– И тут я подумал, что ты меня сюда притащила, чтобы соблазнить, – он сверкнул улыбкой, демонстрируя два ряда идеально ровных зубов. Таких, какие бывают только у тех, кто в юности носил брэкеты. Джиннифер сверкнула в ответ аналогичной улыбкой.

– Размечтался.

– Не могу этого отрицать, – пробормотал он, слегка краснея.

Когда они добрались до вершины дюны, улыбка Джиннифер погасла, и у нее отвисла челюсть. У них за спиной садилось солнце, и от этого дюна бросала тень на лежащий внизу каньон. Снег лежал почти нетронутым за исключением середины, где он был перепахан и окрашен пятнами красного цвета.

– Что я тебе говорил? – спросил Боаз, уперев руки в бока. – Скажи мне, что это не вервольф.

Посреди взрытого снега находился волк с волнистым, каштанового цвета мехом. У него были длинные, худые ноги, стройное тело, и его можно было бы назвать маленьким, если бы он не был таким же высоким, как взрослый мужчина. Глубоко в землю была вбита цепь, к которой крепился стальной капкан, державший в своих зубах левую заднюю лапу волка. То скуля, то рыча, высокий волк пытался от него избавиться.

– О, это действительно вервольф, согласна… – прошептала она.

Боаз уже присел и, держа камеру, приготовился снимать борьбу волка.

– Думаешь, это браконьеры установили тот капкан?

– А кто еще? – спросила она, ложась с ним рядом. Она открыла свой «Canon», не решаясь нажать кнопку "запись".

– Как думаешь, они вернутся?

– Не знаю, – сказал Боаз. – Но, если они это сделают, то получатся чертовски хорошие кадры. С помощью этой штуковины – он махнул своей шестнадцатимиллиметровой камерой, – у нас будут четкие снимки их лиц. Можешь себе представить снимок лучше?

Она не могла. Если они смогут снять браконьеров, снимающих шкуру с живого вервольфа, то общественный резонанс будет оглушительным. У Канады, как и большинства развитых стран, были законы, направленные против браконьерской охоты на оборотней, но они были почти неприменимы, в основном потому, что оборотни обитали в Арктике. На огромных просторах незаселенных земель и в условиях жестокого холода полицейский контроль был практически невозможен. Преследования браконьеров в большинстве случаев становились возможны только после того, как они пытались выставить свою добычу на черном рынке. Однако они начинали действовать умнее.

Зубы, шкуры и кости, особенно черепа, стоили десятки тысяч долларов. Сезон в Арктике мог принести маленькой команде до миллиона долларов и почти в два раза больше, если им удавалось поймать медведя или двух. В прошлом, в конце каждой весны черный рынок был переполнен, и браконьеров было легко отследить. Но в последнее время они стали выжидать, продавая добытое нечестным путем маленькими партиями на различных рынках в течение всего года. Новый метод не привлекал внимания правоохранительных органов, и, честно говоря, браконьерская добыча вервольфов не стояла на первом месте в списке их приоритетов. А общественность такое состояние дел просто не волновало.

Пока что.

Кадры, подобные этим, показывающие зверства браконьеров, были именно тем, что могло бы всколыхнуть апатичные массы. Именно об этом подумала Джиннифер, нажимая на кнопку запись.

Джиннифер застегнула маску, прикрывавшую рот и нос, и установила таймер на своих цифровых часах. Они с Боазом продолжали снимать, пока полчаса не превратились в час, а час не превратился в два. Солнце исчезло, и появилась полная луна, освещающая тундру ужасным светом. Северное сияние мерцало в небе, но в этот раз ее это не привлекло.

Ее сердце болело за волка, когда его крики стали слабее. Иногда он ложился, и Джиннифер с Боазом обменивались взглядами, гадая, был ли это конец. Но затем волк бросался вперед с удвоенной энергией, борясь с капканом и сильнее раня ногу в процессе.

– Почему он просто не обернется? – прошептал Боаз.

Это были первые слова, что он произнес за долгое время.

Джиннифер покачала головой.

– Мне все время это тоже было интересно.

Ловушки были разработаны так, чтобы люди могли их открыть, так что вервольф в человеческой форме мог бы это сделать.

