— Я так и понял.
Я продолжаю:
— И, конечно, он заставлял и меня тоже наряжаться.
Я стыдливо опускаю глаза, по большей части потому, что иногда я наслаждалась тем, что меня наряжают и относятся как к принцессе. Так я всегда об этом думала: принцесса, такая же тревожная, как и окружающая обстановка.
— Я чувствовала себя ручной добычей.
— Именно такой ты и была, — говорит он, и я снова смотрю на него, уязвленная его словами. — Ты помнишь что-нибудь о людях, в чьих домах вы побывали?
— Да, — говорю я, кивая.— Я думаю, это были загородные дома или что-то вроде того.
— Почему?
— Потому что они упоминали что-то о том, как они были в Мексике всего пару недель или как они возвращались в Калифорнию, Неваду или Флориду, в места, похожие на это.
— Они были американцами?
— Некоторые из них, я уверена, были ими, — говорю я.— У них не было акцента, иностранного, по крайней мере. Они определенно не были мексиканцами, это точно.
Они, возможно, были американцами, но я знала, что они мне не помогут, как поможет Виктор, я надеюсь. Они просто были такими же злыми, как и Хавьер. Двое из них даже пытались купить меня у него. Нет, никто из них никогда не помог бы мне сбежать, поэтому я посчитала Виктора первым американцем, увиденным мной за девять лет. Те люди потеряли эту привилегию по ассоциации.
— Ты помнишь имена кого-нибудь из них?
Виктор выглядит сейчас более напряженным, чем я когда-либо его видела, но ему все еще удается сохранить почти безупречно бесстрастное лицо.
Я снова думаю, пытаясь вспомнить и назвать имена.
— Нет, — говорю я, разочарованная собой, — не сейчас, но я слышала их имена, когда они представлялись друг другу. — Я останавливаюсь и говорю уже более эмоционально, — Виктор, что случилось?
Его опасные синеватые глаза остановились на мне.
— В лагере или где-то еще Хавьер мог следить за тобой и контролировать тебя, ты ему не угрожала. Но сейчас, когда ты сбежала, ты угрожаешь ему больше, чем кто-либо, потому что слишком много знаешь. Очевидно, Изель была права, думая о его чувствах к тебе, как о глупости; он, вероятно, никогда не предполагал, что ты сбежишь. Живая и свободная, ты представляешь собой угрозу для всего его бизнеса и для всех, участвующих в нем.
В этот момент я думала, позволяя очевидной правдивости слов Виктора затопить мой разум. Я никогда не могла знать, где в Мексике я находилась и даже где я сейчас. Я не в состоянии сказать американским властям, где Лидию и остальных девочек удерживают против их воли. Но я знаю имена, хоть и спрятанные в глубине моей памяти, но, тем не менее, они там есть.
Я вспоминаю лица и разговоры, хотя обычно они содержали в себе маленькие частички информации, я предполагаю, нужные люди смогут разоблачить их как торговцев наркотиками и сексом.
— Ларсоу или, может быть, Ларсен, — внезапно говорю, потому что это имя вертится у меня на языке. — Джеральд Ларсен. Я помню, он был первым американцем, которому меня показали, когда Хавьер взял меня в мой первый дом. У него были седые волосы. Он был полным. Но меня никогда непосредственно не представляли никому. Мне нельзя было говорить. Я выучила их имена, слушая их разговоры.
Виктор выглядит глубоко задумавшимся и внезапно трясет головой.
— Джон Джеральд Лансен - главный исполнительный директор компании Бальфур, основатель наиболее авторитетной благотворительной организации, направленной на ликвидацию насилия в отношении женщин в США. — Он смотрит прямо на меня. — Информация, имеющаяся у тебя, не важно, насколько она незначительна, может свергнуть множество высокопоставленных лиц.
Я полагаю, известие о твоем побеге, скоро разнесется и одна персона - мстительная сестра, — говорит он, я знаю, что он имеет в виду Изель, — возможно, решится рассказать подходящим людям. За тебя дадут больше, чем Гузман заплатит за убийство Хавьера и Хавьер знает об этом.
Это поражает меня, как удар током, я спрыгиваю с кровати и пытаюсь добежать до двери. Виктор ловит меня на полушаге, хватая за талию.
Я кружусь вокруг него, ударяя вслепую. Мне удается ударить его, но я не уверена куда, мои кулаки двигаются неуклюже и настолько хаотично, что глаза не успевают следить за дракой.
Я падаю на пол спиной, и смотрю вверх, мои темно-рыжие волосы сильно запутались вокруг лица, вижу Виктора, прижимающего меня, широко расставив ноги возле моей талии.
— Пусти меня! Пусти меня, черт побери!
Я мечусь под его весом, не в состоянии двинуть ногами, мои руки прижаты к полу над головой, захваченные его руками.
— Он хочет меня убить! Помогите кто-нибудь!
Ему удается схватить оба мои запястья одной рукой, другой зажать мой рот, заглушив мои крики. Слезы текут из моих глаз. Я умоляю его снова и снова, мой голос почти полностью заглушен весом его руки.
— Я не собираюсь тебя убивать, — спокойно говорит он. — Если бы таково было мое намерение, ты была бы уже мертва.
Он ждет, пока мое напряженное тело немного расслабится, и я чувствую, что его хватка слегка ослабла.
