— Миссис Валентайн? — я оглянулся через плечо, ожидая увидеть, что Рид выходит из внедорожника, который — я даже не слышал, как он подъехал — стоял на подъездной дорожке. «Вот что в итоге ты получаешь за то, что так погружаешься в свои мысли о ее сыне».
— Это всего лишь я, — сказала она, и это прозвучало как извинение. — Я надеялась, что смогу поговорить с тобой.
— Ох. Да, конечно. Позвольте мне тут немного прибраться, — я счистил лишний раствор вокруг кирпича, а затем упаковал свой ящик с инструментами и переместил его подальше в сторону.
— Я не хотела прерывать… — начала она.
— Нет, все в порядке. Я все равно уже заканчивал, — сказал я, вытирая руки о джинсы. Миссис Валентайн выглядела идеально в кремовой юбке и розовой блузке, и, конечно, в тот день, когда у меня внезапно появилась такая компания, я был одет в джинсы с пятнами краски, которые я носил, когда работал по дому. По крайней мере, сегодня мне удалось надеть футболку.
Я поднялся по лестнице, обходя ту, которую ремонтировал, и она сделала то же самое. Войдя в прохладный от кондиционера дом, я жестом пригласил ее войти.
Она держала сумочку перед собой и вежливо улыбнулась, когда входила.
— Я должна была позвонить, прежде чем вот так вторгаться в твою жизнь.
— Никаких проблем, — сказал я, закрывая за ней дверь и ведя ее по коридору. — Принести вам что-нибудь попить?
— Нет, благодарю. Я постараюсь не отнимать у тебя много времени. Я просто хотела… — она остановилась, когда коридор открыл вид в гостиную и кухню, и ее глаза остановились на пианино в углу комнаты. — О, — сказала она с улыбкой. — Неудивительно, что вы с Ридом поладили. Я не знала, что ты играешь.
Я качнулся на пятках.
— Я не играю.
Она повернулась ко мне лицом, и у нее на губах повис вопрос, но, когда я выпрямил плечи и встретился с ее пристальным взглядом, я увидел, как мысли кружатся в ее голове. Она, отводя взгляд, подняла руку и провела пальцем по золотой цепочке с крестиком, которую носила.
— Можно мне присесть?
— Пожалуйста, — я жестом предложил ей сесть где угодно. — Вы уверены, что не хотите чего-нибудь выпить?
— Нет, все нормально. Спасибо.
Когда она присела на край дивана, я пошел на кухню, чтобы вымыть руки и вытереть их полотенцем. Потом я налил большой стакан воды и сел в кресло, давая ей больше пространства.
Зачем она пришла сюда? Я даже не предполагал, что она знает, где я живу.
— Я нашла твой адрес в телефонной книге, — сказала она, отвечая на мой немой вопрос, положила рядом сумочку и расправила юбку. — Я понятия не имела, что мы соседи. Ты давно здесь живешь?
— Несколько лет.
Она кивнула и огляделась.
— Дом отличный.
— Спасибо. Требует некоторого ремонта, но… — я развел руками, — это мой дом.
Она снова разгладила юбку, и тут мне пришло в голову, что она нервничает, что заставило в свою очередь нервничать и меня. Она была здесь, потому что что-то не так с Ридом? Я не мог себе представить, по какой такой еще причине она нашла меня, и пока я сидел там, ожидая, моя нога начала качаться вверх и вниз. Но миссис Валентайн продолжала молчать.
— Полагаю, вы пришли не для того, чтобы поговорить о моем доме, — сказал я, надеясь получить хоть какой-то ответ.
— Нет, не за этим, — она снова начала разглаживать юбку, поймала себя на этом и сжала руки. — Прости меня. Не знаю, с чего начать.
— Что-то случилось с Ридом?
Ее глаза метнулись к моим.
— Нет. Ну... физически он в порядке.
— Физически?
— Да, — ответила она. Перебирая пальцами цепочку, она закрыла глаза, и когда открыла их снова, они блестели от слез. — Оливер, я пришла сюда сегодня, потому что беспокоюсь о сыне.
Это вызвало у меня выброс адреналина.
— Почему? Что случилось?
— Я не знаю. Он говорит мне, что он в порядке, но я не... не думаю, что он в порядке. Он просто совсем другой. Озлобленный.
— Озлобленный? Рид? — я не заметил этого, когда видел его в понедельник.
— Да. И врачи говорят, что это нормально. Настроение, перемены в поведении, но прошло уже несколько месяцев. Он набрасывается на меня, на своего отца, на врачей. Я не знаю, что нам делать. Как ему помочь.
Я допил воду и поставил стакан на кофейный столик.
— Простите меня, но ваш сын в последние несколько месяцев прошел через ад. Я бы тоже очень расстроился, особенно, если бы моя память играла со мной таким образом. Я бы рискнул сказать, что он, вероятно, не знает, что реально, а что нет, и насколько его мозг действительно в порядке.
— Я знаю это. Просто... он помнит все, что было до аварии, так что, во всех смыслах, для него все должно стать нормальным. Легким для понимания. Он должен быть в порядке.
— Но это не так.
— Да, это не так. Я думала, что, может быть, это поможет ему — иметь друзей вокруг, но некоторые из них уже в прошлом, ребята, с которыми он был близок, когда жил здесь раньше, но сейчас он не хочет иметь с ними ничего общего. Я подумала, может, Наташа, но... — она покачала головой. — Похоже, он потерял интерес к вещам и людям, которых любил. И я не... — она подавилась рыданием и полезла в сумочку за пачкой салфеток. — Прости, — сказала она, вытаскивая одну, чтобы вытереть глаза. — Я просто не знаю, как ему помочь.
