Бог свидетель, я пытался справиться с этим, потому что вернуться домой в Флойд Хиллс означало признать провал, а я не хотел быть полным неудачником. Но один взгляд на меня во время поездки в Нэшвилл, чтобы посмотреть мой концерт, и мои родители увидели меня насквозь. Обещание помочь мне встать на ноги с постоянной работой, собственным домом, машиной... было слишком заманчиво, чтобы сказать «нет».

Что привело меня туда, где я был сейчас. Даже еще хуже, чем было раньше, потому что: «О, привет, давайте добавим к этому подругу, которая ушла от него, автомобильную аварию, может быть еще несколько сломанных костей, черепно-мозговую травму... а затем, когда он предположительно исцелился, давайте шокируем его еще сильнее и заставим снова пройти через операцию. Оу, и, если можем поиграть с его памятью, чтобы он не понимал, что реально, а что нет, давайте сделаем это тоже».

Я провел рукой по лицу, снял туфли и бросил ключи на полку. Бутылка «Кроун» в нижнем шкафу звала меня, но последнее, что мне было нужно, — это опираться на виски как на костыль. Вместо этого я подошел к окну гостиной и задернул шторы, чтобы закрыться от солнца, которое пыталось выглянуть сквозь дождевые тучи.

Усталость, которая накрыла меня, когда я опустился на диван, заставила меня закрыть глаза, хотя была только середина дня. Но, как и всякий раз, когда сгущались сумерки, мой разум вопил о моей жизни. Даже когда мое физическое тело смертельно уставало, мое подсознание мчалось в отчаянном поиске ответов. Я знал все части головоломки, которые заполнили врачи и моя семья, но ни одна из них не казалась реальной. Последнее, что я помню перед тем, как проснуться в больничной палате, был, по-видимому, день моего несчастного случая несколько месяцев назад. Я проспал тем утром и даже не успел побриться, потому что задержаться, означало пропустить кофе, а работа с детьми требовала повышенного кофеина. Но... это было последнее, что я мог вспомнить, — как я покинул свою квартиру в тот день. Не как сел в красную Mazda 3, которую купили для меня родители, не мою обычную остановку у Джо — ничего. Единственное, что хоть отдаленно имело для меня смысл, это то, что авария была слишком тяжелой и болезненной, чтобы помнить, поэтому мой разум заблокировал ее. Но чего я не мог понять, так это почему недели спустя тоже пропали.

И конечно, время, потраченное на восстановление после моих травм, не было чем-то, что я хотел заново пережить, это точно, но... что-то было не так. Расплывчатые ответы моих родителей не складывались, и они никогда не смотрели мне в глаза, когда я спрашивал о неделях после аварии. Как будто чего-то не хватало, чего-то жизненно важного, о чем мне никто не говорил, и мой разум не мог успокоиться, пока не узнает, что это такое. Недостающий кусочек пазла.

Я вытащил телефон из кармана и включил отрывок Баха, чтобы успокоить свои мысли, а затем взбил подушку и положил ее за голову. Мой последний день свободы и я проведу его в отключке на диване.

«Печально».

Завтра я снова вернусь на работу, хоть это был и незначительный шаг, так как летом в школе не было занятий. Обучать детей игре на пианино было достаточно легко, и это вытаскивало меня из дома. С этого проклятого дивана. И, может быть, просто давало мне ощущение нормальной жизни.

Что бы это ни было.

Глава 2

Олли

Три месяца и чертовски много часов. Именно столько времени прошло с тех пор, как я заставил себя уйти из жизни Рида.

Не потому, что я этого хотел, а потому, что после операции по устранению кровоизлияния в мозг он проснулся, не помня, кто я такой.

Никто.

Ноль.

И я никогда, никогда не забуду его пустое выражение лица, когда он смотрел на меня.

— Кто ты такой?

Моя улыбка исчезла, когда я опустил протянутую ему руку, и, каким-то образом мне удалось прошептать:

— Что?

Рид переместился на больничной койке.

— Я тебя знаю?

От его слов кровь в моих жилах застыла. В этом голосе, таком любопытном и невинном, не было знакомого тепла, которое я узнал за последние несколько недель.

Нет. Нет, этого не может быть. Он разыгрывает меня, и в любую секунду он улыбнется и скажет:

— Попался!

«В любой момент, Рид. В любой момент…»

Но он продолжал наблюдать за мной, а я стоял и смотрел на человека, которого любил, на того, кто смотрел на меня без всякого узнавания на лице. Вскоре взгляд Рида переместился от меня к двери, как будто ему было неудобно с незнакомцем в своей палате.

«Незнакомец... О Боже».

Паника охватила мою грудь, и я попытался успокоиться. «Это временно, — говорил я себе. — Он только что проснулся. Конечно, все расплывчато». Но в глубине души я это знал. Я знал.

Я понимал, что все хреново.

Проведя рукой по волосам и проглотив желчь, которая поднималась в горле, я пытался придумать хоть какое-то объяснение, почему я был там.

— Я... — мои слова прозвучали хрипло, и я прочистил горло, — работаю здесь. И просто зашел проверить... кое-что.

— О, — Рид посмотрел на вазу с белыми лилиями и голубыми гортензиями, которую я поставил на стол у окна. — Ты принес мне цветы? — спросил он.