– Может, он не в состоянии, – подумала Джиннифер. Она не знала, как именно происходило превращение, но ей показалось, что это могло бы быть трудным или даже опасным обернуться со стальным капканом на ноге.

Через некоторое время волк упал на бок. Он тяжело вздохнул и закрыл глаза. На этот раз Джиннифер, не отрывая глаз от волка, наблюдала, как поднималась и опадала его грудь, когда он делал неглубокие вдохи.

Прежде, чем она смогла бы отговорить себя от этого, девушка встала.

– Я иду туда.

Боаз поднялся на ноги, и ему удалось схватить ее за куртку. Она подалась вперед, а затем дернулась назад.

– Ты с ума сошла? – спросил он хриплым шепотом. – Ты же знаешь, что мы никогда этого не делаем. Это не этично.

– Я что-то не заметила, чтобы ты стонал об этике, когда Рита отгоняла кобру от тех львят, – прошипела Джиннифер, рывком освобождая свою руку.

– Да, но ты не позволила ей об этом забыть, – выпалил он в ответ. – До конца поездки ты твердила ей о круге жизни, разглагольствуя о том, что эти повзрослевшие львята могли убить детеныша антилопы и...

– Это не животное, – выдавила Джиннифер, указывая в направлении волка. – Под этим мехом находится человек такой же, как ты и я. И мы не оставляем людей умирать.

Эти слова росли внутри нее в течение последних двух часов, и она почувствовала огромное облегчение, наконец-то произнеся их вслух. Она понимала точку зрения Боаза. Проведя несколько летних сезонов в Африке, она была очарована большими кошками, но, фактически, должна была оставаться на месте, снимая бесчисленных животных, страдающих и умирающих.

Ее самый знаменитый фильм, сделавший ее имя нарицательным в течение нескольких недель, напрямую был связан с браконьерством. Они с Боазом прятались в кустах, их сердца стучали, а по лицам струился пот, пока они снимали жестокое убийство браконьерами последнего северного белого носорога.

– Мы снимаем природу, Джин, а не играем в Бога.

Она медленно покачала головой и засунула камеру в карман.

– В первую очередь в Бога играют те, кто установил тот ужасный капкан. Если мы что-то делаем, то мы восстанавливаем порядок во вселенной.

Боаз несколько раз моргнул и сморщил лицо. Джиннифер воспользовалась возможностью спуститься вниз, прежде чем он мог попытаться ее остановить, и заскользила вниз по восточной стороне дюны.

Их спор наконец-то привлек внимание волка, и к тому времени, как Дженнифер добралась до основания дюны, он поднял голову и оскалился. Блестящие белые клыки заставили ее остановиться, но она отодвинула страх в сторону. Рассуждая, что если это действительно был человек, как она только что утверждала, то его поведение было обосновано.

– Привет, – сказала она тихим, успокаивающим голосом. – Я здесь, чтобы помочь.

Джиннифер встала вне его досягаемости, но, тем не менее, волк щелкнул на нее пастью. Он бросился вперед, но как только цепь натянулась, отскочил и взвыл от боли. Джиннифер замерла на месте, не реагируя, хотя этот бросок вызвал у нее приток адреналина.

- Я понимаю, что ты расстроен, и тебе больно, – сказала Джиннифер. Она присела, оказавшись ниже, чем волк. – Так что я собираюсь здесь присесть и несколько минут с тобой поговорить. И когда я закончу разговаривать, то собираюсь к тебе подойти и попробовать вытащить тебя из капкана. Так что, если хочешь меня укусить, ты сможешь это сделать потом, а пока послушай.

Волк не подал никаких знаков, что он ее понял, но начал расхаживать взад и вперед, прихрамывая во время ходьбы. Его темные глаза постоянно оставались настороже.

– Меня зовут Джиннифер. Тот тощий парень на холме, мой друг, Боаз. Мы здесь снимали… – она замолчала, размышляя, мог ли волк вообще знать, что такое документальное кино. –– Мы наблюдаем за природой. И мы не собираемся причинить тебе вред, но я полагаю, что те, кто установил эту ловушку, намеревались это сделать. В любое время они могут вернуться, и я не думаю, что смогу что-то сделать, чтобы их остановить.