— Будешь тихой?
Я киваю, потому что все еще не могу говорить, его рука на моих губах.
Наконец, после долгой паузы, Виктор медленно убирает руку.
— Почему ты не убьешь меня? — спрашиваю я, задыхаясь от слез, мой голос все еще дрожит. — Используешь меня, как рычаг давления?
— В некотором смысле да, — отвечает он.
Я хочу закричать снова, пока у меня есть такой шанс, но его слова удерживают меня от этого:
— И я не убиваю невинных людей.
Молчание заполняет небольшое пространство между нами.
— Никто не невинен, — огрызаюсь я, удивив саму себя.— Меньше всего я. Годами я позволяла отвратительному убийце насиловать себя и никогда не говорила «нет». Сидела и смотрела в тишине, как он, его люди и эта сука его сестра избивали, насиловали и продавали девушек, с которыми я сблизилась.
— Я ничего не делала. Никогда не кричала, не сопротивлялась и не заступалась за них. Ни за одну из них.
Я слышу, как мой голос наполняется гневом, но меня это не заботит. Я прижимаю кулаки к груди, глядя ему в глаза, пока он сидит на мне.
— Я делала вид, что это не беспокоит меня, что руки Кармен, разбитые вдребезги молотком, не волновали меня! Я не дрогнула, когда Марисоль была вынуждена сделать аборт у мясника-врача, который оставил её истекать кровью до смерти на столе!
— Я не пролила ни одной слезинки, когда девушка с рыжими волосами и веснушками была убита прямо напротив меня, потому что мужчине, который пришел купить её, не понравилось то, что он увидел!
Я вскидываю кулаки, чтобы ударить ими по его ногам, но он перехватывает мои запястья и удерживает их вместе.
— Я не невинная! — реву я.
Я чувствую, что его руки выворачивают мои запястья, но мой разум слишком омрачен эмоциями, чтобы заботиться об этом.
Вещи, в которых я призналась, преследовали меня долгое время. Они были погребены в моей душе, сжигая меня до самой сердцевины, делая меня бесчувственной и превращая меня в кого-то отличного от того, кем я могла быть.
Я откидываю голову назад, испытывая боль поражения. Не могу смотреть на него больше. Не из-за гнева, ненависти или мести, а от стыда. Я не могу смотреть убийце в глаза, потому что я не лучше, а возможно и хуже, чем он.
— Ты очень сильная, — говорит он и встает с меня.— С сильным инстинктом самосохранения. Это единственное, что отличает тебя от остальных девушек. Как и они, ты удерживалась там против воли. Ты делала эти вещи против своей воли. Над тобой надругались физически и эмоционально. Ты не должна винить себя за слабость.
Он идет обратно к столу.
Я поднимаюсь с пола и просто смотрю на него, пытаясь понять смысл его слов. Или, может быть, чувство вины, которое я испытывала так долго, не позволяет мне поверить ему.
Он смотрит на меня и добавляет:
— Ты все сделала правильно.
— Нет. — Я качаю головой. — Не сделала. Я должна была что-то сделать, чтобы помочь им.
Виктор закидывает на плечо спортивные сумки и берет в другую руку чемодан.
— Ты сделала, — говорит он, стоя передо мной. — Ты сохранила хладнокровие. Ты дождалась своей возможности. Ты сделала вид, что достойна принятия и доверия. Ты рискуешь своей жизнью прямо сейчас, чтобы вернуться за той девушкой.
Он проходит мимо меня и идет к двери, оглянувшись назад, дойдя до неё.
— Ты невиновна, — говорит он.— И поэтому ты все еще жива.
Затем он открывает дверь, и я неуверенно следую за ним.
Глава 12
Сэрай
Мы прибыли в Грин Вэлли почти три часа спустя. Оба сидели молча большую часть дороги. У меня было о чем подумать, слишком много нерешенных вопросов, к ответам на которые я не приблизилась за столь короткое время. И мне понадобится очень много времени, чтобы простить свою вину, если я вообще смогу когда-нибудь. Меня не волновало, что то, что сказал Виктор, имело смысл, я все еще чувствовала себя самым эгоистичным человеком в мире. Наверное, я так буду чувствовать себя всегда.
Я спросила Виктора, зачем мы направляемся в Грин Вэлли. Он сказал, что расскажет мне, когда мы доберемся, но когда это случилось, он стал скрытным. Виктор сказал мне, что ему надо провести обмен рядом с Грин Вэлли, но он не будет вдаваться в детали. Я думаю, что все, что он сказал в отеле в Дугласе, исчерпало его лимит разговоров. Потому что он снова стал собой - быстрым, молчаливым, скрытным, устрашающим убийцей, с которым, по непонятным мне причинам, я чувствую себя почти в полной безопасности.
Мы заехали на парковку в конце улицы, на которой стояли дома отдыха. Я однажды была здесь с моей лучшей подругой, когда её старшая сестра забрала нас из школы на новой машине. Мы заблудились, и она использовала это место, чтобы развернуться. Это было за неделю до того, как моя мама забрала меня с собой в Мексику к Хавьеру. Это знакомое место напомнило мне, что я очень близко к дому. Я была так близко, что могла дойти пешком. Это заняло бы несколько часов, но я могла бы.