«Чееерт. Цветы». Как я должен был это объяснить, если он понятия не имел, кто я такой?

Я потер грудь, совершенно уверенный в том, что мои ощущения указывают на сердечный приступ. Если повезет, я отключусь через несколько секунд.

Прошло несколько секунд. Не повезло.

— Кто-то доставил их и спросил, не могу ли я занести, — «Глупо». Я мысленно пнул себя, как только сказал это, но в мой мозг не пришло никаких объяснений, кроме правды.

— Они очень милые. Спасибо, что принес их.

Я сглотнул.

— Не стоит благодарности.

Неловкое молчание опустилось, когда я быстро осмотрел его, не в силах удержаться от проверки, все ли с ним в порядке. Когда мои глаза снова остановились на его завораживающих карих глазах, я заставил себя улыбнуться. Мне нужно было уходить. Это было до боли очевидно.

— Есть... что-нибудь, чем я могу тебе помочь? Прежде чем я уйду? — спросил я.

— Нет. Подожди, вообще-то…

Вот и все. Момент «попался».

Рид прищурился и поднял руку, прикрывая глаза.

— Если бы ты мог закрыть жалюзи, это было бы здорово. Очень ярко.

— Жалюзи. Хорошо, — мне потребовалось несколько ударов, чтобы понять, что это означает двигаться. Онемевшим телом, я каким-то образом закрыл все жалюзи и убедился, что взял записку с цветов, прежде чем он успел прочитать ее и спросить: «Олли? Кто это?»

И прежде чем подойти к двери, я оглянулся на него. Рид натянул одеяло и закрыл глаза, уже погружаясь в спокойный сон.

Он не помнит... он не помнит меня…

Как бы я ни был напуган до его операции, я никогда не думал, что мое время с Ридом закончится. Это казалось нереальным.

В любую секунду я проснусь и пойму, что все это кошмар.

В любую секунду…

Но я так и не проснулся.

С каждым прошедшим днем, с каждым звонком, который я делал его матери, чтобы узнать о нем, но только чтобы услышать, что, нет, он все еще не вспомнил ничего с момента его аварии, надежда, которая у меня все еще была, уменьшалась. Каждый день я звонил, каждый день Рид становился физически сильнее, но ответ всегда был один и тот же.

— Нет. Мне очень жаль, Оливер. Доктор сказал, что, возможно, он никогда не вспомнит, — наконец сказала его мама. Черт, я никогда не забуду тот день. Прошел целый месяц после операции Рида, и именно тот день и ее слова, сделали очевидным, что Рид никогда не вспомнит меня. Может быть, мне нужно было как-то отпустить его.

— На данный момент, возможно, будет лучше, если он сосредоточится на своем выздоровлении, на знакомых ему вещах, — сказала она. И я читал между строк: без тебя. Не то чтобы она была злой, Господь видел, что я все понимаю, но боль была почти физически невыносимой.

Его номер был стерт с моего телефона. И я пытался вернуться к спокойной жизни, которая была у меня до Рида. Вообще-то, это ложь. Я больше не был спокойным, зная, какой может быть жизнь с ним. Нет, был другой термин для того, каким я был сейчас.

Неимоверно несчастным.

Майк бубнил рэп вместе с «Black Eyed Peas» (прим. американская хип-хоп группа, имеется в виду песня «My Humps»), подпевая песню о выпуклостях и прелестных девичьих бугорках, играющую по радио Большой Берты, когда он вез нас из больницы, не обращая внимания на мои мысли... или, возможно, сверхкомпенсируя их.

— Если у тебя есть девичьи бугорки, то нам есть, что обсудить, — сказал я.

— Деб пела эту песню в душе сегодня утром, а теперь она на чертовом радио. Клянусь, она преследует меня повсюду. Я не могу выбросить ее из головы, — он переключил канал на что-то более гнусавое. — Ах. Это лучше.

— Лучше — это спорный вопрос.

Майк посмотрел на меня.

— Знаешь, что тебе нужно? Что-нибудь, что тебя взбодрит.

— Если ты снова попытаешься убедить меня пойти на Национальную конференцию порнозвезд, я выхожу.

— Я хочу, чтобы ты просто подумал об этом. Даже Деб хочет поехать, — я бросил на него взгляд, и он закатил глаза. — Хорошо. Не порнозвезды. Но на самом деле, мы должны вернуть тебя к жизни. Ты был таким веселым и классным.

— Я все еще весел, — пробормотал я.

— Да? Тогда улыбнись мне.

Я изобразил самую большую, самую фальшивую улыбку, какую только смог выдавить, и Майк откинулся на спинку сиденья, съежившись.

— Я передумал, иначе мне будут сниться кошмары, — сказал он, а потом повернул к «Хватай и беги» у Джо.

— Что ты делаешь? — выпрямившись, я положил руку на дверь.

— Послушай, Олли. Я уже несколько месяцев не приезжаю сюда, но сейчас я голоден, и тебе бы не помешала приличная чашка кофе, чтобы избавиться от плохого настроения.

— Черт возьми, я не хочу здесь находиться. И я не в плохом настроении.

— Хм. Да, тебе может понадобиться что-нибудь покрепче кофе, — когда он поставил Большую Берту на парковку, он начал покачивать бедрами на сиденье и петь: «Оллиии нужен большой... член... прямо в его…»