсарт.

Он откланялся, взял перчатки и вышел. Величественный мажордом, усиленно моргая и потирая себе переносицу, встал с места.

— Сидите, я сам за собой запру! — быстро ответил Дельсарт, пробегая мимо него.

Мажордом шмыгнул носом, моргнул одним глазом, потом другим, точно вставлял в них последовательно по моноклю, качнул булавой и тут же погрузился в сон, нашедший на него, прежде чем он успел опуститься в кресло.

Между тем Дельсарт, добежав до двери, хлопнул ею что есть силы, сбросил башмаки, сунул их в каминную трубу и сам отправился вслед за ними. Каминные трубы в некоторых зданиях иногда оборудованы со всеми техническими удобствами. В них можно посидеть, выкурить трубочку, даже заняться любовью, если эта приятная деятельность приходит на помощь шпионажу, что она выполняет столь же часто, сколь часто на дипломатических лестницах встречаются существа разного пола. Каминные грубы снабжены внутри хорошими лестницами, вентиляторами и даже чем-то вроде домашних телефонных трубок. В то время как Дельсарт весьма комфортабельно взбирался наверх, американец не менее комфортабельно расположился поближе к каминному отверстию, хотя и не дышавшему никакой теплотой.

— Сядьте сюда, генерал, — проговорил он лениво, — здесь уютней. Славный паренек этот Дельсарт, не правда ли?

— Удивительно симпатичный! — громко отозвался генерал, падая в другое кресло возле камина. — Ничуть не сомневаюсь, что он может найти не только собаку, но и ошейник и цепочку, если это понадобится. Держу пари на собственную табакерку, что это самый талантливый молодой человек в Великобритании.

— И такого парня не сумели оценить! Это, знаете ли…

Оба собеседника так громко всплеснули руками, вздохнули и заворочались в креслах, что совершенно заглушило странное кудахтанье в каминной трубе, где восхищенный Дельсарт, втянув в себя ноздрями изрядное количество сажи, наслаждался самой приятной пищей, испокон веков услаждающей человечество: той самой, что соблазнила некую ворону.

— Пора спать! — громко зевнул американец и встал с кресла. С минуту он помолчал, затем пренебрежительно прошептал:

— Он убрался. Ду…

Здесь, чтоб не оскорбить британских лордов в их сыновьях — старших, младших, средних, заочных и побочных, я предпочитаю докончить недопустимое выражение американца в более деликатной форме:

День не успел заняться, как в комнату румынского князя деликатно постучали.

— Милейший мой Гонореску, — ласково пробормотал американец, усаживаясь против князя, — мне передали о пьяной венской девушке, очутившейся поблизости от кабачка «Кошачий глаз».

— Любезный сэр, девушка найдена, поймана и отослана в константинопольский притон для моряков и носильщиков третьего разряда.

— Очень хорошо…. очень… Вы помните, мой дорогой, что я говорил вам о хорошем комплекте для порта Ковейта?

Этот порт Ковейт, вопреки всякой географии, давно уже сидел у румынского князя в том месте, за которое обычно подвешивают человеческую одежду и ее носителей, когда они вытягивают лотерейный билет на виселицу.

— Помню, — кисло отозвался Гонореску. — Полный комплект у нас уже подобран. Ни одной непривлекательной. Самая большая нога — размер номер тридцать пять. Все едят простоквашу, ваниль, сухие желтки, жареную свинину и рахат-лукум. Ванна, массаж, маникюр, педикюр, катанье, валянье, то есть я разумею прогулки и отдых на диванах…

— А курс политграмоты? Провели вы его так, как я вам указывал?

Князь Гонореску поперхнулся.

— Милейший сэр, я… я не совсем понимаю. Мои предки, сэр, перевернулись бы в пробу. Я прошу вас, сэр, преподать ваши указания непосредственно Апопокасу.

Эта достойная речь произнесена твердым голосом. Румынский князь тоже имеет меру своего веса, как и всякая земная материя. Он нажал звонок. Дверь отворилась. Толстый, жирный, помятый Апопокас, дожевывая рахат-лукум, ваниль, жареную свинину, предназначенные для ковейтского комплекта, медленно появился в дверях, подтягивая на животе капуцинский ремешок.

— Я надеюсь, Апопокас, ваши девушки милы, ласковы и хороши собой, — внушительно произнес американец. — Их надо кормить сладостями, чтобы они стали еще милей, ласковей и симпатичней. Это одно из самых важных начинаний международной политики.

Апопокас шмыгнул носом.

— Вы понимаете, добрейший, что международная политика интересуется узловыми пунктами. Ковейт есть такой узловой пункт. Много интересных политиков сидят сейчас в Ковейте, выполняя различного рода задания. Но, дорогой мой, великие политики не везут своих жен в порт Ковейт, и особенно в такое переходное время. Вы понимаете поэтому, что гнездо симпатичных, в высшей степени привлекательных женщин, помещенное под международным фонарем, среди розовых садов порта Ковейта, снабженное кофейней, биллиардной, восточными киосками, опахалами, кальянами, нардами, халатами, зеленым порошком[1] для любителей и содержимое титулованным лицом, — такое гнездо может стать любимым местом отдыха для политических людей. Следует, Апопокас, отнестись к этому весьма серьезно. Следует взвесить эту серьезность на то золото, которым ваш господин будет аккредитован в Багдаде, Ковейте и Керманшахе.

— Я понимаю вас, сэр! — от всей души пробормотал Апопокас.

— И вот, милейший мой, вы подготовите симпатичных девиц к политическому восприятию. Вы дадите им ориентацию. Вы научите их разбирать, что такое русский большевик, английский империалист, немецкий филистер, австрийский болтун и американский гуманист. Вы научите их стенографии. Они должны уметь разговаривать, выслушивать и записывать.

— Но я сам этого не умею, — мрачно ответил Апопокас.

— Поищите им учителя! Что-нибудь из духовного звания или русской эмиграции. Итак, князь…

Два-три кивка благородной улыбающейся американской головы — и князь Гонореску остался наедине со своим слугой.

— Иди-ка сюда, собачий сын, моисеева заповедь! — произнес румынский вельможа многозначительным тоном. — Иди, иди! Да не задом, а передом. Ага! Так я и знал. Ваниль, рахат-лукум, свинина! Ну, если ты мне еще раз пропитаешь девушек одними сухими желтками и простоквашей, я понаделаю из тебя таких бифштексов, что даже caм Врибезриску не отличит твоего мяса от…