Мое сердце сжалось от ее боли, а также от того, что чувствовали Рид и вся его семья. «Господи». Мысль о том, что Рид страдает, была мучительной. Я сидел, опершись локтями на колени, пытаясь что-то сказать, желая, чтобы у меня нашлись слова, которые могли бы помочь ей почувствовать себя лучше. Помочь ему восстановиться. Я смотрел на это со стороны и боялся, что ничего из того, что я скажу или сделаю, не сможет изменить ситуацию.
Я был никем в его мире. И эта правда была разрушительной.
— Он вернулся в свою квартиру. Я думаю, он сидит там и... ну, я не знаю, что он делает, если честно. Боюсь, ничего хорошего, — она снова вытерла уголки глаз. — Когда он злится, его сестра просто выбегает из комнаты, но, я знаю, это не помогает. Мой мальчик такой потерянный.
Ха! Это было странно: я думал, что он станет тем Ридом, которого я знал, — спокойным, пусть даже с травмой, через которую он прошел. Любознательным. Целеустремленным. Совсем не та версия, которую описала его мама.
— Если он пытается найти способы справиться, будь то гнев или изоляция... он боится, — сказал я. — Наверное, сейчас не лучшее время для него, чтобы быть одному, но если он отталкивает других... — я был в растерянности, и больше всего на свете мне хотелось поехать к нему домой и как-то помочь.
— Он через многое прошел, и я знаю, что он хочет оставить все это позади. Мы все это знаем. Но, боюсь, я уже готова на отчаянные меры…
— И я ваша последняя надежда? — закончил за нее я.
Ее темные глаза, такие же, как у Рида, расширились.
— Я не это имела в виду…
— Я знаю, что это не так, — сказал я, успокаивая ее. — Но скажите мне, что я могу сделать, чтобы помочь Риду.
«Я сделаю все, что угодно».
— Я думаю... я думаю, ему не помешал бы друг.
— Друг? — повторил я. Я долго смотрел на нее, думая, что это все, что она о нас думала. Черт, если бы ему нужен был друг, он мог бы выбрать любого из тех, кого она приведет, но он этого не сделает, не так ли?
Она покачала головой.
— Прости меня. Я хотела сказать, что... думаю, ты ему нужен.
— Я? — моргнул я, уверенный в том, что неправильно ее расслышал.
— Да. Ты.
Когда ее слова окатили меня, у меня было ощущение, что я нахожусь в какой-то альтернативной вселенной. После того, как она сказала мне, что он должен выздороветь без меня, теперь мама Рида здесь и просит меня о помощи? Сказала, что думает, что Рид нуждается во мне? Несмотря на это, очень яркая вспышка надежды прошла через меня от возможности снова провести с ним время. Но потом я вспомнил нашу недавнюю встречу и отключил ее, пока она не вышла из-под контроля.
— Послушайте, я не понимаю, чем могу помочь. Он понятия не имеет, кто я такой, — сказал я.
— Нет, но, может быть, ты дашь ему возможность узнать тебя получше.
«Разве не это он просил меня сделать? Помочь ему вспомнить?»
— Вы уверены, что этого хотите вы и мистер Валентайн?
— Мы хотим лучшего для нашего сына.
— И вы почему-то решили, что это я? — я вздохнул и окунул голову в руки. — Я думал, ему будет лучше без меня, — тихо сказал я.
— Это не так. Я не думаю, что это так. Да, сначала мы решили, что будет лучше, если он будет только рядом со знакомыми людьми, в знакомой обстановке, чтобы мог выздоравливать без путаницы. Но это не так. Это не выздоровление… — говорила она, и ее голос дрогнул от подступающих слез. — Я никогда не видела Рида таким счастливым, каким он был в течение нескольких недель после аварии. И я подумала, вдруг он испугается или рассердится. Конечно, он имел бы на это полное право. Единственное, что я могу сейчас сделать, чтобы изменить его — это ты.
Мои глаза затуманились, когда она скользнула к краю дивана и положила свою руку на мою.
— Пожалуйста, Оливер. Если Рид что-то для тебя значит, помоги мне вернуть сына.
Я моргнул, и горячие слезы потекли по моему лицу, и я задал себе вопрос, смогу ли я быть тем, кто поможет ему. Не только это, но хочу ли я испытывать неизбежную боль, которая вернется, как только я снова приближусь к Риду? На этот вопрос я мог ответить без колебаний — да. Не было ничего, чего бы я не сделал для его счастья, даже если бы эта цена была принесена в жертву моего собственного. Но я сказал себе, что это не жертва — знать, что человек, о котором я забочусь больше, чем о ком-либо в этом мире, будет в порядке.
Я снова подумал о записке, которую Рид написал перед операцией, и о том, как он сказал мне не сдаваться. Господи, я ведь даже не пытался, правда? Я позволил его семье сделать то, что они считали лучшим, и пожертвовал своими чувствами, но что, если это было неправильное решение?
У меня не было никаких сомнений в том, что я хочу сделать, но поставить себя на пути Рида вне Джо было бы сложно. Я не хотел делать того, что могло бы его отпугнуть, если бы хотел снова завоевать его доверие.